Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова Страница 27

него не осталось семьи, — возразил отец наирей. — Мать почила, отец спился. Даже не будь он сангиром, никто из посторонних вне Варнармура не стал бы ухаживать за калекой — недоученным амарганом, это слишком опасно. Все знают, чем может закончить тот амарган, который не выучен контролировать свой арух. У нас же, как вы понимаете, сангир: случай ещё более серьёзный.

Кто-то тяжко вздохнул, судя по силе вздоха — возможно, все разом.

— Мы должны превоплотить его, — упавшим голосом сказал брат Сойр. — Другого выхода нет.

— Превоплотить необученного амаргана в Йамаран? Ты бредишь, брат! — возмутился второй наставник.

— Брат Сойр говорит не о Йамаране, — задумчиво ответил отец наирей. — Тот же ритуал, то же снадобье, связывающее арух, чтобы он не мог покинуть тело самостоятельно или истаять при извлечении, те же действия превоплощающего. Вот только молитвы читаются другие, и арух направляется не в клинок, а в живое дерево, проходит от его корней к ветвям — и чрез листья, как сквозь сито, мельчайшими частицами переходит из Бытия в Небытие, сливаясь со светом Первовечного.

— Как красиво вы описали убийство. — Ярдис едва расслышал голос второго наставника, настолько он стал тих.

— Арух бессмертен, брат мой, он есть часть света Первовечного. А тело… У всех амарганов в ритуале Превоплощения оно погибает, верно? У брата Каннама оно парализовано ниже пояса. Но дело даже не в этом. Вы возьмёте на себя ответственность за те беды, которые может натворить — и обязательно натворит, учитывая его настрой, — сильнейший сангир? К этому ритуалу прибегают лишь в крайних случаях, но всё-таки он мне знаком…

Дальше Ярдис уже не слушал. Он зажал рот ладонью, чтобы не издать ни звука, и, дыша прерывисто и хрипло, нетвёрдой походкой двинулся прочь от кабинета отца наирея.

Он всю ночь бессмысленно бродил коридорами брастеона, словно заплутавший, ещё не осознавший собственной смерти призрак. В одном из самых глухих коридоров, кельи в котором обычно пустовали, ему послышался слабый стон. Ярдис словно проснулся, прислушался. Стон повторился, он ему не померещился и явно доносился из-за дальней двери. Ярдис подошёл к ней, бесшумно приоткрыл и скользнул в тёмную келью. В разных её углах лежали двое: Римар и Каннам. Ярдис бросился к другу, упал на колени и замер, не решаясь прикоснуться к сложенным на груди рукам, в лунном свете голубовато-бледным, с синими жилками. Каннам открыл глаза, светящиеся той же мёртвой голубизной, что и его кожа. Кривая ухмылка расколола его рот, сверкнули голубовато-белые зубы.

— Сам меня нашёл или подсказал кто? — хрипло, едва слышно спросил он.

— Тебя убьют, Каннам! — горячо зашептал Ярдис. — Они убьют тебя, если ты не остановишься!

Но тот лишь ещё раз усмехнулся:

— Арух бессмертен.

Ярдис понял: Каннам был в кабинете отца наирея своим арухом в очередном внетелесном путешествии и всё слышал.

— А жить в таком теле, и уж тем более — здесь, в брастеоне, мне тошно.

— Нет, нет, Каннам! Ты не должен, не должен слушать Неименуемого, ведь это он велит тебе делать запретное, это он ведёт тебя путём сангира, который уходит во мрак, это…

— Я сам этого хочу, — жёстко прервал его Каннам. — Я сам так решил. Путь скетха лишает нас всего, путь сангира открывает мне весь мир.

— Тебя убьют!..

— Тебя тоже, но позже. А я пока поживу вне этого тела, сколько ещё смогу, — отрезал Каннам и закрыл глаза.

Он так быстро вошёл в состояние внутреннего сосредоточения, что Ярдис даже ответить ничего не успел. Хлопнул ресницами, затряс друга за руку.

— Вернись, Каннам! Вернись! Зачем, зачем ты так?! Почему?

— Бесполезно, — прошептал от другой стены Римар. — Он так силён, что даже братья наставники не всегда могут вернуть его арух в тело. Приходится дожидаться, пока он устанет. С каждым разом всё дольше. Он очень силён и очень зол, Ярдис.

— Это он с тобой сделал? — спросил Ярдис, подойдя поближе и окинув взглядом избитого Римара.

— Я пытался его остановить. Ему нельзя было сбегать, понимаешь? — Он горько усмехнулся и добавил: — Ему достаточно было пролить чужую кровь, чтобы не превоплощаться. Жил бы в брастеоне скетхом, стал бы наставником…

— Он не хочет быть скетхом, — упавшим голосом ответил Ярдис.

Римар кивнул, поморщился от боли.

— Я не смог его переубедить. Ему хочется свободы. Он уверен, что она — за стенами Варнармура. А она внутри каждого из нас.

— Для него слишком ценна жизнь в человеческом теле.

— И поэтому он так запросто ею рискнул, а теперь даже не пытается сохранить то, что осталось? Нет, Ярдис, дело не в этом. Он думает, что свобода — это следование любым своим желаниям. Но разве ты свободен, будучи не в силах сопротивляться собственным прихотям, когда они ведут тебя к гибели?

«Зачем, зачем ты это сделал, Каннам?!»

Ярдис сел возле Римара, скрестил ноги и привалился спиной к холодной каменной стене.

— Мне жаль, что с тобой так вышло, — сказал он, немного помолчав. — Ты, наверное, зол.

— Нет, — спокойно отозвался Римар. — Я знал, что так может случиться. И я сделал выбор.

— Но, получается, зря. Ты не спас Каннама. Никто теперь не спасёт, разве только Первовечный…

— И тот не спасёт, пока Каннам сам спасения не ищет. Я хотя бы попытался и сделал всё, что мог. Пусть многое потерял, но это лучше, чем если бы я мог, а не сделал. — Римар помолчал, облизнул пересохшие губы, и Ярдис передал ему стоящую неподалёку чашку с водой. — А Каннам… Без воли самого человека даже Первовечный не сможет ему помочь. Знаешь, это как в трактатах пишут: «Отдавай благому делу все силы свои, и успех его — воля Первовечного, и да вознаграждён будет старательный и верный. Работая же вполсилы, не полагай, что Первовечный доделает твоё за тебя. Не работая вовсе, не ожидай, что Первовечный заставит тебя трудиться. Не он выбирает твой путь, а ты сам. Первовечный же помогает тем, кто не жалеет сил своих, дабы придерживаться пути света». Так что без собственного труда не выйдет ни спастись, ни погибнуть. Мы сами решаем, к чему прилагать свои силы. И сами выбираем, кто мы есть.

* * *

Каннама не стало тихо и незаметно, как будто никогда и не было. Мальчикам сказали, что его жизнь унесла болезнь. Римара связали клятвой не рассказывать того, что он знал. Он продолжил тренировки, но уже не столь насыщенные, которые требовались для будущих Йамаранов. Чуть сбавив нагрузку в физических упражнениях, ему увеличили нагрузку в упражнениях молитвенных, чтобы он смог ещё лучше контролировать свой арух, а спустя несколько месяцев ему назначили основное послушание вместо разных, по жребию выпадавших на неделю. Римар