Максим Шейко - Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть Страница 28

Теперь настал черед партизан. И если для закрытия этого вопроса нужно в чем-то потрафить местным националистам – пусть будет так. Сейчас Германии нужно спокойствие на новых территориях, нужны марганец и железо, нефть и зерно. Для этого не жалко дать некоторые привилегии тем, кто готов сотрудничать. Их время придет потом, когда удастся окончательно добить красного колосса – ждать осталось совсем недолго.

Ждать действительно оставалось недолго. Это Ганс понял, едва прибыв в Харьков. Весь харьковский железнодорожный узел был буквально забит эшелонами, а сам город наводнен военными самых разных мастей от интендантов и писарей до танкистов и саперов-штурмовиков. И весь этот людской водоворот буквально вопил каждым своим движением: скоро наступление! Видимо, это понимал не только Ганс – подошедший к нему гауптшарфюрер Эмиль Баллак кивнул на сплошные ряды вагонов и платформ, забившие все пути на Основе – главной товарной станции Харькова:

– Ну и скопище! Кажется, latrinenparole[28] на сей раз не соврали – будет наступление. Что думаешь, командир? – Ганс помимо воли расплылся в улыбке – естественная реакция организма на присутствие рядом старшего унтера роты.

Нойнер мог с полным основанием считать себя ветераном дивизии. Он служил в «Тотенкопф» с момента ее формирования в далеком 39-м году – немалый срок, особенно во время войны. И все время, пока он служил в мотоциклетной роте разведбата, вначале младшим офицером, а затем и командиром, старшим унтером роты бессменно являлся Клинсманн. Менялись командиры и взводные, приходили и уходили солдаты и унтера, но гауптшарфюрер Куно Клинсманн был неизменен, как математическая константа. Он настолько въелся в ротный быт, что представить себе кого-то другого на его месте было просто немыслимо. Куно стал своеобразным ротным страховым полисом: если какая-то задача не имела решения – ее надо было поручить гауптшарфюреру, и можно было не сомневаться, что молчаливый мордоворот найдет выход. Именно таким, по глубокому убеждению Ганса, и должен был быть ротный унтер – здоровым, как бык, надежным, как скала, и невозмутимым, как бронзовый истукан. Поэтому, когда в первый день его пребывания в Фаллингбостеле мелкий суетливый тип с медно-рыжей шевелюрой, веселыми серыми глазами и добродушной, слегка забавной курносой физиономией представился ему старшим унтер-офицером третьей противотанковой роты противотанкового дивизиона «Тотенкопф», Нойнер счел это каким-то недоразумением. Вот так он с тех пор и относился к Эмилю – как к явному недоразумению. И надо сказать, что сам Баллак немало сделал для укрепления этого мнения о своей персоне.

Взять хотя бы то, что этот нетипичный унтер и в СС-то попал практически случайно. То есть принцип добровольности как бы был соблюден, но фактически Эмиль просто искал применение своим техническим способностям, в связи с чем и подался в тяжелые годы Великой депрессии в автомобильные части СА[29]. А после падения СА в 34-м году перешел в СС, став вначале техником, а потом и инструктором по вождению. Так он и кочевал по различным техническим подразделениям, пока не очутился в противотанковой школе в Бенешау. Вот тут-то судьба, в лице кадрового отдела, и выкинула свой очередной фортель, благодаря которому Эмиль, не имевший ни боевого опыта, ни гренадерской стати, оказался зачислен в группу маршевого пополнения, направляемого из школы в противотанковый дивизион «Тотенкопф».

Оказавшись среди отборных головорезов, сплошь покрытых полученными в боях шрамами и увешанных заслуженными в тех же боях наградами, Баллак, имевший из наград только значок за отличное вождение, а из ранений только пару отбитых молотком во время возни в гараже ногтей, несколько растерялся. Одно дело обучать премудростям обращения с техникой старательных новобранцев, и совсем другое – командовать тертыми фронтовыми волками. Тот факт, что Эмиль был на полголовы ниже и заметно уже в плечах даже самых «хилых» из оказавшихся в его роте гренадер, тоже не добавлял ему уверенности. И ладно бы его определили в транспортную колонну снабжения или ремонтную роту, так нет же – извольте командовать самоходчиками. Ну, вот как можно командовать здоровенными сорвиголовами, которые даже танки превращают в металлолом?!

В общем, появление в роте Ганса стало для Баллака настоящим спасением. Новоявленного командира не смущали преследующие Эмиля трудности и сомнения. Нойнер сумел быстро разобраться, что к чему, и определил жертве кадрового произвола фронт работ в соответствии с профилем – назначил его ответственным за техническое состояние ротной техники и транспорта. Здесь Эмиль оказался на своем месте, быстро сведя количество транспортных единиц, пребывающих в ремонте, к абсолютному минимуму. Ганс оценил технические таланты горе-гренадера, его трудоспособность и исполнительность, а также веселый, незлобивый характер. В общем, гауптшарфюрер оказался очень полезным человеком, но воспринимать его как старшего унтер-офицера Ганс так и не научился.

Впрочем, как относиться к своим подчиненным – это личное дело командира, лишь бы дело делалось и устав не нарушался. А вот выяснить кое-что заранее – не помешает. Так что затеянный унтером разговор весьма кстати.

– Боишься? – Простой вопрос, заданный веселым тоном, выбил Баллака из колеи. Не то чтобы он совсем растерялся, но такая резкая смена темы несколько смутила Эмиля. Он слегка замялся, подыскивая слова:

– Э-э, не то чтобы боюсь… просто, ну как бы… непривычно, что ли? Я ж еще на фронте-то не был. Не знаю, как оно будет. Вот.

Ганс кивнул, не переставая ухмыляться. Эмиль еще больше стушевался.

– Не, командир, ты не думай, я не трушу! Ну, вот у тебя разве такого не было, когда первый раз на войну попал?

– Неа. Я тогда пацан еще был совсем – даже офицером еще не стал. В двадцать лет не думаешь о смерти, только о подвигах. Мы тогда поляков голыми руками на ветошь порвать готовы были.

– Да? Черт! А че ж я-то русских порвать не хочу? Не, то есть я хочу, конечно, но так, чтоб своими руками… как-то не очень. Старость, что ли? – Эмиль вконец расстроился и задумчиво взъерошил свою медную шевелюру, демонстрируя растерянность от происходящего. Выражение у него при этом было такое потешное, что Ганс не выдержал и все же расхохотался, выпустив на волю тщательно сдерживаемое веселье. Не прекращая смеяться, Нойнер хлопнул по плечу расстроившегося гауптшарфюрера, отчего тот едва не присел, и соизволил, наконец, пояснить причины своего веселья:

– Ты напрасно переживаешь по этому поводу. Это моя пятая кампания, не считая похода на Прагу. Поверь: я повидал всякого. И доблесть, и трусость, и глупость, и страх. И, как по мне, для новичка ты держишься очень даже неплохо. Хочешь совет? Не забивай себе голову – делай то, что должен делать! Я ж тебя не канониром назначил, а техником – вот и заботься о технике, у тебя это хорошо получается. А об остальном позаботятся другие. И не смей думать, что твоя работа менее важна или почетна! Понял? – Баллак кивнул. – Тогда слушай приказ: проверить технику и подготовиться к маршу. Сразу после выгрузки мы двинемся в район сбора.

Баллак отправился в конец эшелона, ловко перепрыгивая по платформам, а Ганс, продолжая улыбаться, вновь опустился на сложенный брезент – приятно все же оказаться правым в своих предположениях. А после этого разговора Нойнер был уверен, что не ошибся в гауптшарфюрере – когда начнутся серьезные испытания, Баллак не подведет. Хотя второго Клинсманна из него все же не выйдет. А жаль.

Бескрайняя степь покорно стелилась под гусеницы проезжающей техники. Колхозные нивы с только-только поднявшимися яровыми чередовались с полями уже вовсю колосящихся озимых. А затем вновь тянулись нераспаханные участки, поросшие луговыми травами и ковылем. Июньское солнце еще не успело до конца высушить землю, напоенную майскими грозами, поэтому над колоннами 1-й танковой армии, идущими на юг, не клубились, заслоняя солнце, тучи едкой серой пыли, так досаждавшие Гансу прошлым летом.

Наступление началось 29 мая – пополненная и переформированная 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Гота обрушилась на правый фланг Юго-Западного фронта, нанеся первый удар операции «Блау». Три танковых и два армейских корпуса, 1300 танков и штурмовых орудий – бронированный таран, которым немцы собирались проломить советский фронт, были сосредоточены в районе Старого Оскола, юго-западнее Воронежа, чтобы решить исход кампании одним ударом. Свыше полутора тысяч самолетов IV и VIII авиакорпусов расположились на аэродромах по широкой дуге от Воронежа до Харькова, готовые поддержать действия наземных войск. Новый командующий 4-м воздушным флотом генерал Вольфрам фон Рихтгоффен (родственник знаменитого «красного барона») гарантировал, что господство в воздухе будет абсолютным, а бомбоштурмовые удары – эффективны как никогда. Все было рассчитано и выверено с чисто немецкой пунктуальностью и дотошностью. Однако советское командование упредило своих германских визави. Войска Южного фронта Малиновского начали наступление на Ростов и южный Донбасс 25 мая.