Евгений Красницкий - Отрок. Ближний круг Страница 28

«Пардон, Нинея Всеславна, приношу свои извинения за напрасные подозрения. Все складывается. Первак или Вторуша, проходя мимо кучи глины, мазанули тряпку и отдали Листвяне. Я же говорил, что все должно быть просто!»

— Так, старшина, Можешь больше об этом деле не беспокоиться. — Уверенно заявил Мишка. — Я сам с отцом Михаилом все обговорю, никаких подозрений на тебе больше не будет.

— Что, так просто?

— Проще некуда. Ну не таскали же вы покойника до середины острова, чтобы в глине вымазать? Да и не знали вы тогда про ту глину, начинали-то вы стройку больше месяца назад.

— Ага. Как положено — в новолуние, а закончили в русалью неделю. Всё по обычаю!

Да, обычаи артель соблюдала неукоснительно и строжайшим образом, Мишка однажды сам в этом убедился. Приехав в тот день на стройку «из учебной усадьбы», он стал свидетелем весьма впечатляющего зрелища. Голый по пояс плотник по кличке Куна тащил, надрываясь, к берегу Пивени здоровенное бревно, а остальные артельщики, по очереди, хлестали его по спине розгами.

По окончании экзекуции, когда бревно было сброшено в реку, Сучок объяснил Мишке смысл произошедшего. Оказывается Куна проглядел, бревно с сучком, выросшим не на поверхности ствола, а изнутри. Такой сучок потом выпадает из бревна, оставляя после себя косую круглую дырку. Это считается очень плохой приметой, способной навлечь на жильцов множество бед.

— Вот-вот, по обычаю. — Решил приободрить Мишка плотницкого старшину. — Отец Михаил мужик умный, все поймет. А того, кто на нас напраслину возвел, мы наверно, никогда не узнаем — тайна исповеди, сам понимаешь.

— Ну, и слава Богу! — Сучок вздохнул с явным облегчением. — А то, что мы под дом конский череп положили, мед, хлеб, воск… Церковью это не возбраняется. Мы даже череп лошадиный старый взяли, не стали коня губить…

— Ладно, ладно. Закончили с этим, беру все на себя. У тебя еще дела, какие-нибудь, ко мне есть?

— Есть, Лис. Ха! А, ведь, и вправду, Лис! Как ты это все хитро повернул… А дело такое: помнишь, ты что-то там про лесопилку говорил?

— Говорил, и что?

— Понимаешь… — Сучок снова полез скрести в затылке. — Закуп, конечно, должен на хозяина работать, но никто же не запрещает ему, если может, работать и на себя. Доски — товар дорогой…

— Хочешь долю с продажи?

— Не для себя, для артели. Лис, мы без обмана. Крепость тебе выстроим — залюбуешься! Все, что еще скажешь, сделаем, но ты пойми: людям надежда нужна, верить надо, что из кабалы вырвемся!

— Водяные колеса поставишь?

— Не сомневайся!

— Лес нужен будет выдержанный, из сырого доски дрянные получатся.

— Лес заготовим, под навесами выдержим, все, как надо будет.

— Быстро не получится. — Продолжил охлаждать пыл Сучка Мишка. — Пока заготовите лес, пока он под навесом вылежится, пока пилы откуете, лесопилку поставите… Может, что-то с первого раза не выйдет, переделывать придется. А там — зима, водяное колесо встанет.

— Ну и ладно! Мы же крепость не завтра закончим. До весны лес под навесом дойдет, весной пилить и начнем.

— А продавать где? В Ратном покупателей на доски много не найдется.

— Э! Был бы товар, а покупателя найдем. Слушай, Лис, а до больших городов здесь далеко? Я, когда сюда плыли, как-то не приглядывался, настроение не то было. Меня выпусти сейчас, так я и дороги домой не найду, больно уж далеко нас Никифор завез.

— А где дом-то твой, старшина?

— В Новгороде Северском… — Сучок запнулся и тяжело вздохнул. — Нету дома. И у меня нету, и у артельщиков — все за долги продали. И нас, тоже, продали…

— Как же вы так? Это ж, какой долг должен быть, чтобы вся артель в кабалу попала?

— А! — Сучок безнадежно махнул рукой. — Чего уж теперь? Человека мы убили, не простого человека, а княжьего. И не просто княжьего, а ближника.

«Да! Это вы попали, ребята. По Русской Правде Ярослава Мудрого, за убийство княжьего человека, штрафы назначаются немилосердные. Где-то я читал, кажется у профессора Рыбакова, что доходило до нескольких килограммов серебра, даже до десятков килограммов. И особенно не разбирались — если не находили убийцу, штраф брали с того, на чьей земле обнаруживался труп».

— Ты только не подумай, что мы жертвоприношение перед строительством устроили! — Неправильно понял мишкино молчание Сучок. — Случайно все вышло. У боярина Козлича — ближника князя Олега Святославича — кто-то из родни помер. Он по такому делу церковь-обыденку заказал. Ну, такую, что за один день строится. Мы взялись, а он, нет, чтобы подождать до вечера, все крутился под ногами, во все нос совал, так извел, что хоть работу бросай. Терпели-терпели, а потом взяли, да и подпортили немного подмостья, думали, что свалится, ушибется, да и отстанет от нас.

Сучок замолк и принялся одергивать и оправлять на себе рубаху.

— А Козлич не просто ушибся, — подсказал Мишка — а насмерть.

— Угу. Шею свернул.

— И какая же вира вышла?

— За боярина — пятьдесят гривен, за то, что церковь в срок не достроили — еще пять, за то, что убийство в Божьем храме, хоть и недостроенном, учинили — еще десять. Двенадцать гривен мы сообща собрали. У баб своих серьги, колты, ожерелья… даже кольца обручальные позабирали. Дома и все хозяйство, по приговору, за бесценок ушло — меньше четверти долга. Остальное никифоров приказчик уплатил. Сам в долги залез, но больно уж выгодно ему показалось — мы же лучшей артелью были. Не только в Новгороде Северском, нас и в Чернигов звали, и в другие места.

— Понятно. А лихву какую Никифор положил?

— Вроде и по божески — десятину в год, да только десятина от такого долга… — Сучок опять вздохнул и махнул рукой. — На нее одну целый год и горбатиться, если еще придумаешь как.

— М-да. Крепко вас.

«Правильно я тебя понял, Сучок — горазд ты на опасное озорство. Рано или поздно, такие, как ты, обязательно нарываются на серьезные неприятности. Ладно бы сам, а ты еще и людей своих подставил, и семьи их. Нет, не случайно у тебя это все вышло. Не в тот раз, так в другой бы влипли. Нету у тебя, в зазоре между желанием и действием, мысли. Захотелось — сделал, а подумать, перед тем, как делать…»

— Какую долю в продаже досок хочешь, старшина?

— Половину! — Выпалил Сучок и настороженно уставился на Мишку. — Вся работа наша, твоя только задумка.

— Да? А то, что на моей земле лесопилка стоять будет? А то, что мой лес вы на доски пилить будете? А то, что в ущерб моей работе, прибыток себе зарабатывать станете?

В принципе, Мишка был не против предложения плотницкого старшины, но не поторговаться — потерять лицо, уважать не станут. Аргументы оказались весомыми — Сучок поколебался и осторожно спросил:

— Какую ж ты долю себе хочешь?

— Не дергайся, старшина! Я же понимаю: половину ты запросил для того, чтобы выторговать четверть. Что, не так?

— Не так! Половина — цена справедливая!

— Справедливая? А давай-ка подсчитаем! Сколько тебе останется с цены досок, если лес ты у меня будешь покупать, за пользование лесопилкой платить, за задержку строительства тоже платить? Да еще не забудь, что доски до покупателей довезти надо — перевоз, ведь, бесплатным не бывает. Погрузить — людей опять от строительства отвлечешь. Сколько-то народу с досками отправить придется, пока довезут, пока расторгуются, пока вернутся… Опять люди от работы отвлечены. Ну, много тебе останется?

Сучок совсем сник. Снова сцепил пальцы рук, опустил голову и пробормотал:

— Лис, он и есть Лис. Так обведет, что еще и должен останешься.

— Я же сказал: «Не дергайся, старшина». Признавайся: рассчитывал на четверть?

— Что б тебя леший… Рассчитывал.

— А я рассчитывал дать тебе тридцать пять досок из каждой сотни. Не кочевряжился бы, так бы и урядились. А теперь даю тридцать. Согласен?

— Много тебе навару с пяти досок!

— Не в наваре дело, старшина. Я тебе возможность на волю выкупиться даю, а ты гонор мне показывать принялся. За то и вира с тебя. Грамоту писать будем, или на слове согласимся?

— На слове? С Лисом? — Начал было Сучок, но вспомнив о гоноре, тут же поправился: — Согласен. Верю на слово.

— Тогда, еще одно условие.

— Что еще? — Опять насторожился плотницкий старшина.

— Не бойся, условие простое. О нашем договоре не болтать. Своим скажи, чтобы охотнее работалось, но больше никому.

— Это можно. Не беспокойся, Лис, не разболтаем.

— Теперь еще одно дело. Подбери несколько вязов обхвата в полтора, отложи отдельно, пусть выдерживаются, я потом скажу, что с ними делать…

Дверь распахнулась и в горницу вошла Листвяна в сопровождении кухонной девки, несущей поднос с едой. Ключница строго глянула на Сучка и объявила:

— Михайле Фролычу поесть надо, скоро лекарка придет перевязку делать!