Павел Корнев - Падший Страница 28

— Индийский или африканский?

— Африканский, — решил я и добавил: — И еще принесите лимонный поссет. Высокий бокал.

— Хорошо.

Официант отправился передавать мои пожелания на кухню и в бар, а я с обреченным вздохом ослабил шейный платок и без особого интереса огляделся по сторонам. Еще не так давно посещение подобного заведения стало бы для меня настоящим событием, сейчас же просто хотелось поскорее поужинать и вернуться к себе. Раньше мне было интересно наблюдать за чужой роскошной жизнью, за дамами в вечерних платьях и напыщенными кавалерами, теперь это навевало одну лишь скуку.

Ничего удивительного: одиночество и скука, по обыкновению, идут рука об руку.

Очень скоро я начал жалеть, что заказал ростбиф, а не банальный стейк, но отменять заказ не стал. Понемногу потягивал чай и смотрел за окно. Вид из ресторана открывался на площадь императора Климента.

Наконец принесли ростбиф с гарниром, я в пять минут расправился с ужином, расплатился и поднялся в номер с бокалом лимонного поссета. Обычно молочный напиток со специями готовили с ромом или крепким элем, в этом случае их роль выполнял лимонный сок. Дурманить сознание алкоголем сегодня не стоило: вынужденное возвращение в Новый Вавилон и без того не лучшим образом сказалось на нервах, сердце было не на месте.

«Сердце не на месте»? — Я невольно улыбнулся этой мысли, но слишком уж нервной вышла улыбка, похожей на оскал. Попытался заставить себя успокоиться — не получилось.

Для одних я мертв, а для других сгинул без вести, но кто-то сумел проникнуть в мой секрет, и это заставляло ежиться от выматывающего ожидания удара в спину.

А так и с катушек слететь недолго.

Отперев номер, я слегка приоткрыл дверь, прислушался, принюхался — ничего. Но выговаривать себе за паранойю не стал: сожженный дирижабль плодом моего воображения не являлся. Меня хотели убить. Отчего-то эта мысль навалилась всей своей безысходностью именно сейчас.

Впрочем, ничего удивительного: убывающая луна, пропуск приема лекарств, возвращение в столицу…

Я поставил бокал с поссетом на стол, снял пиджак, повесил его на спинку стула. Затем подступил к двери в номер Лили и аккуратно, чтобы ненароком не лязгнуть металлом, задвинул засов со своей стороны.

Поссет к этому времени уже остыл, но и так я с удовольствием отпил его и ушел на террасу. Уселся на плетеный стул, вытянул ноги и посмотрел на погруженный в сумерки Новый Вавилон, словно вернувшийся к отчему дому блудный сын. Аж слезы на глазах навернулись.

Но это все дым. Ностальгия никогда не донимала меня, старые добрые времена были, скорее, старыми недобрыми, да и здравый смысл подсказывал держаться от столицы как можно дальше.

Окончательно стемнело, над отелем зависла подернутая дымной пеленой половинка луны. Дома с островерхими крышами, башенками и шпилями выделялись на фоне неба однотонными силуэтами. Где-то светились прямоугольники окон, но большей частью старого города завладели сумерки. Так мне казалось. Из кресла газовые фонари на улицах были не видны, мешало ограждение, а подниматься на ноги не хотелось.

Я взглянул на соседний балкон, куда падал отсвет из окна номера Лилианы, и невесть с чего в голове мелькнула шальная мысль перебраться через невысокий бортик и тайком заглянуть в спальню Лили. Даже не стал рассматривать ее всерьез.

Допив поссет, я ушел в гостиную и только поставил на стол пустой бокал, как за спиной прозвучал мерзкий смешок. Нож оказался в руке сам собой, щелкнул титановый клинок, и я ударил в развороте — снизу вверх!

Беловолосый коротышка в распахнутом на груди зеленом камзоле зажал ладонью горло, выпучил глаза, забулькал и навзничь повалился на ковер. Откатился к стене гармошкой смятый цилиндр, судорожно задергавшаяся нога отбила короткую дробь ботинком с обрезанным носом, и лепрекон затих.

— Проклятье! — в голос выругался я. — Ты откуда взялся?!

Альбинос приподнялся на одном локте и скорчил рожу.

— Драть! — выругался он. — Я так старался! Мог бы сделать вид, что поверил! Мог бы погоревать о старом друге, которого ты… — коротышка жалостливо шмыгнул носом и резким движением провел по горлу отставленным в сторону большим пальцем, — собственноручно зарезал!

Ноги враз стали ватными, я опустился на стул, отложил нож и взглянул на левую ладонь. Перечертившая ее нить белого шрама никуда не делась.

— Эгей, малыш! — Лепрекон поднял с пола сплющенный цилиндр и водрузил его на голову. — Ты, часом, язык не проглотил, болезный?

— Ты полупрозрачный, — заявил я в ответ. — Через тебя проходит свет!

Газовые рожки в гостиной не горели, но проникавшее в окно лунное сияние позволяло разглядеть золоченый узор обоев за спиной лепрекона, а сам он казался каким-то тусклым, напоминая сотворенную с помощью дыма и зеркал иллюзию балаганного фокусника.

— Драть, тоже мне новость! — расхохотался коротышка. — Я же призрак! — Он поковырял пальцем в носу, вытер неровно обкусанный ноготь о штанину и задумчиво посмотрел в окно. — Или нет?

Вот уж кем лепрекон не являлся, так это призраком. Воображаемый друг детства был не просто порождением моего подсознания и таланта сиятельного, он являлся частью меня самого. Не альтер эго, нечто совсем другое. Воплощение моего проклятия, звериная ипостась.

— Какого дьявола?! — вскочил я на ноги. — Откуда тебя черти принесли?!

— Ты меня спрашиваешь?! — окрысился в ответ коротышка. — Это тебя спросить надо! — Он ловко заскочил на стул, перебрался с него на стол и, заложив руки за спину, прошелся по белоснежной скатерти. — Хотя ты — это я, и наоборот, поэтому не важно, кому из нас задавать такой вопрос. Факт остается фактом — ответа мы не знаем.

— Бред! — только и выдохнул я на это заявление.

— Тебе видней, — легко согласился со мной лепрекон и фыркнул: — Драть! Да ты сам с собой разговариваешь! Нехороший симптомчик! — Он снял крышку с жестяной банки из-под леденцов, вытащил оттуда пистолетный патрон, попытался надкусить пулю и с отвращением бросил обратно. — Невкусно!

— Не иллюзия… — отметил я, когда небрежный тычок ботинка с обрезанным носом скинул жестянку со стола, и вылетевшие из нее патроны раскатились по всей комнате.

— Полтергейст, драть! — заржал альбинос. — Злой дух, а-ха-ха!

— Уймись! — вскипел я. — Уймись, по-хорошему прошу!

— А то что? — мерзко ухмыльнулся коротышка. — Отшлепаешь меня?

Я молча подошел к буфету, наполнил стакан водой, осушил его и лишь после этого веско повторил:

— Уймись.

— Ладно-ладно! — Лепрекон покладисто выставил перед собой открытые ладони, но в его глазах не мелькнуло ни тени раскаянья.

— Откуда ты только взялся? — переспросил я.

— Ты знаешь откуда, — ответил коротышка. — Ты знаешь, малыш.

— Не-е-ет, — протянул я и уже громче и резче отрезал: — Нет!

— Да! — Будто назло мне, альбинос расплылся в лягушачьей улыбке от уха до уха. — Это страх, Лео. Это все твой страх. Страх сделал тебя таким, какой ты есть. Талант сиятельного, живое воображение и стра-а-ах…

— Убирайся к черту! Я ничего не боюсь! Ничего!

Лепрекон рассмеялся.

— Малыш, да я с ходу назову дюжину твоих фобий! Не забывай, ты — это я. Только ты… как бы сказать помягче, чтобы не обидеть… — Коротышка походил по столу, потом прищелкнул пальцами и заявил: — О! Придумал! Ты трусливый урод, Лео! Вот ты кто!

Злиться на собственную галлюцинацию не было никакого смысла, и усилием воли я придержал уже рвавшееся с языка ругательство. Хрустнул костяшками пальцев, заставляя себя успокоиться, но раздражение никуда не делось. Чертовски неприятно выслушивать гадости в свой адрес от себя самого, есть в этом нечто неправильное. И все же меня сейчас беспокоило отнюдь не состояние собственного душевного здоровья. Просто что-то шло не так.

Первый раз лепрекон объявился, когда мне не было и пяти. Причиной его появления стал вовсе не страх, скука и одиночество создали его. Скука, одиночество и подстегнутое талантом сиятельного воображение. Тогда никто из окружающих не видел моего воображаемого друга, он был бесплотной тенью в моей голове, не более того.

И прошлое появление лепрекона к моим фобиям вновь никакого отношения не имело. Не знаю, что именно вызвало его из небытия: противоестественный договор с суккубом и ее потусторонняя сила или скормленное мне сердце падшего, но точно не страх.

Так что стряслось сейчас? Что происходит?!

— Гадаешь, во что такое вляпался? — мерзко ухмыльнулся лепрекон, соскочил со стола и принялся изучать содержимое буфета, выдвигая один ящик за другим. — Это страх, малыш. Просто страх.

— Я! Ничего! Не! Боюсь! — чеканя слова, выдал я, поднялся со стула и развел плечи. — Любого в бараний рог скручу! Ты понял?

Лепрекон фыркнул, набросил на руку полотенце и принялся накрывать на стол. Фарфоровая тарелка посередине, справа — нож, слева — вилка, серебряные, с рукоятками из слоновой кости. Рядом — хрустальная рюмка.