Андрей Колганов - После потопа Страница 28

   Что это? Оказалось - часть летного пайка. Шоколад, некая питательная смесь в виде толстой плитки, тюбик с концентрированным соком черной смородины, печенье, пакетик с орехами и сухофруктами, зубочистки, освежающая салфетка...

   Плюнув на опасность, Сухоцкий развел внутри фюзеляжа костерок из обломков ящиков. Кое-как, при свете подожженной обертки пакета, расчистив участок на полу, чтобы не подпалить ненароком что-нибудь легкогорючее или взрывоопасное, Юрий, настругав щепочек, лучин побольше, и сложив сверху несколько крупных обломков досок, запалил огонек. Дрова занялись, и вскоре по стенкам фюзеляжа заплясали отблески пламени и причудливые тени.

   "Давай-ка, Надя, будем сушить одежду. Болеть нам вовсе ни к чему". - С этими словами Юрий снял ботинки, камуфляж, майку, оставшись в одних трусах. Отжав одежду, он подтащил поближе к костру полуразбитый ящик и разложил на нем для просушки и одежду, и ботинки.

   Оглянувшись на Надю, сидевшую у костра без движения, Юрий жестко произнес:

   "Это не совет. Это приказ. Хочешь выжить - суши одежду. Стесняться будешь, когда выкарабкаемся из этой передряги". - И добавил - "Смотри, отжимай как следует. Или нет, давай лучше я. Тебе еще ни к чему напрягаться".

   Понукаемая Юрием, Надя нехотя стащила с себя одежду, также оставшись в конце концов в одних трусиках, и отдала ему. Дрожа от холода, она присела на корточки, обхватив голые плечи руками. Сухоцкий пошарил в темноте неподалеку от костерка и нашел большое брезентовое полотнище. Подстелив его на дощатый настил, он усадил на полотнище Надю и завернул ее в брезент.

   "Так теплее?" - участливо спросил он.

   "Не очень..." - откликнулась девушка.

   Пламя костра постепенно стало все же немножко согревать. От сырой одежды начал подниматься пар.

   "Послушай, Юра" - вдруг заговорила Надя. - "А что стало с нашими ребятами?"

   Сухоцкий не обратил внимания на необычную фамильярность обращения.

   "Большинство успело уйти" - ответил он.

   "Большинство? Значит, не все?" - встревожилась Надя.

   "Не все", - подтвердил Юрий. - "Трое погибло". - Он не стал говорить о Тане Гаврилиной, судьба которой занозой сидела у него в памяти, не давая совести покоя. Не сказал он и о тех троих, что не успели вскочить в БТР и пробирались в Зеленодольск сами - по той простой причине, что он об этом и сам ничего не знал.

   "А почему ты не ушел со всеми?" - снова задала вопрос Надя.

   "Я командир. Я отвечаю за каждого из вас. Не мог же я тебя бросить", - пожал плечами Сухоцкий.

   "Значит, ты остался из-за меня?" - допытывалась девушка.

   "Да", - коротко ответил Юрий, и тут же счел нужным добавить, - "но я остался бы ради любого своего бойца".

   Этот ответ не очень-то обрадовал Надю и она умолкла. Они сидели в тишине. Фюзеляж наполнился дымом, евшим глаза и затруднявшим дыхание. Однако стало заметно теплее, да и дым от горевшего дерева немного отбивал трупной смрад. Возможно, в самолете, помимо трупа в пилотской кабине, который Юрий, кривясь от отвращения, выкинул через бортовой люк, были и еще трупы, не замеченные в темноте.

   Через несколько минут девушка снова нарушила молчание:

   "А ты знаешь, как выбраться отсюда?"

   "Завтра", - односложно ответил Юрий.

   "Что - завтра?" - не поняла девушка.

   "Завтра я буду знать, как отсюда выбираться", - пояснил Юрий. - "А сейчас нам выбираться ни к чему. Лучше сидеть здесь".

   Сухоцкий встал, перевернул сохнущую одежду, пошевелил костерок и добавил в него обломков досок. Пламя вспыхнуло веселей.

   "Ботинки плохо сохнут" - озабоченно промолвил Юрий, опускаясь на место. И, повернувшись к Наде, протянул ей половину бортпайка пилота. - "На, подкрепись пока".

   Жевали молча, затем лизнули немного концентрированного сока из тубы и запили все это водой из фляги. Затем Надя снова заговорила:

   "А мне почему-то не хочется торопиться в Зеленодольск".

   Юрий насторожился.

   "Если бы можно было остаться в том домике, я бы, ей-богу, не отказалась там пожить еще немного" - продолжала Надя.

   "Ага, вдвоем" - стараясь не казаться чрезмерно язвительным, как бы поддакнул ей Сухоцкий.

   "Ага", - ответила Надя, вроде бы не обращая внимания на язвительные нотки, сквозившие в голосе Юрия. - "Разве плохо?"

   "Конечно, неплохо" - тем же тоном продолжал Сухоцкий. - "Ты себе лежишь, я о тебе забочусь, кормлю-пою, одеваю-раздеваю, в туалет на руках ношу..."

   "А как же еще?" - уже довольно игриво произнесла Надя. - "Так и должно быть. Я же все-таки девушка, а ты - мужчина. Ты и должен обо мне заботиться".

   "Я и забочусь" - сухо отпарировал Юрий. - "А вообще-то - пустой разговор. Мы должны быть в Зеленодольске как можно скорее. Ты уже большая девочка, должна понимать сама".

   "Я понимаю" - обиженно протянула Надя. - "Но так хочется ..." - она не договорила и умолкла.

   "Мне тоже хочется", - неожиданно для себя самого произнес Юрий, и тут же оборвал сам себя, - "но сейчас не время и не место".

   Сухоцкий еще раз поправил теплую, но все еще немного влажную одежду, сел на место и продолжил попеременно напрягать и расслаблять мышцы - занятие утомительное, но позволяющее держать тело в разогретом состоянии.

   "Если бы не война, мы бы никогда не встретились..." - задумчиво протянула Надя и спросила, повернувшись к Сухоцкому - "а что ты будешь делать, когда война кончится?"

   Сухоцкий долго молчал, потом медленно проговорил:

   "Боюсь, наша война будет тянуться очень долго. Очень. И вряд ли разумно строить планы на послевоенное время".

   "Так что, мы обречены? Мы все время будем воевать? Все время драться с бандитами? И ничего хорошего больше нас впереди не ждет?" - в потоке вопросов явно слышалось разочарование.

   "Да, впереди многие годы войны" - еще раз подтвердил Юрий. - "Но это вовсе не значит, что впереди у нас нет больше ничего, кроме схваток с бандитами. Забот хватит и помимо стрельбы, погонь, засад и прочего в том же духе. Другое дело, что заниматься всякими мирными обязанностями придется, не выпуская хотя бы из одной руки автомата" - пояснил он свою мысль.

   "Ну тогда - что бы ты хотел делать, помимо войны?" - не отставала Надя.

   "Помимо войны? О, дел нам всем хватит. Выше крыши. Людей осталось чуть, горстка. А надо как-то восстанавливать жизнь, чтобы не откатиться в дикость, в каменный век. Дел-то хватит. Хватит ли у нас сил? Вот что меня беспокоит..." - говорил Юрий.

   "Да, людей совсем мало осталось", - согласилась Надя. - "Будет ли когда-нибудь их снова столько, сколько было до войны?"

   "А это и от вас зависит", - чуть усмехнулся Сухоцкий.

   "От кого - от нас?" - спросила Надя, уже начиная понимать, что имел в виду Юрий.

   "От вас, от женщин. Сколько сможете родить, да выкормить, столько и будет народу".

   "Ага!" - вскинулась Надя. - "Мы, значит, должны рожать, да выкармливать, а остальное, выходит, уже не наше дело?"

   "Я так не думаю" - серьезно произнес Юрий. - "Для роста населения, может быть, так и было бы лучше. Но так не выйдет. Женщин нельзя отстранить от прочих дел, иначе не получится удержать хоть что-нибудь от нашей прежней цивилизации. Мне не хотелось бы жить в патриархальном обществе. И мне не хотелось бы, чтобы мои дети жили в таком обществе".

   "А у тебя есть дети?" - заинтересованно спросила Надя.

   "Нет" - ответил Сухоцкий. - "И при нынешних обстоятельствах можно было бы даже сказать - к счастью".

   "Что же, теперь тебе совсем не хочется иметь детей?" - продолжала допытываться Надя.

   "По-моему, только что кто-то другой весьма неодобрительно смотрел на перспективу деторождения", - попробовал отшутиться Юрий. - "Так что даже если бы я и хотел..."

   Это была неудачная фраза. Сухоцкий скоро понял это. Но сейчас он встал, проверил одежду и удовлетворенно пробормотал:

   "Ну вот, все сухое, все тепленькое..." - И уже громче добавил - "Можно одеваться. Только, прежде чем облачаться в сухое, давай-ка я разотру тебя водочкой. Спиртом бы лучше, но чем богаты..."

   Сухоцкий, не обращая внимание на вялое сопротивление Нади, вытащил ее из брезента, в который она куталась, заставил лечь на живот и с усилием стал растирать водкой. Затем он перевернул ее на спину, опять не обращая внимания на протесты, и растер водкой грудь. Тут же натянув на нее фланелевую рубаху, подобранную накануне в домике, камуфляжные штаны и гимнастерку, носки, он снова завернул ее в брезент.

   "Ботинки еще не просохли" - с сожалением констатировал он.

   Затем Сухоцкий оделся сам. Подумав несколько секунд, он все-таки натянул ботинки и затоптал костер. Отдельные угольки и края досок настила, в котором прогорела внушительная дыра, продолжали тлеть. Выламывая доски штыком, Юрий отделил те из них, которые занялись, и выкинул их через выбитый иллюминатор в темноту. Еще раз притоптав угли, он снял ботинки, и лег рядом с Надей, укрывшись тем же брезентом. Девушка тут же подвинулась к нему почти вплотную, полушутливо-полусерьезно заметив: