Юрий Бурносов - Новая Сибирь Страница 29

— Жаль, памперсы взять негде, — посетовала она. — А ведь сколько их в городке валялось, в аптеках тех же — никто не брал… С ними же вряд ли что-то случилось, как впитывали раньше, так и сейчас бы впитывали.

— По пути попадутся — возьмем, — проворчал крайне недовольный сборами Антон.

Он понимал, что уходить нужно, но делать этого совсем не хотелось. Бродил по домику, зачем-то открывал и закрывал дверцы буфета, заглянул в самовар.

— Всё, ужинать и спать! — пресекла сумбурные действия Антона Лариса. — Завтра чуть свет встаем и выходим.

Ужин приготовили плотный — очень густой суп из мяса с овощами. Таинственно исчезнув за своей занавеской, Лариса вернулась с трехсоттридцатиграммовой бутылочкой кизлярского коньяка, сказав:

— Прятала для подходящего случая, по-моему, сегодня будет очень кстати.

Антон и Фрэнсис спорить не стали.

Маленькая доза коньяка сработала как снотворное, и Антон срубился почти сразу, как только лег. Снилось ему почему-то бескрайнее синее море, галечный пляж с бетонными клыками волнорезов, помпезное здание с белыми колоннами на берегу и близкие зеленые горы. Крик чаек, шум волн, гудок далекого парохода… Может, это и была Абхазия.

Разбудил Антона довольно бесцеремонно трясущий за плечо Фрэнсис.

— Вставай, пора! — сонным голосом говорил камерунец. — Пора, вставай!

— Всё, всё, проснулся уже, — заворчал недовольным голосом Антон и сел. — Что, уже утро? Темно же еще.

— Солнце встает, — заявила до отвращения бодрая Лариса, успевшая уже нарядиться в походный наряд и повесить на себя все причиндалы, от платоновского «макарова» до слинга с мирно дрыхнущим Кирилой Кирилычем-джуниором.

— Меня бы кто так понес, — вздохнув, сказал Антон и принялся одеваться.

Радовало одно: рюкзаки оказались не слишком тяжелыми. Тщательно закрыв ставни, заперев дверь на огромный амбарный замок, постояв у могилок лесника и анестезиолога, присели на дорожку, прямо на крылечке.

— Огород жалко оставлять. Там же столько всего не убрано, — огорченно произнес камерунец, в котором, видимо, глубоко коренились традиции Черного континента не разбрасываться дарами природы.

— Если вернемся, уберем. Ну, перезреет чего-нибудь, — отмахнулся Антон.

— А если нет, будешь в Абхазии кушать мандарины и бананы, — дополнила Лариса. — Правда, бананы там, кажется, до конца не созревают, я только зелененькие видела на пальмах…

— Ладно, идемте уже, — сказал Фрэнсис, поднимаясь.

Они пошли по тропинке к озерцу. Кирила Кирилыч-джуниор продолжал спать сном праведника, поэтому переговаривались негромко.

— А что, на этом аэродроме обслуживающий персонал был? — уточнил Антон, поправляя то и дело сползающее с плеча ружье.

— Был, конечно. Но вряд ли остался. Там стояли специальные домики, но никаких запасов продовольствия нет, так что разбежались, скорее всего.

— Может, там и раскрали все?

— Кому нужна установка для производства водорода? Или детали для самолетов и дирижаблей?

— И то верно, — согласился Антон. — А вдруг там пожар был, и все сгорело? Вон в том же Академгородке сколько домов разрушенных, а ведь там даже природного газа не было… Так и здесь: замкнуло что-нибудь, и тю-тю все дирижабли.

— Придем — увидим, — лаконично отвечала на это Лариса, и Антон заткнулся, погрузившись в мрачные думы.

Чем дальше уходили они от насиженного места, тем ему делалось хуже. Лариса, казалось, вообще не обращала внимания на происходящее, хотя уж ей-то приходилось заботиться не только о себе, но и о ребенке. Фрэнсис тоже не выглядел озабоченным — сверялся с картой, ибо ему была доверена роль проводника, что-то насвистывал себе под нос, для разминки выпустил стрелу в ствол лиственницы, попал, обрадовался…

Антону же представлялись обугленные каркасы аэродромных сооружений на заброшенной, растрескавшейся взлетной полосе. Что мешало им прожить еще одну зиму в уютном домике, заготовить побольше запасов, собрать урожай с огорода? Неужто у Новой Сибири и лично Былинникова нет других забот, как шарить по лесам в поисках таких вот небольших групп, какая сложилась у них?

Чтобы не расстраиваться дальше, Антон принялся вспоминать корпоративы, в которых принимал участие до катастрофы. Все они были довольно однообразными — и в рекламных конторах, и в компьютерных фирмах, и в туристических агентствах… Даже в каком-то проектном институте, разве что там стол выглядел победнее. Те же шутки, та же пьянка, те же обжимания по углам в темных кабинетах, в туалетах и курилках. Не исключено, что большинства тех людей уже нет на свете. И дел, которыми они занимались, тоже нет. Ни рекламы, ни компьютеров, ни турпоездок. И проектировать институту нечего и незачем. Интересно, подумал Антон, а если бы он остался в Академгородке и угодил к Былинникову, что бы он делал? В рабы? Нет, он же клоун. У любого правителя должен быть шут, а то и несколько. Кувыркался бы, наверное, пищал и верещал, придумывал идиотские шутки… Глядишь, еще и некоторое влияние приобрел бы при дворе. Да и с камерунцем ничего страшного бы не случилось, это не Москва, тут камерунец — диковинка. Был бы, пожалуй, вторым шутом. А то, мало ли, организовал бы господин Былинников футбольную команду. Играли бы с теми же вояками, например, на стадионе «Юность», что на улице Мусы Джалиля. Надо ведь развлекаться самим и развлекать подданных…

Глупыми фантазиями Антон занимался вплоть до привала. Они уже вышли за границы изведанных в этом направлении территорий, Фрэнсис предложил передохнуть и определиться на местности.

Остановились на небольшой солнечной полянке. Лариса занялась кормлением проснувшегося Кирилы Кирилыча, Фрэнсис разложил для уюта небольшой костерок и принялся возиться с картой, а Антону не сиделось, и он пошел побродить вокруг.

Антон уже давно понял, что начинает привыкать к лесу. Сначала многое было ему в диковинку, многое не нравилось, а сейчас даже звон назойливого комарья не раздражал. Прыгающие по деревьям белки, стук дятла, мелькающие в траве полосатые бурундуки… Черный жук-носорог, деловито ползущий по березовой коре…

— Ух ты! — восхищенно сказал Антон, увидев под деревом, на островке мха, сразу три крупных белых гриба. А ведь, если вокруг пошарить, явно еще обнаружатся. Может, собрать? Вечером пригодятся в похлебку, на ужин… С другой стороны, помнутся в пути, а на месте ночлега тоже несложно насобирать…

Прислонив ружье к стволу молодого кедра и присев на корточки, Антон раздумывал, стоит ли срезать боровики, как вдруг за спиной у него кто-то деликатно кашлянул.

— Фрэнсис, ты? — спросил Антон, не оглядываясь. — Я тут грибы нашел, белые…

Камерунец не отвечал, и Антон оглянулся через плечо.

И замер.

Позади, шагах в десяти, стоял на задних лапах крупный, килограммов на четыреста, бурый медведь и подслеповато смотрел на него своими маленькими злобными глазками.

Антон, оцепенев, сидел на корточках и судорожно пытался вспомнить, что говорил им Кирила Кирилыч о повадках медведей. Не приваживать человеческой едой, так он уже вот он, его и приваживать не надо… Замереть? Это вроде не про медведей и не Кирила Кирилыч, это он в какой-то книжке вычитал, вроде про львов или тигров… Напугать медведя? Вроде есть такой вариант… И как? Закричать: «Бу-у-у!»?

Медведь стоял, чуть покачиваясь и сложив лапы на животе, словно Гитлер на портретах. Нападать он, кажется, не собирался, но и не поздороваться же подошел.

Заслуженный ИЖ был заряжен жаканами. Жакан, по легенде — пуля как раз против медведя, но Кирила Кирилыч жакану не доверял, говоря, что это все выдумки, и приводя в качестве эксперта почему-то писателя Пришвина. Тем не менее у Антона был заряжен именно жакан, выбирать не приходилось, но вот беда, ИЖ стоял, прислоненный к дереву, в полутора метрах. Дотянуться нельзя, допрыгнуть — вроде бы можно, но ведь надо еще взвести курки, выстрелить…

Медведь пошевелился и заурчал, словно прочитал опасные мысли Антона.

«Нож на поясе, — подумал Антон. — Хороший охотничий нож, заботливо заточенный вчера… Вот только против такого танка с этим ножом выступать бессмысленно. Это только в охотничьих байках медведю в морду шапку бросают, а пока он в недоумении стоит, горло режут. Опытный таежник еще сумел бы, тот же Кирила Кирилыч рассказывал, что надо косолапому брюхо вспороть, и, считай, победил. Но медведь-то ждать не будет, голову сорвет…»

По спине под курткой потекли струйки ледяного пота, и Антон не был уверен, не протечет ли он от страха где-то еще.

Медведь переступил с ноги на ногу, оглушительно взревел, и Антон бросился к ружью. Схватил ИЖ, перекатился, больно угодив ребрами на торчащий сучок, и сидя выстрелил в зверя. Вернее, в ту сторону, где зверь вроде как был, потому что в прыжке и перекате Антон утратил ориентацию и пальнул совсем не туда.