Валентин Егоров - Шпион Его Величества Страница 29

Зейдлиц был опытным унтер-офицером, в армию прусского короля его забрали, когда ему едва-едва исполнилось шестнадцать лет, с тех пор он занимался только тем, что всевозможными способами убивал солдат противника своего короля. В этом деле молодой немецкий крестьянин преуспел, проявил такую сноровку, что, когда ему дали чин фельдфебеля и когда ему исполнилось тридцать лет, то его перевели в специальное подразделение прусской армии, где он прошел специальную подготовку и превратился в убийцу-невидимку.

Бойцы его команды были обыкновенными бюргерами, купцами, мельниками, торговцами на базарах, но иногда по ночам они брали в руки оружие и присоединялись к своему командиру, которого знали по имени Барс. Каждый из них имел свою ночную кличку, но эти бойцы меня не интересовали, они мне не подчинялись, я контактировал только с фельдфебелем, ни с кем более из его команды.

С фельдфебелем Зейдлицем я встретился на окраине Радена у дверей одного из городских трактиров два часа тому назад. Тогда фельдфебель выглядел нормальным немецким бюргером, который ни одеждой, ни внешностью, ни своим поведением — ничем не отличался от других законопослушных немецких граждан Мекленбург-Шверинского герцогства. Мы мгновенно узнали друг друга и, не заходя в трактир, вскочив на лошадей, поскакали по дороге, ведущей к озеру, главной городской достопримечательности. А за нашими спинами пять тысяч городских жителей в массовом порядке, словно по сигналу полкового горниста, начали готовиться отходить ко сну.

Лес встретил нас сплошной темнотой, можно было только удивляться тому, что наши лошадки так хорошо видели в этой темноте, рысью передвигаясь по дороге, которую я с седла даже не видел. Уже в лесу мы остановились, чтобы навести порядок в своей одежде, сняли шляпы и парики, натянули на головы черные платки, а я к тому же лицо вкривь и вкось измазал черными полосами. Это вызвало удивленно-заинтересованный взгляд Зейдлица, но он так и не раскрыл рта, чтобы задать вопрос или высказать удивление по этому поводу. Он уже три месяца работал под моим командованием, выполняя различные мои поручения, но лично мы еще не встречались. Только изредка мы обменивались письмами и мысленными приказами, которые я ему время от времени направлял. Первое время Зейдлиц не понимал мысленных приказов, но жизнь его научила быстро их воспринимать. Для мысленных депеш не существовало барьеров ни в языке, ни в расстоянии.

Через несколько минут мы прибыли в военный лагерь, раскинувшийся в глубине лесного массива, вблизи развалин ободритского замка. Я только несколько удивился тому, что по прибытию на место нас никто не окликнул и не поинтересовался паролем и отзывом. Но потом догадался, что люди, собравшиеся в этом лагере, подобно фельдфебелю Зейдлицу, являются большими специалистами своего дела и в детские игры «про войну» не играют. Они четко знали цели и задачи боевого задания и, получив все необходимые инструкции, были к нему полностью готовы. Дозорные давно нас заметили, но не окликнули по очень простой причине: они великолепно знали, что их командир, фельдфебель Зейдлиц, в лагерь чужого не приведет. Ни один человек к нам не приблизился и не начал задавать каких-либо вопросов, это в их боевое задание не входило.

Зейдлиц же, взглядом отыскав давно погашенное кострище, решительно отправился к нему и, набрав горсть холодной и противной золы, начал пальцами раскрашивать свое лицо. Минут через двадцать все бойцы его команды аналогичными вкривь и вкось наложенными черными полосами раскрасили свои лица. Таким образом, в восемнадцатый век я привнес маскировку разведчиков двадцатого столетия.

За все время пребывания с Зейдлицем и его бойцами я ни разу не слышал ни единого голоса с вопросом или какими-либо разъяснениями. Ни одной команды также не подавалось голосом, все делалось только жестами и в полном молчании. Я же стоял и тоже молчал, опершись спиной о сосну и вслушиваясь в лесную тишину, раздумывал о чем-то своем. В лесу сохранялась полная тишина, только время от времени со стороны лесной дороги слышался цокот копыт верховой лошади, это очередной молодой барон или маркграф спешил на встречу со своими друзьями, которая должна была вскоре произойти в руинах ободритского замка. Немецкие парни сломя головы неслись к своей гибели, разумеется, они даже не подозревали о том, что эта их встреча будет последней в их славной жизни и вскоре на них обрушатся двадцать наемных убийц. Я рукой поправил платок на голове, одновременно проверяя, хорошо ли он скрывает мои русые волосы.

Я хорошо понимал, что ни один из этих молодых немецких парней ни на миг не задумывался о том, что его справедливое желание покончить с сумасбродством своего монарха, выбросив его из его же герцогства, противозаконно.

Право монархов на власть подтверждает сам Господь Бог!

Но эти парни, к сожалению, не знали о том, что на данную минуту они стали разменной монетой в большой и грязной игре, которая называется политикой. Что другие монархи и люди у престолов этих монархов настолько увлеклись этой грязной политикой, что поставили на кон их жизни. Мне было очень жаль этих молодых немецких парней, но судьба была предрешена не мной, и сегодня я действую во имя своего отечества и моего государя.

До меня долетела мысль фельдфебеля, в которой он информировал меня о том, что все заговорщики прибыли в замок, но их оказалось несколько больше, чем мы планировали. По данным дозорных, к двадцати немецким юношам-заговорщикам прибавилось еще шестеро незнакомцев, только что прибывших в одной карете. Не отрывая глаз от своих стоптанных сапог, я мысленно подтвердил Зейдлицу, что своих планов менять не будем, только нужно будет слегка перераспределить силы, чтобы и незнакомцы оказались под первым ударом. Затем я мысленно подтвердил, что и сам приму участие в этом бою.

Фельдфебель Зейдлиц был несколько удивлен этим моим решением, но не возражал. Мы еще не были столь близки друг другу, чтобы этот превосходный немецкий солдат проявил бы заботу о своем командующем офицере, я для него пока оставался чужим и непонятным человеком.

Казалось, без приказа, по крайней мере, этого приказа я не слышал ни мысленно, ни ушами, бойцы группы вдруг разбрелись по своим верховым лошадям и начали тщательно проверять их снаряжение, чтобы ничего не бренчало. Вскоре редкая цепочка из двадцати одного, вместе со мной, разумеется, всадника, потянулись к замку. Когда мы подтянулись к берегу озера, заполненного кристально чистой водой, то спешились и два коновода с нашими лошадьми скрылись за нашими спинами в ельничке. Вскоре коноводы вернулись, жестами показав, что с лошадьми все в порядке, мы по одному отправились вдоль озера, стараясь незамеченными как можно дальше пройти к оконечности мыса, глубоко вдававшегося в озеро Раден. Когда впереди показался свет факела, горевшего над зданием, то все двадцать бойцов замерли и приникли к земле.

Теперь нам осталось дождаться сообщения наших разведчиков о том, началась ли или нет так долго ожидаемая нами встреча-совещание заговорщиков, которая должна была пройти в одноэтажном каменном строении, что находилось на самом острие мыса и было упрятано за частоколом из бревен.

Я настроил свое дальневидение и попытался рассмотреть, что же там происходит в здании за этим частоколом. Слабый свет раздуваемого ветром пламени факела позволил мне увидеть карету, стоящую перед проходом за частокол, и большое количество верховых лошадей, привязанных к коновязи. Как я ни старался осмотреть частокол со всех сторон, но так и не увидел ни одного дозорного или часового. Мне стало понятно, что собравшаяся здесь золотая молодежь решила эту встречу провести в глубокой тайне от всех и не взяла с собой доверенных слуг, которые и могли бы выступить в этой роли. Выделить дозорных из своей среды, эта знатная немецкая молодежь просто не додумалась. Единственной проблемой для проникновения в здание был проход в частоколе, который был единственным, и свет от факела его неплохо освещал.

Гордый проделанной работой и полученными данными, я сформировал мыслеобраз со всеми этими данными и переправил его Зейдлицу, через мгновение получил мысленный ответ, что он обо всем этом уже знает и чтобы я ему больше не мешал. Я даже несколько растерялся от такого ответа, но, немного подумав, понял, что фельдфебель прав. Зейдлиц был бы плохим командиром своей команды, если бы заранее не готовился к боевым заданиям, а это только означало, что он должен был бы все и обо всем знать.

В этот момент фельдфебель Зейдлиц красноречиво поднял руку вверх и бросил ее вперед, а в моей голове послышался его голос, предлагающий приказным тоном держаться позади и охранять спины бойцов группы. Таким образом, командир группы давал мне понять, чтобы я не мешался у его людей под ногами, дал бы им спокойно заниматься своим кровавым делом.