Макс Кравчик - Героев выбирает небо... Страница 29

Таким образом, кроме того, чтобы наблюдать и изучать этот мир, потихоньку растворяясь в нем, ничего больше и не оставалось. С устройством и военно-политическим балансом я уже был знаком, причем знакомство это началось уже с первых дней моего здесь пребывания. Поэтому вопросов о нынешней внешнеполитической обстановке было меньше. Хотя вопросов, связанных с простым бытовым укладом, было значительно больше. Чтобы не вводить никого в заблуждение оговорюсь сразу, что все знания, описанные выше, я накапливал постепенно, а не так, как их изложил ранее, одним махом.

Обычной, размеренной жизни, простого рабочего фабрики, я тоже с лихвой отпил и вкусил уже можно сказать сполна. Имелось даже пару стабильных товарищей, с которыми удавалось иногда проводить время за шумными посиделками. Они тоже служили своего рода источниками знаний, но уже более субъективного характера и, несомненно, добавляли колорита в мои собственные суждения и выводы.

Одним из таких товарищей был веселый парнишка моего возраста — Васька. Точнее Барсов Василий Викторович или как его все знали — Васька Барс. Он был типичным оптимистом и гулякой, который больше хорошей пьянки, любил только хорошую драку. По этому поводу у него были неоднократные скандалы и ссоры с женой, а женился Васька лет в двадцать и уже имел троих детишек. В связи с таким положением вещей в семье Васьки, жена не могла ничего с этим поделать. Кормилец в этих краях значил многое, да и рассчитывать, что ее уже не молодую, считай, девушку двадцати пяти лет, да еще и с тремя детьми, вряд ли бы кто-то позвал бы замуж еще раз. Наверно из-за этого Барс не брезговал и прелюбодеянием, так как был падок на всяческих смазливых кокеток и вертихвосток. Для него это было сродни спорту. Пусть не ангельский у него был характер, но человеком он был положительным и крайне интересным, что и помогало нам с ним часто и продуктивно, так сказать, проводить время.

По традиции моего прошлого мира основным временем встреч с Василием был пятничный вечер. Мы захаживали в разные бары, вкусно ели, немало выпивали и шумно развлекались всяческими способами. В один из таких вечеров, в очередной раз, повторяя, с точностью до неприличия, весь наш стандартный увеселительный маршрут от бара к бару, от стола к столу и от компании к компании, Васька, опять же, по традиции, сильно перебрал. Едва стоя на ногах, он шумно дышал, икал периодически и требовал, естественно, продолжения гуляний. На что получил мой однозначный ответ, что это очень плохая идея. Я, понимая, что Барса уже не спасти, и он вряд ли в скором времени протрезвеет, а моё состояние было приближенно к его состоянию, но на уровень ниже. Я решил, что на сегодня хватит и пора по домам. Не обращая внимания на протесты и проклятия напарника по работе и по бутылке, я решил тащить его домой. В городе исправно работал извоз, в самых разнообразных своих видах, от повозок и тильбюри до карет и фаэтонов. В общем, дождались мы свободный экипаж, и я, погрузив тело товарища и примащиваясь рядом на сиденье, сказал ему, что нам пора в путь, навстречу приключениям. Судя по внешнему виду Барса, (а был он не только пьян, но еще и грязен) приключения ему дома были обеспечены серьезные, но это было уже не мое дело. Загрузились и помчались. Васька горланил песни, выкрикивал матерщину и всякого рода неприличности, а в какой-то момент даже попытался снять штаны и пригрозить кому-то голой задницей. Ехали с задором, который Орасмар, редко видывал.

Дом Барсовых находился на окраине, почти возле оружейной фабрики, на которой мы с Василием трудились. Ему это обстоятельство доставляло большое удовольствие, потому что он, почти не напрягаясь, мог с утреца, даже после серьезного похмелья, хорошенько выспаться и дойти до работы пешком. Кстати ситуации, когда он приходил на работу после перепоя, были довольно нередки, за что Васька получал неоднократные выговоры от нашего начальника, строгого и гнусного Игоря Николаевича Никитина. Это был лицемерный, алчный и завистливый человечишка, который всеми усилиями пытался самоутвердиться за счет своих подчиненных, за что был пожизненно ими раскритикован. Признаться, я тоже неоднократно попадал под его гонения и служебные репрессии, в основном конечно из-за дружбы с Василием, чем за свои собственные огрехи, но это только добавляло перца в картину общей ненависти и неприязни к этому человеку.

Подъезжая к подворью Василия, а оно оказалось не малых размеров, я постарался максимально быстро и эффективно его успокоить, хотя пыл у Барса, с приближением к дому, сам по себе как-то поутих, что не могло не радовать. Перед самым подъездом, когда ничего не предвещало беды, (а я уже как-то сам по себе дошел до такой же кондиции, как и мой напарник) Василия начало рвать. Знакомая история и ничего здесь смешного быть не могло, но, то ли алкоголь на меня так подействовал, толи просто аналогия, пришедшая внезапно в голову, но меня разразило истеричным пьяным смехом, прерываемым редким иканием. А смешно мне стало потому, что во время процесса освобождения желудка от всего выпитого и съеденного Барс начал производить очень забавные звуки по типу пиратского клича: «Аарррр! Врааар вар арррр!». Васька спрыгнул с тильбюри и, пританцовывая, сгибаясь и разгибаясь, повторял своё заклинание как мантры, что вызывало у меня повторные взрывы смеха. Я расплатился с извозчиком и тот поспешил ретироваться, дабы не попасть в неприятную историю с таким же финалом, как и у Васьки, но уже отвозя меня домой. Барс закончил своё выступление и, обтерев рот рукавом, предложил мне переночевать у него. Я, понимая весь масштаб трагедии предстоящей семейной драмы, в срочном порядке отказался, мотивируя тем, что до фабрики рукой подать, а переночевать я и там смогу. Впереди грядут два выходных, на фабрике кроме охраны никого не будет, а с ними я был в хороших отношениях, так что не прогонят, приютят. Тем более, что мне часто доводилось работать по ночам вне урочное время, чтобы успевать доделывать план по «левым» патронам. Хотя, в это я, по правде не верил, потому что знал, как все боятся Игоря Николаевича — главную занозу в известном месте у всех работников фабрики, но так было проще всего убедить Барса отступить. Сам же я решил в тихую пробраться в нашу подсобку и завалится там спать, не вмешивая в это охрану. Васька, разочаровавшись в настоящей мужской дружбе, о чем он мне сразу и объявил, грустной походкой приговоренного, но очень пьяного человека побрел домой, а я, продышавшись, поплёл в сторону фабрики, наслаждаясь бесподобным звездным небом и бодрящим своей прохладой, ночным воздухом.

Неспешным шагом пошатываясь, но, все же, уже слегка протрезвев, я добрался до ворот ООФ и, стараясь не издавать лишнего шума, пошел вдоль забора на проходную. Фабрика хорошо охранялась, так как являлась стратегическим военным объектом на территории города, косвенно участвующего в военном конфликте, пускай еще закрытого типа. На вышках были часовые, в периметре еще пару вооруженных бойцов, но меня здесь все знали, потому что я часто прихожу, а то, и вовсе остаюсь на ночь на работе. Я же должен выдавать по десять тысяч готовых патронов еженедельно и отдавать их Федору. Как раз сегодня он забрал у меня очередную партию и привез пустые ящики для новой партии. Вот и не вызовет у охраны фабрики, мое неожиданное появление, тем более что есть разрешение от Игната Петровича.

Я шел к проходной, от которой у меня были ключи. Заглянув в окна каморки, которая была второй комнаткой в здании проходной, увидел крепко дремлющего Петра, того самого охранника, которого подменял Игнат Петрович, (начальник всей фабрики) пока тот навещал рожающую жену. Все складывалось как нельзя лучше, потому что Петр, в связи с рождением ребенка, сильно не высыпался и последнее время брал смены именно в ночь. Для него это была возможность побыть подальше от постоянно плачущего малыша. Для меня это были тоже хорошие новости, мне не придется никого ни о чем просить, я смогу тихо пройти через проходную и пробраться в цех, где у нас с Барсом была небольшая каморка. В каморке у нас имелся диван, столик со стульями, шкаф для переодевания и даже небольшая печка с чайником. Представляя себя секретным агентом или даже ниндзей, (а по — пьяни, я себя чувствовал именно этим мастером древнего искусства, не меньше) я с шуршанием и возней открыл дверь проходной. Упал там с грохотом, зацепившись за стул и ударившись коленом, и короткими перебежками проник в цех, а дальше и в свою каморку. Благо ключи у меня были с собой. Так, даже не раздеваясь, я плюхнулся на кровать и, проигнорировав выступление мастеров лётного дела, прилетевших на вертолетах, провалился в сон.

Не помню, что мне конкретно снилось, но ассоциации, всплывшие в голове, почему-то, напомнили сон о Насте, горевшую на костре. От этих воспоминаний и тревожных впечатлений, сон стал менее крепким, да и влияние алкоголя уже уменьшилось, я начал ворочаться в кровати. Так бывает во время беспокойного сна, связанного с тревогами, пережитыми ранее или же во время болезни, например, когда организм борется с простудой. И словно пробужденный неведомой силой, я открыл глаза. Около минуты тупо смотрел в стену, затем перевернулся на спину и попытался ухватить фрагменты ускользающего сна с эмоциями, забурлившими во мне в момент пробуждения. Перед глазами встала картина, изображавшая Настю в огне, и так явственно и реалистично, что казалось, чувствовался запах гари. Принюхался, да так и есть пахнет чем-то горелым. Еще полминуты мозгу потребовалось на обработку информации, прежде чем он начал бить тревогу. В воздухе по-настоящему пахнет гарью — пожар. Я вскочил с дивана, осмотрелся по сторонам и, не обнаружив источник запаха дыма, моментально выскочил из каморки. Попутно больно ударившись ногой о порог. Издал дикий, душераздирающий вопль, выматерился уже не так громко и помчался в цех. Выход каморки через угловой коридор, выводил как раз в цех. Оказавшись внутри большого, с высокими потолками, помещения, я оторопел от увиденного. Часть цеха пылала в огне, но, еще не успев, как следует разгореться и распространиться на всё помещение, огонь быстро продвигался, поглощая в своем пылу все новое пространство. Едва уловимо, почти подсознательно, я увидел в самый последний момент, словно несколько теней, метнувшихся в сторону выхода из здания, но, не придав этому значения, поспешил тушить пожар. (Как выяснилось потом, никого здесь быть не могло, так как тот выход, в сторону которого метнулись тени, был запечатан много лет). Метнувшись в сторону уборной, ударом ноги выбил дверь, и, не теряя времени, начал искать посуду. В уборной ничего подходящего не нашлось, и я рванул обратно в нашу коморку. Там имелись два ведра и таз. Хватая оба ведра, складывая их, друг в друга стопкой, другой рукой схватил таз за ручку-ушко. Помчался снова к санузлу. Открывая краны на полную начал подставлять тару. Спустя пару минут, я уже наполнил два ведра и, пиная ногой таз под напор струи, схватил оба ведра и побежал в цех. Увидел, что возгорание началось возле окон недалеко от моего рабочего места, и рефлекторно отметил в сознании, что они окна целы, их никто не разбивал, но обычно закрытые ставни, на некоторых были открыты настежь, чего раньше я не замечал. Но сейчас было не до этого, и я побежал к очагу возгорания. Возле станков, на которых производилась зарядка патронов, лежали спринцовки с маслом и промасленная ветошь, для смазки механизмов. Они то и горели сильнее всего. Оборудование, хоть и было сделано в основном из металла, но было установлено на помосты и столы, сделанные из дерева. Не уверен, что здесь сильно заморачивались над правилами техники безопасности. Например, такими как, обработка дерева невоспламеняющимися жидкостями. На ходу размышляя, я начал выливать воду из ведра. Не пытаясь потушить огонь, а пытаясь сбить пламя с горящих вещей. Само по себе тушение огня ни к чему полезному не приведет, надо тушить именно предмет, который горит, так называемые очаги возгорания. Горела площадь не более трёх квадратных метров, не так чтобы большая по размерам, но жар от нее был уже ощутимый. На улице особо не было ветра, и даже не знаю, хорошо это было или плохо. С одной стороны, в безветренную погоду, угарный газ так и продолжал скапливаться в помещении, а с другой, чем меньше ветра, тем меньше скорость распространения огня, что привело бы к образованию попутно новых очагов. Но пока пожар не перешел в стадию полномасштабной стихии, еще был шанс его потушить.