Энтони Рейнольдс - Отметка Калта Страница 29

В машину вливается последняя порция энергии, и Вентан активирует передние орудия, спрыгивая со спидера. Капитан жестко падает наземь и перекатывается, а скиммер на полном ходу врезается в дредноута.

Столкновение ужасно, инерцию спидера не погасить.

Дредноут отшатывается назад на своих поршневых ногах. А затем взрывается двигательный блок, и удар отбрасывает машину назад.

Гироскопические стабилизаторы силятся удержать равновесие, но не справляются с этим.

Дредноут падает, и его поглощает сосущая рана в мироздании. Он исчезает с Калта, и разрыв закрывается за ним.

Вентан задерживает дыхание, считая секунды. Он ждет взрыва, который так и не происходит. Капитан, не знает, куда делась бомба со смертоносным вирусом пожирателя жизни, но это не Калт. Ему этого достаточно.

Он оборачивается на звуки ликования. Требуется секунда, чтобы осознать, что оно обращено к нему.

Обитатели Аркологии Х выкрикивают его имя.

Нет, не имя. Прозвище.

Спаситель Калта.

И Рем Вентан впервые чувствует, что заслужил этот титул.

Энтони Рейнольдс

ТЕМНОЕ СЕРДЦЕ

Стало быть, никто не придет. Неважно, сколько нас, так ведь? Мы, жители южных островов, слишком разрозненны. Наши города слишком малы. Враг обратил наши земли в стекло и пепел. Как мог кто-то выжить? Нет смысла искать, да?

Кто бы это ни обнаружил — не хочу, чтобы вам было легко. Я выжил. Понимаете? Я пережил волну и пламя. Врага больше нет, а я еще здесь. Только теперь меня убивает солнце, и я не знаю, почему, а в небе так и нет помощи.

Будьте прокляты. Будьте вы все прокляты.

Он вертел в руках шлем. Это был прототип конструкции Мк-VI из последней поставки с Марса, окрашенный в насыщенный кровавый багрянец — цвет переродившегося Легиона. Линзы поблескивали, словно изумруды, глядя на него с угрожающим прищуром.

Он перевернул шлем и установил его на подготовленную раздвижную подставку, которая подстроилась под вес и форму шлема, охватив его и зафиксировав. Он потянулся за своим электростилусом и вынул его из штатива. Указательный палец коснулся активационной руны, и стилус начал вибрировать с глухим гудением. Он поправил шлем свободной рукой, повернув его так, чтобы получить наиболее удобный доступ к вогнутой внутренней поверхности. Тонкий наконечник из искусственного алмаза опустился на гладкий, лишенный украшений металл.

Он остановился.

Он отвернулся и бросил взгляд на ритуальное изображение Октета, закрепленное в тени маленького алькова напротив угла, где слабо горела курильница. Казалось, пламя меркло, а температура понижалась. По стенам пополз иней. Сама тьма пришла в движение, корчась и разрастаясь.

Отростки теней потянулись вперед, слепо нащупывая путь. Они пробирались сквозь стены, ползли по полу и потолку. Один из них прикоснулся к нему. Касание было холодным как лед. Мрак смыкался, окутывая облаченное в рясу тело.

Он ощутил на шее дымное дыхание, от которого исходил смрад извращенных кошмаров и гниющей плоти.

Ползучая тьма начала нашептывать ему, дюжина безумных голосов сливалась в один. Из ушей потекла кровь. Стилус задергался в руке.

Он беседовал с посланцем Изначальной Истины. Были принесены клятвы. Снова пролилась кровь.

Прошел час. Быть может, больше.

Наконец ад отступил, отпустив его и скользнув обратно за истончившуюся пелену реальности. Курильница вновь ожила, пламя затрещало, и комнату опять озарил тусклый свет. Мардук вздрогнул и выпустил стилус. Руку свело мучительной судорогой. В сущности, у него болело все тело.

Он посмотрел на шлем, все еще покоившийся в объятиях раздвижной подставки. Вогнутую поверхность покрывала мелкая клинопись. Не осталось ни единого нетронутого сантиметра.

Почерк принадлежал не ему.

— Да будет так, — произнес он.

Тяжеловесные шаги замерли возле временной камеры. Для кандидата настало время суда. Он сидел на полу, скрестив ноги и выпрямив спину. В таком положении он провел большую часть дня. За это время тело залечило самые скверные из ран, нанесенных ему братьями.

Кандидат поднял голову и увидел в закрытой двери камеры собственное отражение. Несмотря на усовершенствованную трансчеловеческую физиологию, его лицо до сих пор испещряли лиловые кровоподтеки. На щеках и губах сухими струпьями запеклась кровь. Как и у всех, рожденных под недремлющими светилами Колхиды, его кожа была смуглой, а радужки темными. Взгляд налитых кровью глаз был мрачен.

Ему было известно, что его лицо более широкое и крупное, чем у неизмененных людей, которые теперь казались странно хрупкими и тонкими. В отличие от большинства воинов Легиона, он все еще смутно помнил, как выглядел до своего перерождения в более возвышенном облике. Он полагал, что со временем также забудет о своей жизни в храме до вступления в XVII Легион.

С него сняли доспех. Когда-то тот был цвета серого гранита, однако теперь имел красный оттенок застывшей крови — в честь почитаемых Гал Ворбак. О, если бы увидеть то, что узрели они…

Его размышления прервались, когда замки камеры открылись, и раздался скрип металла. Дверь широко распахнулась, и в помещение, пригнув головы в шлемах, вошли двое ветеранов в багряных доспехах. Их тяжелая броня была увешана талисманами и исписана колхидской клинописью.

Разумеется, он их узнал. Это были воины Бел Ашареда. У них за плечами было на полтора столетия больше войн, чем у него.

Они держались со сдержанной агрессивностью, сжав перчатки в кулаки. Было очевидно, что им хочется порвать его на куски. То, что они еще так не сделали, было… неожиданно. Их что-то удерживало.

— Ну? — произнес он.

— Встань, Мардук, — сказал один из них. Решетка вокса превратила голос в гортанное звериное рычание.

— Зачем? — спросил он. — Что меня ждет?

Он успел заметить начало удара, однако не стал уклоняться. Тот попал в висок и жестоко швырнул его на беспощадную металлическую стену камеры. Мардук рухнул на пол, по его лицу потекла горячая кровь. Он ощутил на губах ее вкус.

Однако Несущий Слово не вскрикнул. Не стал стирать кровь с лица. Лишь бесстрашно взглянул на ударившего.

Его вздернули на ноги, он не сопротивлялся. Из бесстрастных линз воина-ветерана, который его держал, на кандидата уставилось собственное искаженное отражение. Потрескавшиеся губы раздвинулись в окровавленной ухмылке.

— Ты бьешь, будто слабая женщина, — усмехнулся он. Ветеран взревел и впечатал свой бронированный лоб в лицо Мардука.

Темнота.

Он резко пришел в себя, очнулся и дернулся. Нечто извивалось и копошилось у него в сознании. Оно было маслянистым и омерзительным, его вторжение вызывало тошноту.

Мардук начал сопротивляться. В ответ нечто стало пробиваться вглубь, чтобы утвердить свое господство.

Наконец, удовлетворившись грубой демонстрацией своего могущества, сущность отступила. После нее осталась лишь пульсирующая боль по ту сторону глаз Мардука да еще едкий привкус варпа в горле.

Он попытался сосредоточиться. Свет был слишком ярким. Несущий Слово часто заморгал, прочищая сознание.

Он находился в центральном контрольном зале. Станция Зетсун Верид.

Мардук стоял на коленях в окружении легионеров-ветеранов — недавних членов Гал Ворбак. Он чувствовал их злобу. Она исходила от них, словно жар от печи.

Обзорный портал был заполнен Калтом. Даже с орбиты были ясно видны следы идущей внизу войны. Над континентом, словно громадные цветущие водоросли, поднимались шлейфы дыма и пыли. Они тянулись высоко в атмосферу и были пронизаны свечением различных оттенков.

По залу разнесся надтреснутый властный голос.

— Все наиболее прекрасно в миг гибели, не правда ли?

Мардук попытался понять, откуда он исходит. Соберись.

Закутанные в рясы магосы суетились в управляющем центре платформы, другие сгорбились над консолями, подключившись к портам блоков мысленного управления. Как бы то ни было, голос не принадлежал никому из них.

— Битва продолжает бушевать, но война уже практически выиграна.

Взгляд Мардука переместился на фигуру, которая стояла отдельно от прочих и смотрела в пустоту.

Вот.

Окружавший нечестивое существо воздух трепетал. Рядом с ним истончалась граница между реальностью и владениями Изначальной Истины.

Кор Фаэрон. Магистр Веры.

— Тринадцатый Легион получил тяжкие раны, а у Калта навеки останутся шрамы. Солнце умирает. Поверхность будет очищена. Последние остатки сопротивления будут вынуждены уйти под землю, однако это им не поможет. Калт, самоцвет Ультрамара, уже в агонии. Это моя победа. Не Эреба. Даже не Лоргара. Моя.