Война - Алексей Юрьевич Булатов Страница 29

– Что, жалко его? – спросил меня рядом шагающий Феодосий.

– Да, он человек. Не зверь какой-то, а человек. Который просто попал в сеть какую-то и потому стал зверем. В нем благородства больше, чем во всех нас вместе взятых, и в то же время он колол нас как свиней, не достойных жизни. У меня, честно, голова кругом. Я не понимаю, зачем я здесь.

– Чтобы себя найти, зачем же еще? – сказал Феодосий так, как будто понял истинный смысл заданного мной вопроса. Ну нет, что, опять Бог? Теперь коммунист-священник? Нет, это слишком уже для меня.

– Ладно, ты отправляйся с Петром на реку, у вас сегодня важнейшее задание для нашего отряда. Вчера Петр расшифровал послание из центра. Они предлагают помощь и координацию действий. Петр, по-моему, спать так и не ложился, готовил шифровку в центр, что готовы принять помощь, и список того, что нам необходимо. В общем, ты сейчас в лагерь вернешься, переодевайся в немца – и шуруйте по вчерашней схеме. Заодно времени у тебя не будет, чтобы угрызеньями совести мучиться. Ну а вернешься ко мне – так сразу на исповедь приходи. Все твои камешки по одному снимать будем»

– Да, хорошо, задание выполню. И на исповедь приду.

– Я буду тебя ждать столько, сколько нужно.

– Хорошо, хорошо, – решил я отвязаться уже от назойливого Феодосия.

Вернувшись в лагерь, я переоделся, взял шмайсер, два рожка и пистолет в кобуру и пошел в землянку связистов. Петр уже упаковал рацию и собрался в путь, видимо, давно.

– Где тебя носит, господин унтер-официр?

– Не унтер-официр, а обер-лейтенант, попрошу, – сказал я в шутку, и мы тронулись в путь. Выйдя за пределы лагеря, миновав минное заграждение, мы пошли в сторону реки и лодки, которую вчера приметили. По пути я решил пожаловаться Петру на комаров.

– Прикинь, вчера падлюка мне спать не давала, еле уснул. Жужжит гад, что мессер подбитый, а падать все не хочет.

– Да сейчас еще, считай, и нет комаров, но эти и правда раздражают, уж тяпнул бы – и дело с концом, а то пищит-пищит. Ухо себе все отобьешь, пока его поймаешь.

– Ага, меня вчера только Феодосий с Григорием и спасли, они на пару такую трель выдали – то ли я оглох, то ли комар от страха испугался.

И мы опять весело смеялись. Странная вещь война, очень странная: тут радость и юмор рядом с бедой и смертью. Но если не вылазить из беды и смерти, то ведь реально можно сжечь себя живьем, как вот сделал Семен, ненавидеть всех и вся. Ведь сколько таких вот, как он, вернувшись с войны, не смогли обрести покой и вернуться к мирной жизни. Они ведь или шли убивать дальше, превращаясь в бандитов, либо спивались в смерть. Но есть же и другие, чьи души война разбудила? Что же мы за существа такие? Мирная жизнь нас убивает больше, чем война, а война будит, но не всех, некоторых ожесточает. Прав был Элронд, этот вековой старикашка, когда говорил мне, что не знает, чем помочь человечеству. Мы и есть такие вот, из черного и белого пополам. Из добра и зла, в равных пропорциях, да еще и так все перемешано, что с ума можно сойти. Думаем, что делаем добро, а совершаем зло, совершаем зло, а делаем добро. Хотя кто из нас делает зло? Все действуют из максимально благих побуждений в большинстве своем, но куда приводят эти благие намерения?

Мы подошли к реке и спустили лодку на воду. Петр сел на носу, а я сел на весла.

– Давай греби вверх по течению, оно тут несильное, управишься. Я сейчас настроюсь и начну передавать, только, ради всех коммунистов мира, умоляю тебя: постарайся, чтобы с весла вода на рацию не попала.

– Я постараюсь, буду стараться изо всех сил, – пообещал я Петру.

Петр разложил бумаги с шифровками, положил планшет и линейку и вдруг сказал:

– УПС, давай назад, блин, антенна-то…

– Что антенна?

– Антенны-то нет! Нужно антенну придумать, без антенны-то я не передам сигнал-то. Короче, давай на берег, ищи березу или сосну метра 4–5, не больше. На нее мотнем и на дно лодки положим, пусть с кормы выступает, нормально будет.

Мы вернулись на берег, срубили молодую березку, обрубив сучья, обмотав проволоку вокруг дерева, и закрепили ее на дне лодки, так что она свисала с кормы как балка для паука. Я, правда, не был уверен, что пауки тут использовались для рыбной ловли, но, скорей всего, ничего подозрительного в торчащей березе быть не должно. И мы погребли вверх по течению. А Петр начал передачу. Бешено стукая ключом. А я опять впал в весенний транс, как и вчера в этом самом месте. Свежий весенний воздух, поющие птички, плещущаяся рыба – лепота.

Минут через 10 мы дошли до изгиба реки, за которым стала открываться деревня, приняв решение сменить курс, мы развернулись, и я бросил весла, а лодку понесло по течению. Течение было небыстрым, и лодка двигалась медленно. Может быть, слишком медленно, но мне было все равно.

Через 10 минут Петр закончил передачу и сказал: «Повторил два раза, должны принять. Рули к берегу».

Я зарулил в камыши практически в том же месте, откуда мы взяли лодку, и вылез на берег и стал затаскивать туда же лодку. Как вдруг я услышал странный звук. Я отпустил нос лодки и по инерции сделал три шага назад.

Время остановило свое движение, я понял, что это был за звук – это был звук мины, которая сейчас прилетела и начала разбирать на куски лодку вместе с Петром и рацией прямо на моих глазах. Я отчетливо видел, как мина прилетела и начала взрываться прямо за спиной Петра. Я видел этот взрыв, который расширялся с каждым мгновением, я видел, как взрывная волна разорвала грудную клетку Петра, как его голова отделилась от туловища, полетела вверх, я даже видел выражение его лица…

Глава 6. Госпиталь

Сознание возвращалось в тело, как жидкая ртуть, втекая в разбитый градусник, в съемке, которую прокручивали наоборот.

«Интересно, а сколько сотрясений мозга может пережить мозг человека в сжатый