Тактический уровень - Макс Алексеевич Глебов Страница 29

— А рация? — в глазах Игнатова читалось недоверие. — Даже если допустить, что эта твоя родственница была… с особыми способностями, которые по наследству передались и тебе, не могла же она тебя научить без рации вести радиопередачу на два десятка километров!

— Не уверен, что она и слово-то такое знала — «рация», — улыбнулся я, глядя на воду реки, — И я тоже не могу заменить собой радиостанцию. Тут другое. Это одна из моих способностей, проявляющихся очень редко и только в стрессовых ситуациях. Если какой-то сложный прибор или устройство работает плохо или неправильно, а от этого зависит моя жизнь или что-то очень для меня важное, я могу его заставить делать то, для чего он предназначен. Не спрашивай, как у меня это получается — я и сам не знаю. Этот процесс мной сознательно не контролируется. Не знал я и о поврежденном усилителе. Мне просто было очень нужно, чтобы рация нормально передавала мои сообщения, и я верил в то, что так и будет.

— Никогда ни о чем подобном не слышал, — покачал головой Игнатов, — и если бы своими глазами не видел те отвалившиеся провода, даже слушать бы такую ахинею не стал. А раньше это как-то проявлялось?

— Достоверно я знаю только один случай. Зимой, на охоте, на нас с отцом вышел медведь, поднятый кем-то из уютной и теплой берлоги. Он был зол и очень голоден, а мы, на его взгляд, отлично подходили на роль обеда. Тогда мне удалось заставить выстрелить отцовское ружье, давшее перед этим три осечки. Патрон, к слову, был последним.

— Шаманство какое-то, — усмехнулся Игнатов, — ты, младший лейтенант, никому этот бред больше не рассказывай — тебе все равно не поверят, а вопросов станет в несколько раз больше. Даже я не верю, ты уж извини. Давай считать, что ничего я не видел, и ни про какой неисправный усилитель не знаю. Рацию мы утопили, вот и нечего о ней вспоминать. Я уверен, что ты не враг, потому и решился сказать тебе про обнаруженную неисправность. Мне вполне достаточно того, что все свои умения ты используешь для борьбы с фашистами, а уж откуда у тебя все это, для меня не так и важно. Сочтешь нужным — сам все расскажешь.

Давненько я не чувствовал себя настолько погано. Мне и так-то самого себя слушать было противно, а после слов Игнатова стало совсем плохо.

— Шел бы ты спать, младший лейтенант, — Игорь слегка хлопнул меня по плечу, — а то так и надорваться недолго.

* * *

Проснулся я от тревожного зуда импланта за ухом. Вычислитель выдернул меня из сна не зря, я бы даже сказал, что сделал он это поздновато — обстановка быстро и угрожающе менялась. Вид с орбиты говорил об этом совершенно определенно.

Нас обложили с немецкой педантичностью. Противник перекрыл пути отхода вверх и вниз по течению, выставив два заслона из «штурмботов», усиленных зенитками и минометами на обоих берегах. Видимо, недавний бой, закончившийся уничтожением нашей штурмовой лодки, был признан руководством немцев удачным, и они решили использовать полезный опыт вновь.

В принципе, чего-то подобного следовало ожидать — уж очень больно мы сделали танковой группе Клейста. Однако я никак не предполагал, что помимо заслонов на реке немцы проявят столь бурную активность и на берегах.

В качестве запасного плана я вполне серьезно рассматривал прорыв по суше, но не через плацдарм, а через немецкий тыл, где плотность войск противника должна была неизбежно снизиться. Теперь же этот вариант отпал сам собой — оба берега оказались плотно перекрыты немецкой пехотой. Их тут скопилось не меньше пары полков, и, похоже, они не собирались ограничиваться оцеплением. Надолго отвлекать такую массу войск на посторонние задачи во время серьезного сражения никто не будет, так что глупо было надеяться, что немцы станут сидеть, сложа руки. Прочесать весь архипелаг, состоящий из многих десятков островов, до заката они, конечно, не успеют, но нам от этого не легче — все направления отхода перекрыты.

Сам я, конечно, уйти мог. Заслоны на реке для меня вполне преодолимы, особенно в темное время суток. Проплыть по течению вдоль дна и вынырнуть далеко за спинами немцев под прикрытием какого-нибудь бревна, которое заранее можно столкнуть в воду… Только для остальных разведчиков это не вариант — не смогут они так долго находиться под водой, и их неизбежно заметят.

Немцы действительно не стали тратить время попусту. Минут через тридцать от западного берега отчалили лодки с пехотой, направившиеся к ближайшим островам. Наше убежище находилось в центре архипелага, ближе к середине реки, так что прямо сейчас нам ничего не грозило, но действовать все равно следовало немедленно, иначе могло стать поздно, если уже не стало.

Остановить немцев мы не могли. Из оружия у нас имелись ножи, пистолет, пара немецких винтовок и пулемет. Остальное пришлось утопить около острова, с которого мы корректировали огонь гаубиц — почти сразу стало ясно, что быстро проплыть несколько километров с автоматами и боезапасом к ним совершенно нереально. Так что если уходить вплавь, то все оружие, кроме ножей и, может быть, пистолета, опять же придется бросить. Правда, до темноты еще далеко, а днем по Днепру особо не поплаваешь.

Щеглов мой доклад об изменившейся обстановке выслушал на удивление спокойно. Чувствовал он себя уже более-менее сносно, но вряд ли был способен выдержать длительные тяжелые нагрузки. Игнатов и Никифоров отреагировали на информацию об угрозе почти столь же невозмутимо, как и командир. Похоже, пока я спал, они успели обсудить сложившуюся ситуацию, и хотя подробностей разведчики не знали, но могли вполне обоснованно предполагать, что немцы продолжат нас искать, несмотря на все мои попытки убедить их, что наша группа погибла.

— Обстановка не оставляет нам выбора, — Щеглов говорил негромко, но было видно, что он уже принял какое-то решение. — Всем вместе нам не уйти, а значит, к своим должен вернуться тот, кто наиболее ценен для дальнейшей борьбы с врагом. Всем слушать боевой приказ! Группа, кроме младшего лейтенанта Нагулина, остается на месте и готовит остров к обороне. Немцы доберутся сюда через пару часов, и мы дадим бой. Нагулин прямо сейчас отступает на один из дальних островов,