Алекс Орлов - Сокровища наместника Страница 29

— А бритва?

— У меня есть хороший набор. Могу одолжить — ты бреешься?

Ронни провел ладонью по своему еще юношескому подбородку и сказал:

— Раз в месяц пока хватает.

— Ну, тогда я один.

И он начал раскладывать бритвенные принадлежности.

— Ух ты! — поразился Ронни, увидев инструменты с красивыми медными ручками. — Это ты спер где-то?

— Нет, главный надзиратель подарил, — ответил Мартин, растирая в специальной чашечке мыльный порошок с горячей водой.

— Ишь ты! С городской-то тюрьмы пинками выгоняют, а то и штаны отбирают после срока.

— Знаю, — сказал Мартин, намыливая подбородок помазком перед маленьким бронзовым зеркальцем.

— Ишь ты, как все продумано, — заметил Ронни, поражаясь тому, как много в наборе инструментов и каждому находится какое-то применение.

— Дык не нашей выделки, заграничной.

— Вот и я думаю, что из-за моря привезли. У нас все делают как-то по-мужиковски.

В дверь постучали, и Мартин быстро передал Ронни его кинжал.

— Проверь, кто там.

Ронни проверил, и оказалось, что это работник с пустым горшком и каким-то свертком в руках.

— Господа помывкой рта не интересуются? — спросил он, поставив горшок под кровать.

— Это еще что такое? — отвлекся от бритья Мартин.

— А вот, пожалуйста…

Работник развернул тряпицу и продемонстрировал постояльцам крохотную щеточку на конце ручки из соснового дерева.

— Это еще что за диковина? — удивился Мартин.

— Заграничное приспособление, чтобы мыть рот и зубы.

— Так у нас рот и так чистый, чай, мы не землю кушаем.

— А для освежения? — не сдавался работник, от которого попахивало горшком.

— Ну и как щеткой рот освежать, сам-то понимаешь?

— Конечно. К этому прилагается баночка из белой глины с мятной травой — вот, пожалуйста.

И работник продемонстрировал аккуратную глиняную баночку с крышкой из бычьей кожи на тонком шнурке.

— Зачерпнете глины, наложите на щеточку и жик-жик по зубам. И во рту будет появляться удивительная свежесть.

Мартин пожал плечами и вернулся к бритве.

— Не, нам такое устройство не нужно, уноси его, приятель.

— Постой! — остановил работника Ронни. — А сколько стоит твоя приблуда?

— Щетка — десять денимов, баночка с глиной — восемнадцать.

— Экая дороговизна! — покачал головой Мартин.

— А я, пожалуй, возьму, если скинешь до двадцати за все, — сказал Ронни, пристально глядя работнику в глаза.

— Отдам за двадцать два, — согласился тот.

— Идет.

— Да зачем ты деньги-то выбрасываешь? — воскликнул Мартин, которому этот рассказ про щеточки и глину показался каким-то бредом.

Но Ронни уже отсчитал деньги и принял от работника еще пахнувшую смолой щетку и баночку с глиной.

— Вот у тебя, Мартин, имеется бритва и все эти штуковины, а у меня теперь эта вот щеточка. С виду вполне красивая, а деньги у меня есть, так что не тебе одному за харчи платить придется.

— Посмею заметить, господа, что для двоих требуется две щеточки, — напомнил о себе работник и продемонстрировал еще одну щетку.

— Как это две? — не понял Мартин, снова прекращая бритье.

— А так. Два лица — две щетки.

— И зачем такое расточительство? Мы что, две щетки для башмаков брать должны, что ли?

— Башмаки одно дело, а свежесть во рту и поверх зубов — совершенно другое.

— Во дает, разводящий, да?! — засмеялся Ронни, и Мартин его поддержал. Работник гостиницы вел себя, как профессиональный жулик-разводчик с рыночной площади.

— Иди уже, умелец! — посоветовал ему Ронни и, когда работник ушел, закрыл за ним дверь на засов.

— Ты тут даже шнурок, я гляжу, приспособил, — сказал Ронни, замечая хитрую оснастку, привязанную к засову.

— Ну, а то, — кивнул Мартин, подчищая последний островок мыла на щеке. — В нас под вечер кинжалом пуляли, а мы что, будем ждать, чтобы засов шилом сдвинули? Не, лохов тут не имеется.

— Не имеется, — огласился Ронни. — Хорошо мне с тобой, спокойно.

— Никто на понт не берет…

— Во-во, только сейчас я это понял. Никто не караулит, когда лоханешься, даже диковинно как-то.

Ронни развел руки и вздохнул. Потом прикрыл глаза и стоял так какое-то время. Затем опустил руки, посмотрел на Мартина и сказал:

— Я пойду место отхожее поищу, а потом испробуем глину со щеткой.

— Твоя щетка, как скажешь.

— Нет, Мартин эта щетка наша, поэтому ты будешь освежать рот и зубы, когда захочешь.

43

Ждать Ронни пришлось недолго, и, по большому счету, Мартин о нем не волновался, однако, когда тот вернулся, испытал облегчение.

— Ну и где отхожее место?

— Слева от крыльца — в двадцати шагах. Там у них чистенько, даже стены побелены.

— Ну и славно, пора нам готовиться к выходу. Немного пошляемся и к лавочнику.

— А глину ты не пробовал?

— А чего ее пробовать?

— Ну как же, я же для этого и купил, — засуетился Ронни, разворачивая сверток с обновкой.

— Ну ладно, все равно воды еще полкувшина осталось. Заодно ты умоешься.

— Да чего мне умываться-то?

— Пока вода бесплатная, надо умываться. Ну, не мне же по второму разу?

— Ну хорошо, — нехотя согласился Ронни, для которого умывание представлялось совершенно глупой затеей. Из воров он знал только одного, который придерживаться этого обычая, но над ним все посмеивались.

Открыв баночку с ароматной глиной, он зачерпнул немного пальцем и сунул в рот.

— Ну и как? — спросил Мартин, с интересом глядя на Ронни.

— Ничего, холодненькая… давай, ты первый на щетку клади.

— Думаешь, я должен? — несколько неуверенно спросил Мартин.

— Да, по старшинству, — схитрил Ронни, едва сдерживаясь, чтобы не скривиться от горькой глины.

Мартин пальцем зачерпнул из баночки глину, положил на щетку и сунул ее в рот.

— Ну и как? — сразу спросил Ронни.

— Терпимо, — ответил Мартин и, прикрыв глаза, принялся водить щеткой по зубам, однако недолго, поскольку вскоре начал давиться и выплюнул белую пену в таз, а потом торопливо сполоснул рот водой.

— Ну и чего теперь? — поинтересовался Ронни.

— О!.. О-о-о-о! — воскликнул Мартин и подышал, сделав губы дудочкой. — Как будто зимней ночью в северной Аптарии, честное слово! Прямо колдовство!..

Заинтригованный Ронни решил последовать его примеру и тоже с минуту честно возил по зубам щеткой с глиной, потом сполоснул рот и даже головой замотал.

— Ох и горькая зараза! — пожаловался он. — Пожалуй, я еще и умоюсь…

— И то верно, давай я солью, вода-то осталась.