Дмитрий Манасыпов - Район-55 (авторская версия) Страница 3

Причина метаморфозы была действительно длиннонога, поджара и рыжеволоса. То, что цвет волос у неё свой родной, весьма явно доказывало отсутствие одежды. Звали её Рита, и работала она, как уже было сказано выше, старшей медсестрой в местной реанимации. По возрасту она была старше активно поглощавшего прожаренный мясной фарш врача на три года.

Рита была женщиной умной, адекватной и нормально-стервозной. Обзавелась семьёй она весьма недавно, и ненадолго, разведясь по причине прозаической, и в чём-то, в особенности для бывшего мужа, весьма грустной. Она, по физиологическим причинам, не могла иметь детей. Что саму Риту нисколько не смущало, чего нельзя было сказать о её бывшем благоверном. Как результат, в тридцать три года эта милая и абсолютно не фригидная женщина оставалась одинока, проживая в однокомнатной квартире, полученной после развода.

На Александра Анатольевича рыжая медсестра положила свой, ярко-изумрудный взор давно, ещё будучи замужем. Оказавшись снова вольной пташкой, Рита вооружилась многовековым женским и своим небольшим, но от того не менее серьёзным опытом, и принялась за обстоятельную, стратегически просчитанную операцию по завлечению патологоанатома в сети собственной, огненноволосой паутины.

Специфика работы, при которой ей неоднократно приходилось сталкиваться со смертью и повреждениями человеческого организма различной степени тяжести, дала ей изрядную фору. Отторжения, связанного с основой жизнедеятельности и финансового благополучия Александра Анатольевича, не случилось.

Ну, подумаешь! Морг, вскрытия, едкий запах формальдегидных растворов, изжелта-бледные, распластанные на столах тела, куча дешёвой одежды для похорон в кладовке (Александр Анатольевич не брезговал «левым» заработком, упаковывая и провожая чьих-то дорогих покойников в последний путь за умеренную плату, демпингуя цены «Горразнобыта»). Разве это оттолкнёт женщину, перешагнувшую рубеж четвёртого десятка, обладающую стальными нервами и постоянно сталкивающуюся со страшной Гостьей, забиравшей пациентов из палат её отделения?

«Окучивание» претендента на руку и сердце прошло без сучка и задоринки. «Клиент», к тридцати годам приобретший склонность к постоянной спутнице и домашнему уюту, оборонялся обречённо и без активного сопротивления.

К детям Александр Анатольевич относился спокойно и без ажиотажа. Куда как больше его интересовал именно тот аспект, что с Ритой ему не придётся прибегать к врачебному вмешательству при прерывании беременности. Окончательно она поразила его жёстким сексом в маленькой комнате, примыкавшей к прозекторской, и он сдался.

Сейчас Рита развалилась на диване, наблюдая за партнёром, жадно поглощавшим остывающий ужин. Куда как лучше было бы находиться у него дома, где она давно навела именно тот порядок, который был по душе ей самой. Но…

На стальных, легированных поддонах за стеной лежали три тела. Два совсем молодых пацана, попавших в аварию и бомж, которого привезла «труповозка», вызванная ОВОшниками, которые нашли его в подвале.

Если мальчишек нужно было привести в то состояние, в котором их могли бы завтра похоронить, то бомжа нужно было обследовать, прежде чем отправлять на безымянное кладбище за городом. Так что работы у избранника Риты было много, потому она и пришла. Э-эх, а жаль.

Женщина, потянулась, закинув руки за голову и разведя в сторону мускулистые бёдра, и улыбнулась, видя, как Александр Анатольевич поперхнулся, чуть не подавившись куском котлеты.

Семёныч, старший прапорщик ППС ГОВД МО Радостный, тщательно мыл руки в подсобке круглосуточного торгового павильона-«разливайки» на «Пятаке». Тёр ладони друг о друга, старательно используя брусок тёмного хозяйственного мыла. Вода из крана шла еле-еле текущей струйкой, что раздражало и без того злого Семёныча. Да и раковина была забита, из-за чего в ней стояла на несколько сантиметров розовая от смытой им крови, с пеной от мыла, вода.

— Смыл? — Лидка, дородная ночная продавщица, заглянула в подсобку. — Ну, Семёныч, ты и зверь. Это же надо, так человека отмудохать.

— Рот закрой. — Прапорщик снял с крючка грязное полотенце и начинал вытирать руки. — Я и тебя бы отмудохал, не будь ты бабой. Раньше не могла позвонить, овца?

— Ты чего?! — Женщина напряглась, понимая, что заведённый мент запросто может «выписать» звездюлей и ей. — Что я сделала-то? Ну, пили они в разливайке, и что? Дембельнулся вроде как один, вот и пили. Тихо и мирно, пока Керим не зашёл…

Прапорщик развернулся к ней:

— Сколько раз было говорено, что раз пьют и темно, так звони? Я ведь, если захочу, запросто вашу рыгаловку закрою. Так и передай своему шефу. Мы вам не мешаем водку палёную продавать, налево от хозяина, так?

— Так…

— И с тобой я договаривался, что раз есть мои клиенты, так звонишь. Было дело?

— Было, Паш, но ведь молодые ребята-то. Друг с армии пришёл, я и подумала…

— Ты бы, Лидок, думала поменьше, а то сдаётся мне, что ты точно не головой думаешь. А своим заводом.

— Каким заводом?

— По производству целлюлита, на который ты скоро трусы на рынке найти не сможешь, если жрать в два горла не прекратишь.

Лидкины пальцы, вцепившиеся в косяк, побелели от того, как она их сжала:

— Ну, ты и козёл. — Тихо и отчётливо зло произнесла продавщица. — Хрен с тобой, Семёныч, будут тебе клиенты. Но если ещё раз захочешь от своей Машки налево со мной сходить — хрен тебе. Понял?

— Да и даром не нужно. — Прапорщик сплюнул и шагнул в сторону двери. — Подвинься, а то не протиснусь.

Семёныч вышел в торговый зал, направляясь к выходу из модуля.

Напарница Лидки, худенькая и зашуганная девушка, торопливо возилась в углу со шваброй, вытирая кровь и сметая осколки стекол. За стеклом двери виднелся зад милицейской «таблетки», на который патруль прапорщика объезжал улицы города. Рядом, бок о бок с ней, уже стояла «газелька» скорой помощи, которую пришлось вызвать сержанту Михайлову. Сам сержант, вместе с третьим патрульным, молоденьким стажёром, курили рядом со служебным автомобилем. Хлопнув дверью Семёныч направился к скорой.

На «Пятак» они заехали планово и стали свидетелями того, как из крайнего окна «разливайки», уместившейся в самом конце ряда павильонов, вылетает высокий металлический стул.

Внутри бушевала драка. И именно в прошедшем времени. Какой-то пьяный парень в явно дембельском камуфляже старательно избивал полу-татарина полу-азербайджанца Керима, который работал в соседнем ларьке. Ещё двое парней, в усмерть пьяных, крепко его держали. Кто выбил стулом окно было неясно, да то и не интересовало ППСников. Всё бы было ничего, если бы «камуфлированный» не решил доказать факт того, что он не зря служил в войсках дяди Васи Маргелова. И вот это он сделал зря.

Семёныч, и без того злой по причине того, что должен был сегодня отдыхать, пить пиво и смотреть матч любимого «Рубина», думал не долго. Будучи в прошлом мастером спорта по боксу и обладая куда как большей комплекцией чем дембельнувшийся «голубой» берет, он быстро доказал всю абсурдность действия отставного вояки. Пока двое других ментов выкручивали руки дружкам десантника, Семёныч, обработав того, приступил к планомерному нанесению ему телесных тяжких, благо факт нападения на сотрудника при исполнении был налицо.

— Ну чего там? — Прапорщик подошёл к скорой, из дверей которой выбрался врач. — Здорово, Лёх.

— Здравствуй, Паша. — Бывший одноклассник Семёныча достал из кармана мятую пачку «Явы», щёлкнул зажигалкой. — Постарался ты на совесть, ничего не скажешь. Перелом лицевой кости, смещение перегородки носа и выбитые зубы. Не перегнул палку-то, а? Как считаешь, Паша?

— Да срать я на него хотел. — Семёныч сплюнул. — Не хрен на меня кидаться было. Закрою его по полной, говнюка.

— Закроешь-закроешь. — Врач глубоко затянулся. — После выписки гражданина Абросимова из больницы. К слову, Паша, пацан-то ветеран. Дело такое…

— Какое, на хрен, такое?

— Да ты не злись, Паш. Просто на таких ребятишек, как избитый тобой мальчишка, сейчас наш новый президент ставку делает. Льготные кредиты, рабочие места, поступление в учебные учреждения и прочее. Смотри, как бы тебя самого не закрыли, за превышение полномочий и несоответствие принятых тобою мер реальной действительности… А мальчика я увожу в «травму», Паша. Если повезёт, так ему лицо слепят заново, ну а не повезёт, так Квазимодой и останется. На всю жизнь. И отчёт я составлю, и в журнал запись сделаю, ты уж на меня не серчай, одноклассник.

— А пошёл ты, Лёх, на… — Семёныч ещё раз сплюнул. — Имел я таких ветеранов, понял? Эй, экипаж, поехали в отдел, сдавать орлов.

Дверцы УАЗика хлопнули, зафырчал двигатель, и «таблетка» покатила в сторону «дворца правосудия».