Александр Зорич - Стальной лабиринт Страница 3

Восемь избитых, израненных машин — все, что осталось от роты Растова, — благополучно растворились в густых запахах рано отходящего ко сну леса.

Спустя четыре часа ночного марша по данным ПНВ и коротковолновых радаров мехвод Фомин заглушил мотор перед воротами лесхоза «Биобаланс».

Как ни странно, лесхоз оказался обитаем — открывать ворота пришкандыбал колоритный старик лет восьмидесяти со шкиперской бородкой, в линялой майке цвета хаки и шортах-камуфляжках с десятком накладных карманов. На шее егеря красовалось ожерелье из зубов местного красногривого волка, а мускулистые, густо татуированные плечи и шея намекали: старик прожил бурную жизнь, в которой находилось место всякому, в том числе, возможно, и не вполне законопослушному поведению.

— Милости прошу, родные! — Хозяин лесхоза просиял фарфоровыми зубами сквозь реденькие седые усы.

— Здорово, батя, — устало кивнул Растов. — Хорошо, что мы «родные»… А вот если бы это клоны оказались?

— Один хрен открывать надо… Зачем мне выломанные ворота? — Старик продемонстрировал живой практический ум. И добавил: — Зовите меня Ипполит.

— А отчество?

— За каким лядом тебе мое отчество, сынок? — отмахнулся егерь.

Ипполит оказался чрезвычайно полезен.

Начать с того, что он помог загнать в пустующий ангар из-под пожарной техники два танка, а третьему отвел место в конюшнях (в лесхозе было принято охотиться на лошадях). Затем егерь отвел Растова и мехводов в джунгли, где они вместе подобрали укрытия для остальных пяти танков среди ближайших буреломов, сплошь затянутых лианами.

Эту вылазку Ипполит украсил зарисовками о кровожадных повадках местного зверья.

Растова особенно поразил рассказ об исполинском леомангусте, который всегда затаскивает свою жертву на самую вершину дерева перед тем, как съесть…

— К счастью, леомангустов здесь с гулькин хер… Не любят они человеческого запаха, понимаешь. А если флуггер проревет, так у пятнистых негодяев и вовсе депрессия начинается… Так что не сцыте, герои, — приободрил танкистов Ипполит.

Тут же, легки на помине, в невидимом за могучими кронами деревьев небе промчались клоны. Видно не было ни черта, Растов еще не научился распознавать клонские флуггеры по звуку, а потому оставалось лишь гадать: разведка, легкие транспорты, истребительный патруль или штурмовики в свободной охоте.

— Чтоб вам свалиться, — недобро блеснув глазами, проворчал егерь.

К счастью для клонов, они не свалились, а к счастью для русских танкистов — не обнаружили присутствия восьмерки Т-10 на дне живого океана джунглей.

Когда бронированные машины были устроены, старик от души накормил ночных гостей — то ли поздним ужином, то ли ранним завтраком.

Меню оказалось не лишенным изысканности — копченые угри, суп из лисичек с вермишелью и съедобными желудями, а еще были гренки с адыгейским сыром, жареные свиные колбаски и бражка из местных съедобных орхидей.

Вся снедь была умята в мгновение ока, а тарелки досуха вылизаны. Даже всякое видавший Растов подивился аппетиту своих орлов.

Бражка же произвела на танкистов воистину неизгладимое впечатление («Из цветов, прикинь?»). Хотя, на утонченный вкус Растова, непростительно отдавала гидролеумом.

— Я даже как заснул не помню! Просто взял и вырубился! — сообщил мехвод Вологдин своему командиру экипажа сержанту Крестову, энергично растирая отекшее со сна лицо ладонями.

— А я помню. Ипполитыч как раз про растения-людоеды рассказывал. Что, мол, одурманивающей слизью спящего обволакивают — и все, суши весла… На этом месте я и отрубился…

Растов с наслаждением обрушил на голову водопад ледяной воды из деревянного ведра — душ в лесхозе, конечно, не работал, ведь генератор было решено не включать в целях маскировки. Затем он обстоятельно вытерся полотенцем с эмблемой древней какой-то олимпиады (он тогда еще в младшую школу ходил и звался Косенькой).

Натягивая штаны, Растов слушал доклад комвзвода Соснина.

— …Без происшествий. Также было получено кодированное сообщение от комбата. Он со штабом и разведротой прибудет в точку сбора — три километра северо-западнее лесхоза — к десяти ноль-ноль текущих суток.

Растов поглядел на часы. Семь тридцать, однако! Времени — вагон.

— Что-нибудь о противнике? — спросил он у Соснина.

— Выполняя ваше приказание, мы активные средства, включая беспилотники, не применяли. Радиоперехват позволяет судить, что клонский танковый батальон остался на позициях у высоты 74. Но сами понимаете, товарищ капитан, если они двинули в лес на разведку пешком, то мы их никак выявить не могли…

— Разумно, — вздохнул Растов.

Капитан отпустил Соснина и уже собирался попросить у Ипполитыча (за ночь прозвище пристало к хозяину намертво) чаю и завтрак, когда к нему подошел взволнованный Субота.

— Разрешите обратиться!

— Что у тебя, Серега? — спросил Растов.

— Голубь! Почтовый! Сейчас его Фомин сторожит!

— Не морочь мне голову, честное слово, — отмахнулся Растов, шагая к летней кухне, где маячили татуировки Ипполитыча. — Юннаты нашлись… Вы еще ежика подберите, чтоб кормить его молоком из мисочки! Тогда голубю будет нескучно в компании…

— Так не просто голубь! Почтовый, я же говорю!

— И что «почтовый»?

— Принес почту! Донесение! Доставил!

— От кого? — Растов поглядел на Суботу своим самым усталым взглядом.

— Не знаю… Там столбцы цифр… Шифр.

— Где вы его вообще взяли, этого голубя?

— А тут у него голубятня… У Ипполитыча! Вы не заметили разве?

До Растова наконец начало доходить, что дело, которое не стоило выеденного голубиного яйца еще минуту назад, стремительно приобретает высшую ценность.

— Ипполитыч, тут Серега говорит, тебе письмо, — опершись о дверной косяк с самым хулиганским видом, сказал Растов. В обществе Ипполитыча он сразу молодел на десять лет и бремя ответственности, навалившееся на его командирские плечи с началом войны, казалось, легчало.

— От кого еще? — удивился егерь.

— А шут знает… Оно шифрованное. Может, от твоей подружки.

— Моих подружек, сынок, уже черви на погосте доедают, — не оценил комплимента Ипполитыч.

— Поглядите вот. — Субота протянул старику замусоленную бумажку.

Она была покрыта неровными столбцами цифр, написанными от руки всепогодным офицерским карандашом. Такой карандаш способен оставлять след даже под водой высокой солености. Даже на льду.

— «Два по сто и еще двести», — вслух прочел Ипполитыч. — Я, пожалуй, столько не выпью… Возраст уже.

— То есть вы не знаете ключа к этому шифру? — уточнил Растов.

— Да ни боже мой! — Ипполитыч зачем-то перекрестился. — Мы тут, когда с Усачевым голубиной перепиской баловались, так нормальным русским языком общались. Скажем, я ему: «Юрчик, востри лыжи ко мне! Ланка пошла и настойка созрела!» А он мне: «Не могу, у меня инспекция из Новогеоргиевска» или «Благоверная мозги проедает, чтоб к дочке съездил, разводом грозит». Зачем тут шифр? Кому я вообще нужен? Клоны вон — и те мной, таким хорошим, побрезговали.

Растов зачем-то кивнул, непонятно с чем соглашаясь.

С утра он традиционно соображал неважно. Но даже и в таком заторможенном режиме его мозги через минуту все-таки выдали правильное решение.

— Сережа, сбегай-ка за моим планшетом, — попросил он Суботу.

Через несколько минут, сидя с чашкой горького травяного чая в кресле, скрученном руками мастеровитого Ипполитыча из толстых местных лиан, он уже прикладывал к сканеру шифрованную записку.

К его великому удивлению, сканер распознал, а дешифровщик «расколол» содержимое голубиного письма. Притом в два счета.

«ГРУППУ ПЛЕННЫХ 30 ЧЕЛОВЕК ДЕРЖАТ ЧАННОМ ЦЕХУ ШЕЛКОФАБРИКИ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ: ЛЕЙТЕНАНТ ХЛЕБОВ, ДУГИН, БУЛЬБАШ.

ПОДПИСЬ: ИНЖЕНЕР-КАПИТАН ОБЕРУЧЕВ».

Растов нахмурил брови и поглядел вначале на Суботу, застывшего с улыбкой закоренелого двоечника, а затем на Ипполитыча, который остервенело нарезал лимоны к завтраку, словно те, брызгая во все стороны мутной своей кислотой, могли ответить на главный вопрос утра: в записке правда или нет?

То, что Хлебов во вчерашнем бою не погиб, а попал в плен, было вполне правдоподобно.

То, что шифровка составлена не кем-нибудь, а заместителем техслужбы космодрома «Новогеоргиевск-Военный» Оберучевым, тоже более-менее сходилось. Самый грамотный, память наверняка как у астропарсера, иначе до этой должности не дослужился бы…

Но что если все равно ловушка?

Клоны питают пристрастие к военным хитростям, Растов это помнил с первого курса академии. Клоны, знал он, могут потратить неоправданное, гигантские количество усилий на то, чтобы попытаться кого-нибудь обмануть. Заманить в капкан, в огневой мешок… Хотя куда эффективней те же усилия могли бы быть использованы для организации нормальной войсковой разведки и массированного поражения выявленных целей в местах сосредоточения.