Леонид Кудрявцев - Волчонок Страница 3

Да никто. Конечно — никто. И стоит только решиться на действительно серьезный поступок…

Хур-синеусый тряхнул массивной головой и снова двинулся в сторону зала червяков-вспомогателей.

Нет, он останется тверд, он не поддастся. Как раньше не поддался и другим искушениям. Хотя этот случай значительно отличается от всех прочих. Такой случай выпадает лишь раз в жизни, и не каждому, далеко не каждому. Точнее — всего лишь нескольким из рода создателей симбиотов высшего разряда, причастным к его самой великой тайне. Они, эти несколько избранных, знают, что именно в их роду, раз в поколение, создается симбиот, способный кого угодно привести к власти, помочь сокрушить все возникающие на пути к ней преграды, сделать великим властелином империи.

Эта безграничная власть, гипотетически, может достаться любому мыслящему громадной звездной империи, как выигрыш в огромной лотерее. Но только несколько мыслящих имеют возможность, не полагаясь на слепой случай, при желании забрать власть себе. Например, причастные к созданию симбиота.

Это будет жульничество? Несомненно, оно. Но кто осмелится судить победителя, когда Возвышенный Тхоль выкрикнет его имя, когда назовет его императором? Так, может…

Ну нет, ничего не «может». Ни-че-го. И точка.

Хуру-синеусому стоило немалых усилий сказать себе это. Еще труднее было выкинуть из головы мысли о симбиоте. Просто не думать о нем, переключить сознание на другую тему. Вот, к примеру, багрянка…

Ах да, багрянка…

Если ее запустить, то скоро у космолетуна начнут отмирать осязательные ответвления. Их много, и этот процесс будет долгим, но все равно рано или поздно корабль начнет терять ориентацию в пространстве, станет сбиваться с курса, что может закончиться настоящей катастрофой. А потом багрянка перекинется на двигательные органы, и вот тогда корабль будет обречен.

Этой проблемой необходимо заняться прямо сейчас.

Он вошел в зал червяков-вспомогателей, под его высокие, гулкие своды. Верхний набор глаз позволял ему увидеть не только норы, из которых торчали головы червей, но и потолок, а также висевшие под ним каплевидные тушки жуков-очистителей, в данный момент неподвижные и потому казавшиеся всего лишь черными точками, естественными выщербинами.

Червяки мирно спали, и их дыхание, сливающееся в тяжелый, мерный рокот, прозвучало для Хура-синеусого приятной музыкой. Он даже вздрогнул от удовольствия. Самих червяков он недолюбливал, но этот ритм, этот раскатистый звук… Он был превосходен, И может быть, стоило ненадолго задержаться, насладиться им на полную катушку… но нет.

Дело, прежде всего — дело.

Синеусый подошел к ближайшей норе и хлопнул спящего в ней червяка по плоской голове.

— Просыпайся, кораблю нужна твоя работа.

Команда возымела действие, и червяк, широко раскрыв глаза, ответил:

— Корабль — моя жизнь. Работать для него — высшее удовольствие.

— Счастлив сообщить, что оно, это высшее удовольствие, тебя настигло, — буркнул синеусый. — Точнее говоря, его просто навалом. Кажется, одно из осязательных ответвлений заражено багрянкой.

— Вот как? Где именно?

Пришлось пуститься в долгие и подробные объяснения. Закончив, Хур-синеусый спросил:

— Все понятно?

— Еще бы, — прогудел червяк, — приступаю к работе. Можно поделиться этой радостью с двумя собратьями? Мне понадобится их помощь.

— Конечно, — разрешил синеусый. — Для пользы дела.

Отойдя в сторону, он прислонился к мягкой, податливой стене космолетуна, провел длинным, оканчивающимся широким тупым ногтем пальцем по поросли украшавших лоб синих усиков и снова прислушался к дыханию спящих червяков. Теперь оно звучало чуть-чуть тише и не так мелодично, но все равно слышать его было ни с чем не сравнимым удовольствием.

Возможно, это даже несколько искупало те неприятные ощущения, которые он испытывал, находясь на космолетуне. Нет, не то чтобы пребывание здесь очень ему не нравилось. От стажировки в космофлоте, которую обязан был пройти каждый юный член его клана, у него остались только хорошие воспоминания. Но потом, уже почти в зрелом возрасте, он попал в самое банальное крушение пассажирского антиграва. Система спасения сработала вовремя, и авария эта не нанесла его здоровью ни малейшего ущерба, а вот психическая травма осталась.

Он не очень любил путешествовать по космосу. И в этот раз отправился в полет лишь потому, что не мог переуступить свои обязанности никому другому. Он был одним из творцов ценности, покоящейся сейчас в животе летуна, и по обычаю должен был доставить ее во двор Возвышенного Тхоля лично, только лично.

Хур-синеусый издал тихое шипение и, наблюдая, как три червяка поспешно покидают зал, снова подумал о том, что лекарство от его космобоязни найти очень легко.

Оно здесь. Стоит спуститься в живот летуна, раскрыть охранные покровы, и тогда… Кто рискнет осудить его после этого? А еще он избавится от всех других своих страхов, получит силу, станет непобедимым, приобретет величие. И в придачу ко всему этому, для развлечения, у него будет целая звездная империя, со всеми ее богатствами и чудесами.

Надо всего лишь решиться на поступок. На один-единственный, преступный поступок.

Нет, нет, кончено, реально он никогда его не совершит, но кто мешает о нем помечтать, всего лишь помечтать? Да, мечты эти, кажется, становятся слишком навязчивыми, но ведь в жизнь их воплощать он не собирается. Это всего лишь мечты.

3

На поляне плясала смерть.

Ее несли крохотные стальные стрелки, со страшной скоростью и силой вылетавшие из серой пыльной воронки глубиной с человеческий рост и шириной с пивную бочку. С противным шипением стрелки секли ближайшие кусты, ранили стволы почти безлистных, похожих на окаменевших гусениц деревьев и высекали искры из обломков скал, где прятались Волчонок и Дядюшка-волк.

Вот шипение стало тише, но стрелки еще продолжали вылетать.

Волчонок полюбовался тем, как ствол ближайшего дерева на глазах обрастает крохотной, серебристой бахромой, как она становится все гуще, а потом спросил:

— Долго еще?

— Мина-дервиш, — ответил Дядюшка. — С такими ты еще не сталкивался. А ведь когда-то они попадались на каждом шагу. Их назначение — задерживать живую силу противника. Такая мина может работать до получаса. Все зависит от объема ее боевого бункера. Если нужно сделать заслон, то мина может стать ему хорошей заменой. И врага задержишь, и людей не потеряешь.

Взглянув с уважением на своего спутника, Волчонок спросил:

— А какой объем бункера у этой? Ты не успел заметить?

— Бункер, понятное дело, находится под землей и может быть каким угодно. Угадать, когда эта штука затихнет, — невозможно. Причем учти, она может быть и с фокусами.

— С фокусами?

— Ну да. Представь, она вдруг затихает, и вражеские солдаты, выждав некоторое время, решают, что заряды кончились. Противник начинает двигаться дальше, и тут мина просыпается…

— А если садануть ее гранатой или из базуки?

— Вот поэтому я запретил тебе даже нос высовывать из-за камня. Сиди и не дергайся. Она не просто садит в белый свет, как в копеечку. Система «змеиный глаз». Поражает все движущееся. Траву колышет ветер, деревья качаются.

— А скалы? — усмехнувшись, спросил Волчонок.

— По ним бегают насекомые.

— Понятно.

— Вот именно. А прежде чем кинуть гранату или садануть из базуки, надо оказаться от этой штуки на расстоянии выстрела. Но, попытавшись это сделать, ты тут же получишь гостинец.

— Танки…

— Возможно. Хотя и против танков у нее есть кое-какие сюрпризы. И потом, какие могут быть танки здесь, на острове?

— Зачем ее вообще поставили?

Дядюшка-волк провел рукой по голове, задумчиво потеребил острый кончик своего уха и неопределенно ответил:

— Желтые… Они такие…

— И значит, мы здесь…

— Именно. Некоторое время мы здесь еще побудем. И дернула же нас нелегкая пойти на этот запах… Но уж слишком он был соблазнителен. Как будто мину специально и установили, чтобы подманивать йеху. А может, так и есть?

— Думаешь?

— Говорят, перед тем как желтых выкосила зараза, им приходилось обороняться от йеху.

— Из какой стаи?

Вместо ответа Дядюшка улыбнулся. Так, как это может делать только йеху. От уха до уха, показывая при этом зубы — чтобы тот, кому ты улыбаешься, не забылся, не принял твою улыбку за знак, что ты расслабился.

— Не знаешь? — спросил Антон.

— История не сохранила об этом воспоминаний. Стаи собираются и разбегаются. Неизменным остается лишь одно, что определяется понятием — йеху, народ. Наш народ.

Кинув на старика опасливый взгляд, Волчонок все-таки не удержался, спросил:

— Но ведь я — не йеху? Ты не раз мне говорил, что я человек.