Алексей Бобл - Пустошь Страница 3

Это решило дело.

Еще какое-то время Туран поломался для виду, чтоб показать, как он недоволен, а Мика ему подыгрывал, продолжая канючить, но без задора, потому как ясно было, что он своего добился. Мысленно Мика уже вынимал добычу из силков и пристреливал духовую трубку. Туран же размышлял: восемь шкурок ползунов-солдат — целое богатство. Если Мика и вправду хорошо подготовился, смастерил крепкие силки да собрал личинок огненной многоножки… да уж, серьезную охоту брат затеял. И обречь его на неудачу Турану просто совесть не позволяет.

А еще больше — жадность. Восемь шкурок…

«Панч» подъехал к развилке у холма, дальше медлить нельзя. За пограничным холмом начинается территория, где девятилетнему мальчишке лучше не бегать без присмотра взрослых. Там обитают шакалы и панцирные волки, к тому же по округе шастают люди атамана Макоты. И как Знахарка с братом их не боятся?

В общем, пора было принимать решение.

— Ладно, — сказал Туран, притормозив, и Мика тут же распахнул дверцу.

— Стой! — брат схватил его за плечо.

— Ну, чего еще? — заныл Мика. — Давай быстро, солнце встает!

Оно и вправду вставало — почти целиком поднялось над холмами. Скоро начнется жара, если не поторопиться, попавшие в силки твари быстро стухнут.

— Поклянись, что соберешь ползунов так, что никто не заметит, и сразу — в сарай.

— Чем поклясться?

— Поклянись… поклянись здоровьем матери.

— Ладно, — сказал Мика, вывернувшись из-под руки брата. — Клянусь.

— И дождись меня вечером. Увидишь «Панч» на дороге — сразу беги к нему и садись, вроде как все время со мной ездил.

— Клянусь, клянусь! — Мика соскочил с подножки и помчался к заброшенному строению над обрывом.

Туран крикнул вслед:

— Только учти: обманешь меня — мы с тобой враги! Понял? И мать умрет, если ты клятву нарушишь!

— Не умрет, не умрет! — прокричал Мика в ответ, не оборачиваясь.

Туран утопил педаль газа и навалился на руль, объезжая пограничный холм.

Когда солнце на два кулака поднялось выше горизонта, он включил радио.

Пришлось долго крутить ручку настройки, слушая шипение, свист, треск и неразборчивые голоса. Антенна на «Панче» была так себе, это не тарелка, которую Назар поставил на крыше дома. Туран услышал древнюю музыку — механик говорил, что у предков она называлась джазом, — потом голос, что-то бубнящий на незнакомом языке. Обитатели фермы и окрестностей не знали, кто и зачем передает эту музыку и где находятся радиостанции. Может, на другом краю Пустоши, а может, и где-то под боком. Назар рассказывал, что радиоволны, отражаясь от каких-то там слоев атмосферы, могут разноситься очень далеко.

Ферма давно скрылась из виду, «Панч» ехал между холмами. Обогнув заросший бурьяном пустырь, грузовик миновал покосившуюся решетчатую громадину, темно-рыжую от ржавчины. По словам Назара, когда-то такие вышки служили опорами для проводов, по которым на дальние расстояния передавалась электроэнергия. Ну и странный мир был у предков, всякий раз думал Туран, завидев это удивительное сооружение.

Наконец он поймал нужную волну — зазвучали знакомые позывные, и сипловатый голос Шаара Скитальца полился из динамика:

— …этим тихим радиоактивным утром я приветствую вас! Будьте здоровы, добрые фермеры и мародеры, охотники на мутафагов и бандиты, бродяги и нищие, воры и шлюхи! Поклон вам, кровожадные люди-в-рясах — доблестные монахи Ордена Чистоты! Я забыл упомянуть ростовщиков Киева и хозяев Моста?! Привет вам, лучшие из лучших! Здравствуйте, перевозчики или доставщики?! И даже вас, топливные короли Московии, привечу я на волнах Радио-Пустошь!

Пока Скиталец болтал, Туран достал из-под сидения корзину Бруты, нащупал пузатую тыквенную флягу, вытащил пробку и отхлебнул прохладной воды, очищенной угольными фильтрами. «Панч» проехал мимо длинного здания, над входом которого висели большие буквы: У ЕР АМ. Задняя стена и крыша полностью засыпаны песком, боковины — на треть. За «уерамом» виднелись развалины домов.

Когда грузовик накрыла большая тень, он высунул голову из кабины и глянул вверх. Над «Панчем» медленно ползла одна из тех штуковин, что иногда появлялись в небе поблизости от фермы. Огромный диск-остров голубовато-серебристого цвета парил высоко над землей.

Никто не знал, что это такое. Фермеры называли острова Платформами, но кто создал Платформы, сколько их и какая сила поддерживает в воздухе эти необычные сооружения — неизвестно. Туран часто слышал споры о том, живет ли кто на Платформах или нет, когда и откуда они появились. Некоторые утверждали, что это древнее оружие, построенное предками, им управляет искусственный мозг, и людей там нет. Другие — будто Платформы из дерева, в воздухе их поддерживают газовые баллоны, и прилетают они с какого-то дальнего континента. Хотя Туран не совсем понимал, что значит слово «континент». Сколько он себя помнил, острова всегда летали над Пустошью, недостижимые для ружейных пуль и безразличные к роду людскому.

Дорога, плавно изгибаясь, тянулась вдоль русла высохшей реки, бывшей когда-то притоком Днепра.

В Сухой сезон от зноя не скрыться. Когда солнце достигнет зенита, помехи забьют эфир, радиоприемник придется выключить. Но пока утро, голос Шаара лился из динамика так отчетливо, будто Скиталец восседал на сидении рядом.

— Новости из далекого Кевока принесла на хвосте птичка-мутант, — жизнерадостно вещал Скиталец в своей неповторимой манере. — Декаду назад двое честных бродяг, известных как Шняга и Патлатый, наткнулись на пустынного крокодила, который спустился с дюны и прошел мимо с сурком в зубах. Если это правда, то жителей Кевока ожидают большие неприятности в Мокром сезоне. Без малого два года миновало, как крокодилов извели охотники, нанятые горожанами. Если твари объявились опять, никто не поможет Кевоку, ибо ходят слухи, что в прошлый раз город заплатили охотникам лишь часть обещанного гонорара, зажилив два десятка шкурок ползунов и дюжину кувшинов браги…

Туран никогда не видел песчаных крокодилов, зато Назар рассказывал о сухопутных акулах, что наводят страх на обитателей Донной пустыни.

— Однако Шаар погрешит против истины, если умолчит о том, что, по свидетельствам людей из тех мест, честные бродяги Шняга и Патлатый — забулдыги, каких поискать. Каждое утро они заливают зенки кукурузной водкой, которую выменивают на древние безделушки, найденные в развалинах, после чего дрыхнут в брошенных холмовейниках. И потому верить этим славным парням Шаар рискнул бы не больше, чем атаману Макоте. А уж Макоте не верит даже сам Макота. Вскоре нас ждут коммерческие объявления, отчет о курсах обмена Большого Рынка и другие новости. А пока что ознакомьтесь с песенкой, которую специально для вас исполнят четверо парней из Кевока. Парни каждый вечер надрывают глотки в тамошнем занюханном кабаке и называют себя «Банда четырех»…

Скиталец замолчал, из динамика полилась заунывная мелодия. Гнусавые голоса вразнобой исполняли балладу о девушке, которая влюбилась в человекообразного мутанта с севера Пустоши.

Начался трудный участок дороги — крутые повороты между широких глубоких воронок. Некоторые затянула паутина гигантских тарантулов, другие заросли чертополохом и лозой-колючкой.

На мотоциклетке Туран проскочил бы этот участок быстро, не снижая скорости, но «Панч» слишком неповоротлив, и езда оказалась под стать балладе «Скарабеев» — такой же унылой. В песне говорилось о том, как некая красотка влюбилась в мутанта и собралась сбежать с ним в глубь Пустоши, но о планах девушки прознал отец, которому вовсе не улыбалось, чтобы единственная дочь смылась с каким-то уродом, ведь она нужна для работы по хозяйству, а еще ее можно выдать замуж за сына поселкового богатея, получив приличный калым. Отец позвал на помощь монахов из московского Храма. Ранним утром те подстерегли мутанта у сарая за домом, где жила его возлюбленная. Но нелюдь как-то умудрился обмануть охотников, одному монаху он разорвал горло, второму сломал хребет, а потом сбежал. Началась погоня, как водится, с криками и стрельбой. Услышав шум, девушка выскочила из дому в одной ночной рубашке и бросилась за монахами. На берегу «туманного обрыва» она, непонятным образом опередив преследователей, нагнала любимого мутанта, обняла его и закрыла своим телом. Но монахи все равно разрядили в парочку свои крупнокалиберные винтовки, и на глазах у подбежавшего отца влюбленные рухнули с обрыва в глубокое ущелье.

На этом песня закончилась, а Туран миновал опасный участок.

Солнце поднялось выше, слышимость стала хуже, но голос Скитальца все еще можно было разобрать. Включив для фона ненавязчивую мелодию, Шаар рассказал историю про знаменитого бойца Ставридеса Белое Пламя, чемпиона обеих Арен, московской и той, что находилась в Городе-Корабле. Нынче, по словам Шаара, Ставридос отошел от дел и на заработанные в боях деньги построил некую чудо-машину, на которой передвигается по Донной пустыне, воюя с тамошними мутантами. Туран слушал внимательно — про Ставридеса он знал, личность это была знаменитая. Поведав историю легендарного бойца, Скиталец прочел несколько объявлений: кто-то предлагал патроны, только что прибывшие из Харькова, кто-то хотел обменять седло и подпруги для ездового ящера-маиса на два десятка спинных пластин панцирных волков. Из пластин умелый мастер сделает доспехи, способные выдержать прямое попадание тридцать второго калибра с полсотни шагов. Какой-то киевский механизатор менял трактор с прицепом на двадцать мешков кукурузной муки — считай, даром отдавал, а мог бы заломить хорошую цену в серебряных гривнах Цеха Оружейников или в рублях Московии. С другой стороны, взять за трактор муку проще и надежней, ведь на значительной части Пустоши деньги не в почете.