Стив Паркер - Выживший Страница 3

Он проверил, нет ли каких-либо признаков движения в тенях за незваным гостем. Если тварь не одна, то ему придётся бежать. О схватке лицом к лицу не могло быть и речи. Как бы он ни дорожил этим маленьким убежищем, на создание которого ушло так много трудов, он был не настолько глупым, чтобы за него умирать. Ему уже доводилось бросать укрытия и из-за меньшего.

Хотя Бас и мог сравниться размером с большинством крючконосых, они имели физическое преимущество. Эти омерзительные создания были гораздо сильнее, чем казались на вид. Их длинные мощные лапы и пасти с шеренгами бритвенно-острых зубов делали их смертоносными. Даже тварь, так безнадёжно запутавшаяся в его силках из острой проволоки, всё ещё может причинить ему летальные повреждения, если он лишится осторожности.

Но Бас не прожил бы так долго, если бы был неосторожным.

В его уме снова раздался голос старика:

"Никаких оплошностей, малец. Тот, кто хочет выжить, внимателен к мелочам. Всегда".

Убедившись, что чудовище было одно, Бас поспешно приступил к действиям. Он выскочил из дверного проёма — как всегда бесшумно, как всегда низко пригибаясь к земле, — и приблизился к своей скребущей лапами жертве. Прежде чем ксенос успел понять, что он не один, Бас набросился на него, неистово топча ногой по его морде. Трещали кости. Ломались зубы. Мерзкая голова уродливой формы снова и снова билась о каменный пол. Оглушив тварь, Бас оседлал её, достал нож и начал вгонять его длинное лезвие вверх под грудную кость. Он вдавливал его обеими руками, налегая всем своим весом. Тело твари мощно рванулось под ним. Она начала бешено биться и брыкаться, но мальчик продолжал своё дело, стискивая её костлявое туловище своими коленями. Затем, когда нож погрузился по рукоять, Бас начал с силой раскачивать лезвие туда и сюда, рассекая сердце твари напополам.

Сипящий судорожный вдох. Влажное бульканье. Последнее неистовое содрогание, и тварь обмякла.

Бас скатился с трупа, оставив нож в теле врага. Вытащить его сейчас означало лишь разлить кровь, а ему хотелось избежать этого по максимуму. Лёжа во мгле и переводя дух, он глядел на свои руки и ждал того момента, когда они перестанут дрожать.

Не бойся, сказал он себе. В этом нет ничего нового. Мы проделывали это прежде.

И снова из прошлого заскрежетал этот скрипучий голос:

"Адреналин, малец, это твой союзник. Не путай его со страхом. Они не одно и то же".

Дрожь унялась гораздо быстрее, чем когда он совершил своё первое убийство, но Бас знал по опыту, что тяжёлая работа начнётся всерьёз только сейчас. Ему надо позаботиться о трупе. Если другие твари учуют кровь, — а они всегда её чуяли, — то они заявятся сюда. Он должен убрать тело.

Он прошипел ругательство, отвешивая удар ногой по уродливой мёртвой морде.

Находиться снаружи при свете дня означало ежесекундно искушать судьбу, и в гораздо большей степени — с такой ношей, как эта. Но Бас знал, что если поторопится, то всё ещё сможет сохранить в тайне это драгоценное убежище. Чем больше времени он даст зеленокожим, чтобы проснуться, тем в большей опасности окажется.

Закряхтев, он заставил подняться на ноги своё ноющее обессиленное тело и приступил к своей жуткой работе.

В полдень следующего дня от начала своего путешествия грузовой состав медленно застопорил свой ход. Когда началось торможение, железные стены каморки Баса затряслись со страшной силой, вселяя в него уверенность, что поезд развалится на части. Вместо этого, после того, как, казалось, прошла целая вечность, визжание металла о металл стихло, и грузовоз дёрнулся один последний раз.

Бас, неготовый к этому, вскрикнул, когда его швырнуло об стену и он ударился головой. Он сел, потирая место ушиба и изо всех сил пытаясь сдержать слёзы.

Через несколько минут после выключения двигателей транспортной махины появился разыскивающий Баса подросток неряшливого вида, одетый в оранжевый комбинезон грузчика.

— Станция Арко, — просипел он, не вынимая изо рта толстой коричневой сигареты с лхо, которую курил. — Твоя остановка, опарыш. Вставай и вали наружу.

Бас нетвёрдо поднялся на ноги и подобрал свою сумку, затем последовал за юным грузчиком и оставляемым им хвостом удушливого жёлтого дыма к ближайшему выходному трапу. Пока они шли, он робко спросил:

— Почему ты назвал меня опарышем?

В сущности, Бас не чувствовал себя задетым. Он был непривычен к оскорблениям, защищённый от них той жизнью, которую он вёл до сих пор. Он испытывал одно лишь недоумение. До этого его никто никогда не обзывал. Он всегда был "молодым хозяином".

Грузчик фыркнул и бросил через левое плечо:

— Глянь на себя, опарыш. Мелкий, бледный и жирный. Мягонький и вертлявый. У тебя на лбу написано: "богатей". Слыхал я про тебя. Так тебе и надо, таким, как ты. Всё, что случилось, — поделом тебе.

Бас этого не понял. Он не был богатеем — им был его отец. Он не сделал ничего плохого. Он вдруг ощутил, как на глаза снова наворачиваются слёзы и перехватывает горло. Этот парень его ненавидит, осознал он. Почему? Чего он такого сделал? Прежде чем он успел спросить, они достигли левого служебного трапа вагона. Грузчик отступил в сторону и пихнул Баса вперёд. По контрасту с промозглым нутром гигантского поезда свет снаружи казался ослепительным. Его резкие лучи ударили Басу в глаза. Солнце сияло ярким блеском, а голубизна неба была такой интенсивной, что оно казалось вибрирующим.

Когда глаза Баса приспособились, он посмотрел вниз вдоль длинного трапа сквозь прижмуренные веки, обозревая рокритовые просторы грузового перрона. За ним, дрожа в знойном мареве в отдалении к северу, стояли сияющие стальные башни гигантского города.

Улей Новый Кейдон.

Его новый дом, конечно же, ведь один из офицеров Цивитас упоминал название этого места. Отсюда он выглядел восхитительно. Бас прочёл всё о гигантских городах-ульях Империума в одном из справочников своего отца. Их улицы кишели разнообразнейшими людьми, живущими и работающими вместе в сплочённом единстве, чтобы приводить в движение замечательную машину, которую являл собой Империум Человечества. Невзирая на свои страхи, Бас на какой-то миг ощутил приятное волнение. Каково это будет — жить в таком месте, столь отличном от тихого уединения поместья? Что за великую роль он сыграет, явившись сюда?

Рабочие-трудообязанные и безмозглые сервиторы уже таскали ящики из других вагонов, выгружая их на изжаренный солнцем перрон. Вооружённые люди, чьи лица были спрятаны за чёрными визорами, тычками и пинками выстраивали новоприбывших невольников в организованные шеренги. Кто-то, кого Бас не мог видеть за рядами рабов, рявкающим голосом выкрикивал список правил, чьё нарушение явно должно было повлечь за собой тяжелейшее телесное наказание.

— Так двигай же дальше, — выплюнул грузчик из-за спины Баса. — Вали по своим делам, опарыш. Тебя ж кто-то ждёт.

Бас снова изучил перрон. Он никогда не встречался со своим дедом по женской линии. Мать Баса, державшаяся отчуждённо даже в самые лучшие моменты, ни разу не упоминала о нём. Бас не видел никого, кто выделялся бы из уже замеченных им людей.

Рука, лёгшая на его спину, отправила его вниз по трапу, заставив сделать первый шаг. Он оцепенело позволил своим ногам нести его дальше шаг за шагом, пока он сам крепко стискивал свою сумку и продолжал выискивать глазами своего деда с нарастающим чувством паники и смятения.

— Помоги тебе Император, опарыш. Что за злобного вида тип тебя дожидается!

Бас обернулся, но грузчик уже топал обратно в тенистое нутро вагона. Бас снова перевёл свой взгляд на перрон и наконец-то его увидел — одинокого человека, который выделялся тем, что не двигался и не носил ящики, сумки, коробки или тюки. Это был мужчина, и он стоял в тени ржавеющего грузового контейнера зелёного цвета, привалившись спиной к его щербатой поверхности.

Бас не мог разглядеть его как следует в окружении такой густой чёрной тени, но его кожа всё равно покрылась мурашками. Его сердце стиснула холодная рука ужаса. Он пошёл медленнее. Ему хотелось повернуть назад, но куда? В тёмную металлическую каморку, кишащую вшами? Он продолжал идти.

Когда его ноги коснулись горизонтальной поверхности, он вздрогнул и посмотрел вниз, удивлённый тем, что успел проделать весь спуск по трапу. Теперь ему оставалось лишь одно. Он должен был продолжать идти. Его оцепенелые ноги неохотно повлекли его к зелёному контейнеру. Когда он очутился в пяти метрах от него, то голос, грубый, как скрежет камней, произнёс:

— Прохлаждался, как на растреклятой прогулке, малец. У тебя что — и мозги размяклые вдобавок к телесам?

Не считая этого, не было никаких вступлений и любезностей.

— Не отставай, — сказал мужчина и встал прямо, оттолкнувшись от бока контейнера. — И не мели языком.