Татьяна Михайлова - Сколково. Хронотуризм – 2 Страница 3

Стрельцы, было уверенно шагнувшие вперед, остановились в остолбенении. А полосатый человек будто бы ждал той заминки. Отбросив бердыш, он в два скока одолел путь до желоба, запрыгнул на него, побежал, разбрасывая брызги, подскочил, пропуская под собой топор опомнившегося стрельца, понесся по поилке далее и спрыгнул за стрелецкими спинами. Якову сделался ясен замысел ловкача: добраться до лошадей, верхом убраться с площади, а дальше – с божьей помощью.

И добрался бы он до коней. Стрельцы, неожиданно оказавшиеся позади, в мешающих бегу кафтанах и с тяжелящими руки бердышами, отставали. Ни у кого из них не случилось пистоля – стрельнуть вслед. Беглец уходил.

Внезапно из площадной толпы вылетел змеей из засады длинный кнут, оплел ногу бегущего.

Яков несся, смешавшись со стрельцами и страшась получить древком в ребро – не путайся, дескать. Поспел подьячий к тому мигу, когда один из государевых стражников, презрев наказ старшего, с размаху опустил бердыш, метя лезвием в голову лежащему на земле беглецу.

«К богу душа полетела»,　– проговорил про себя запыхавшийся подьячий Яков Михлютьев, но вышло так – поторопился.

Чудной человек ужом крутанулся на земле и блестящий полумесяц топора, не задев человечьей плоти, рассек утрамбованную копытами и подошвами землю, уйдя в нее на два вершка. Почти слитно с чмоком разрезаемой тверди и громким выдохом стрельца незнакомец выбросил ладонь вверх, обхватил ею древко и рывком поднял себя на ноги. Мелькнула полосата ткань и, замысловато извернувшись туловом и даже малость присев, парень опустил локоть на древко бердыша. Хрустнуло дерево, переломилось. Видевшие это ахнули. А стрелец потерял опору, его повело вперед и пасть бы ему ниц, но удержала от того нога. Да, да, нога в черном сапоге с завязками, взлетевшая вверх и ударившая стрельца в адамово яблоко. Пышноусый стражник государев с открытым от удивления ртом и с обломком древка в руках медленно заваливался навзничь.

Это сейчас, сидя в покое, Яков сумел разобрать ту круговерть по косточкам. А тогда в глазах мельтешило, одно молнией сменяло другое и ум не поспевал за глазами. Ума тогда хватило разве, чтоб подивиться, как это рукой можно толстую палку перешибить? Или деревяха трухлява была по недосмотру стрельца?

А потом на миг зрелище от Якова заслонила синяя спина. Подьячий сумел выглянуть из-за нее, когда чудной человек уже дергал кнут, конец которого все еще оплетал его ногу. Из-за мешков с овсом вылетел на открытое место и растянулся на спине человек с вытаращенными от ужаса глазами. К своему удивлению Яков признал в кнутобойце гончего татарина Ильдарку.

И тут наконец подлетели подотставшие стрельцы. «Изрубят строптивого молодца,　– подумалось Якову,　– аки капусту». Так бы, небось, и было, да хорошо стрелецкий голова упредил своих соколов криком:

–　Живым, черти! Самих сгною!

Лезвия бердышей застыли над белесой головой. А чудной человек почему-то не поднимался с земли, сидел, снимал путы кнута с ноги и говорил что-то себе под нос (Якову удалось разобрать «Достали…», «Дурак с плеткой на ваше счастье…»). Откуда и чего достали, Яков не уразумел, а насчет дурака-то верно сказано – не шустр умом Ильдарка, зато шустр гонцом скакать.

И вдруг Яков услышал имя. Произнесли его стрельцы, от стрельцов имя подхватили в толпе. И тогда подьячий понял, кого не смог опознать, а должен был узнать сразу, ибо обязывали его заучивать приметы. И ведь заучил он! И помнил ведь он главну опознавательну примету, да не пришло на ум ко времени, вылетело куда-то…

Огласив вздохом вечернюю тишь, Яков вывел на бумаге, по которой плясали тени от колыхающегося свечного пламени: «А признал я его, боярин-батюшка, едва завидевши»…

Но вот о чем ни то что не напишет, не скажет никому подьячий Яков Михлютьев, так это о находке своей. И тем паче не покажет ее никому. А ну как донесут, что он колдовские поделки сберегает! И взаправду может оказаться чернокнижья удумка, то Якову неведомо, не видал Яков прежде таких.

Приметил подьячий во время поединка чудного человека со стрельцами, что отлетела на сторону крохотная вещица, блеснув в лучах, и осталась на земле под желобом для поения лошадей. Когда плененного увели и праздные разошлись, Яков подобрал ту вещицу. Сейчас она лежала перед ним на столе развернутая и разглаженная.

В мизинец длиной. То ли бумажка, то ли ткань, гладкая и красочная. Блестела даже под свечным светом, словно серебро вживлено. Нарисована на ней картинка махонька: будто подушки стоят, прислонившись одна к другой. И запах от нее исходил приятственный, ласкающий ноздрю. Может, для нюханья и сотворено заморскими умельцами. А, может, для чего неправедного, нехристианского.

Да хоть и пугался Яков, касаясь той вещи, но влекла она его отчего-то.

А еще написано на вещице той что-то было буковками нерусскими, крупными и мелкими. Крупные Яков уже, не вытерпев, перерисовал на обрывок бумаги, чтоб в Москве-городе показать Федьке-толмачу из Посольского приказу. А срисовал он вот что: «ORBIT WINTERFRESH»…

ИСТОРИЯ 2.0

Золотой эшелон

Кислотные огоньки бегали по многочисленным гирляндам. Рвущиеся из динамиков супербасы качали полуголую, потную, пьяную, удолбанную толпу. Стробоскопы вырывали из хаотичной массы отдельные движения, превращая их в пляску святого Витта.

Андрей сквозь зубы втянул полбокала искристого «Донперегноя», чувствуя, как щекочут небо пузырьки. Поставил липкое донышко на мраморную стойку и стал водить по ней пальцем, размазывая брызги шампанского в сюрреалистический рисунок. Ему было невыносимо, до ломоты скучно на этом празднике жизни, повторяющемся из ночи в ночь с упорством, достойным лучшего применения.

Какая-то незнакомая брюнетка навалилась на его плечо рвущимся наружу бюстом, задышала в ухо сладким перегаром. Потерлась. Не видя искорки интереса в глазах хозяина вечеринки, отстала. Исчезла в веселящейся толпе, целеустремленная, как акула в поиске.

С другой стороны к стойке подкатила сильно датая компания. Два парня быковатого вида старались зажать между накачанных тел хихикающую рыжую девицу. Та, хоть и казалась неадекватной, ловко уворачивалась, заставляя друзей сталкиваться лбами или прижиматься друг к другу интимными частями организма. И, кажется, это начинало им нравиться.

Андрей попытался вспомнить, видел ли когда этих людей, столь беззаботно и отвязно гуляющих на его дне рождения, но вспомнить не смог. Как и добрую половину присутствующих. Все эти многочисленные «плюс один»: «А можно я с собой подругу возьму?», «Он хороший мальчик, приличный» и тому подобное. А в итоге заблеванный пол, разбитая посуда, астрономические счета в баре и никакого удовольствия.

Он вздохнул и залпом допил шампанское. Боком протиснулся мимо троицы и между остальными танцующими и направился к туалетам. Не к общим, которые уже были до краев наполнены характерными звуками и запахами, а к ВИП-сортирам, для почетных гостей.

Качок-охранник с прибитыми к голове боксерскими ушами и переломанным раз восемь носом посторонился, пропуская хозяина мегавечеринки. Андрей зашел внутрь, наслаждаясь прохладой мрамора и тонким запахом дезинфекции, мешающимся с ароматами дорогой туалетной – он невольно усмехнулся получившемуся каламбуру – воды. Названия он не помнил, но запах любил, потому сотрудники, знавшие вкусы всех випов наперечет, сбрызгивали им все возможные места. Не сильно, только чтоб едва чувствовалось – опять-таки как он любил.

Андрей порылся в кармане, извлек из него пакетик с белым порошком и пустой корпус от шариковой ручки. Никакого «Паркера» или, там, «Монблана», а обычной, школьной, за тридцать пять копеек. Ну, вернее, когда он себе такие покупал, они стоили тридцать пять копеек, а сейчас… Бог знает. Наверное, немало. Раритет. Мечта коллекционера. Таких уже не производят, и, чтоб найти, нужно заказать партию в Китае, в авторском дизайне. Ведь не какой-нибудь там бренд из бутика за углом.

Он усмехнулся и стянул пиджак. Бросил его на мраморный столик, закатал рукава, распечатал пакетик и насыпал на зеркальную полочку дорожку. Конечно, он мог нюхнуть прямо в зале, никто бы и не пикнул, наоборот, поддержали, даже попросили. Но ему хотелось… А черт его знает, что ему хотелось. Нет, не просто уединиться или погрузиться в мир грез. Ему хотелось чего-то другого, такого, чтобы удивило его, возможно, даже напугало. Погнало по телу горячую адреналиновую волну. Только где ж такое взять? Спуск с самых крутых гор, прыжки с парашютом, дайвинг по карстовым пещерам, охота в джунглях. Все это уже было и обрыдло. Даже секс в последнее время какой-то механический выходил, не ведущий к отношениям. Двадцатиминутное туда-сюда, сон по разные стороны огромной кровати, деньги на утреннее такси и номер, стертый из памяти мобильника. И арриведерчи!