Николай Чадович - Особый отдел и тринадцатый опыт Страница 3

Однако Кульяно пропустил эту реплику мимо ушей – надо полагать, уже привык. Тут в разговор мужчин вмешалась Людочка, уже покончившая с кормлением ребёнка.

– Всё это, конечно, весьма любопытно и поучительно, но нас больше занимает собственный ребёночек.

– Как раз к нему я сейчас и перехожу. – Кульяно принял строгий вид. – В нашем деле без преамбул никак нельзя… Если мне не изменяют врождённые способности, опыт и интуиция, душа, воплотившаяся в вашего ребёночка, прежде принадлежала особе мужского пола, умершей насильственной смертью в расцвете лет.

– Вот те на! – вырвалось у Цимбаларя.

– Кстати, ничего плохого в этом нет, – продолжал Кульяно. – Долгие годы увядания и немощи влияют на душу гораздо хуже, чем внезапная ранняя смерть. Кроме того, в случаях, подобных нашему, душа гораздо быстрее адаптируется в новом теле.

– Но это всё общие слова. – В голосе Людочки сквозило разочарование. – А нам хотелось бы знать подробности. Предыдущая клиентка, например, громогласно заявила, что её ребёнок обрёл душу царицы Савской.

– Это уже собственные домыслы мамаши! – поморщился Кульяно. – Я всего лишь сообщил, что душа, доставшаяся её дочке, прежде принадлежала страстной и властолюбивой женщине, за две тысячи лет до нашей эры обитавшей где-то в районе Африканского Рога. Ни про какую царицу даже слова не было сказано. Разве не бывает страстных и властолюбивых домохозяек?

– Сколько угодно, – подтвердил Цимбаларь.

– Нет людей более тщеславных, чем родители маленьких детишек! – Видимо, замечание Людочки задело Кульяно за живое. – Каждый видит в своем наследнике потенциального гения: музыканта, спортсмена, учёного, военачальника. Позже, когда эти юные дарования превращаются в бездельников, алкоголиков и домашних тиранов, амбиции улетучиваются, но, склонившись над колыбелью, каждый надеется на лучшее… Так и быть, я попытаюсь восстановить некоторые моменты, способные пролить свет на прошлое новоявленной души. – Он наморщил лоб, как бы пытаясь освежить память и активизировать мыслительные процессы.

– Почему бы вам для удобства не пользоваться магнитофоном? – поинтересовалась Людочка.

– Я не уверен, что с помощью технических средств можно воспроизвести все тончайшие нюансы ангельской речи. Плач, конечно, запишется, но сохранится ли в нём прежний глубокий смысл – вот в чём вопрос.

– Это уж точно, – кивнул Цимбаларь. – Мистика и наука несовместимы.

– Не мешай! – цыкнула на него Людочка. – А вы, профессор, продолжайте, продолжайте.

– Обычно воины, погибшие в бою, проклинают своих врагов, – задумчиво произнёс Кульяно. – В нашем случае всё иначе. Душа, ещё не до конца осознавшая случившуюся с ней перемену, до сих пор пребывает в состоянии тягостного недоумения. Она пытается взывать к своей супруге, судя по всему, венценосной особе, к родному брату, состоявшему прежде в ближайших советниках, к взрослому сыну, находящемуся на чужбине, к осиротевшему народу… И вот что ещё – у души сохранилось воспоминание о резкой боли, возникшей где-то в районе уха.

– Пальнули в ухо из волыны, вот и все дела, – с видом знатока промолвил Цимбаларь.

– Нет, такая боль в памяти не сохраняется, говорю вам это как дипломированный врач. Между первыми болезненными ощущениями и смертью прошло достаточно много времени, что при выстреле в упор невозможно…

– Значит, в ухо влили сильнодействующий яд, что в Средние века случалось сплошь и рядом, – заявила Людочка. – Тогда здесь и голову ломать нечего! Это датский король, уж и не помню, как его звали, отец принца Гамлета и муж королевы Гертруды, погибший в результате заговора.

– Ну вот, сразу пошли в ход ярлыки, – огорчился Кульяно. – Но в речах, которые мне только что довелось услышать, не было и намёка на Данию, замок Эльсинор, холодное море и христианские традиции. Наоборот, некоторые слова можно истолковать как память о пальмах, верблюдах, раскалённых песках. Мне даже кажется, что боль в ухе как-то связана с укусом ядовитой змеи. Возможно, спящему человеку сунули в ухо разъярённую змею небольшого размера – песчаную эфу или карликовую мамбу. Такой укус всегда смертелен, поскольку не позволяет отсосать яд или удалить поражённые ткани.

– Пусть это был не датский король, а, скажем, дагомейский, – примирительно произнёс Цимбаларь. – Разница несущественная.

– Готов согласиться с вами. – Кульяно демонстративно глянул на часы. – К сожалению, ничего более определённого сообщить не могу… К тому же ваше время истекло, даже учитывая двойной тариф.

– Тем не менее нашему знакомству суждено продолжиться, – переглянувшись с Людочкой, сообщил Цимбаларь. – Скажем прямо, сюда мы явились не из праздного любопытства, а по долгу службы. Желаете взглянуть на наши удостоверения?

– Не мешало бы. – На пухлой физиономии Кульяно появилась кислая улыбочка.

– Мне это нетрудно, но в удостоверение вложено постановление о вашем аресте. Если я предъявлю его вам, обратной дороги уже не будет.

– А разве сейчас она есть? – демонстрируя чудеса самообладания, осведомился Кульяно.

– Есть, – кивнул Цимбаларь. – Хотя, честно сказать, шансов немного. Примерно пять из ста.

– Вполне приличные шансы, – обрадовался Кульяно. – Поэтому, с вашего позволения, я не буду распускать посетителей.

– Шутка неуместная! – Цимбаларь придал своему лицу так называемое прокурорское выражение, подсмотренное по телевизору у одного весьма видного деятеля российской юриспруденции. – Лейтенант Лопаткина, заприте дверь.

– Слушаюсь! – Людочка встала и, держа ребёнка под мышкой, словно свёрток с грязным бельём, выполнила распоряжение напарника.

Цимбаларь между тем завёл с Кульяно задушевный разговор:

– Не догадываетесь, почему мы здесь?

– Я не гадалка… Но раньше мне представлялось, что для предъявления обвинения людей вызывают в прокуратуру или милицию.

– Вам правильно представлялось. Однако обвинение может быть предъявлено и непосредственно на месте преступления.

– И таким местом вы посчитали мой кабинет? – Кульяно постучал по столу костяшками пальцев.

– Именно! Бандит орудует на большой дороге, ширмач режет карманы в общественном транспорте, а вы нарушаете закон, даже не покидая кресла. Разве то, чем вы занимаетесь, не является шарлатанством?

– Сначала это надо доказать. До сих пор такое не удавалось ни одному из моих оппонентов.

– Зато нам удалось!

Цимбаларь кивнул Людочке, и та, развернув конверт и пелёнки, вывалила на стол голого ребёночка.

Впервые хладнокровие оставило Кульяно, и он вместе с креслом подался назад. Как бы подливая горючего в огонь его паники, младенец напустил под себя обширную лужу, а потом сложил крошечные пальчики в дулю.

– Не пугайтесь, – доставая из кармана пульт управления, сказал Цимбаларь. – Это всего лишь электромеханическая кукла, созданная по нашему заказу известным конструктором Аркадием Рэмовичем Христодуловым. Умеет орать благим матом, мочиться, кормиться, двигать конечностями, гримасничать и многое другое. Подобных игрушек нет, наверное, даже в Голливуде.

– Зачем вам понадобилась эта бессовестная провокация? – сквозь зубы процедил Кульяно.

– Чтобы доказать вашу преступную деятельность. Сейчас вы слышали не детский плач, а звуковую композицию, синтезированную на компьютере из случайных шумов. Смысла в ней не больше, чем в писке комара. – Цимбаларь нажал соответствующую кнопку на пульте, и из животика младенца выдвинулась миниатюрная магнитофонная кассета. – А вы развели бодягу про убиенного в ухо туземного короля, ядовитых змей и верблюдов. Прямо сказка Шахерезады. Тысяча вторая ночь… Разве это не обман, не вымогательство и не шарлатанство?

– Учтите, всё происходящее здесь фиксируется скрытой камерой. – Людочка указала на свою сумочку, массивный замок которой украшал изумрудный страз.

– Спасибо за предупреждение… Но я всё же хотел бы взглянуть на ваши удостоверения, – сказал Кульяно, уже овладевший собой.

– Прошу, – недобро усмехнулся Цимбаларь. – Вы имеете на это полное право… Ордер мы оставим на столе.

Близоруко сощурясь, Кульяно прочёл:

– «Капитан милиции Цимбаларь»… «Оперативный сотрудник особого отдела»… Простите за неуместный вопрос, но какое дело до меня особому отделу? Я ведь не ожившая мумия и не инопланетянин. Преступлениями, вменяемыми мне, занимаются совсем другие службы.

– Можете быть спокойны, они в стороне тоже не останутся. А по линии особого отдела вы обвиняетесь в злостной клевете на должностное лицо, повлёкшей за собой тяжкие последствия и помешавшей отправлению правосудия. Причём ваша клевета не укладывается в рамки здравого смысла.

– Вот, оказывается, откуда уши торчат. – Кульяно понимающе кивнул.

– Наконец-то догадались! Тем не менее придётся напомнить вам некоторые факты. Несколько дней назад вы были вызваны в суд по какому-то смехотворному поводу. Лишение имущественных прав, не так ли?