Павел Молитвин - Город Желтой Черепахи Страница 3

Нас разделяло метров двести, когда один из стоявших у самого берега мужчин приставил ладонь козырьком к глазам. Его примеру последовал другой, третий… «Наверно, они увидели корабль», — подумал я и обернулся. В устье пролива действительно появился корабль. Теперь он был отчетливо виден: красно-рыжие низкие борта, приподнятый нос, увенчанный изображением то ли дракона, то ли какого-то иного диковинного зверя с длинной клыкастой мордой и загнутыми назад рожками; мерно поднимающиеся и опускающиеся тяжелые весла, гордо парящий над палубой квадрат паруса. Я уже мог разглядеть, что парус не чисто белый, как мне показалось издали, а украшен эмблемой — черной стрелой, вонзающейся в рыжее солнце.

Корабль казался крошечным на фоне гигантских черных скал, окружавших вход в бухту. Зрелище было замечательное, неудивительно, что оно привлекло на берег столько народа. Я оглянулся, ожидая увидеть на лицах радость, но люди все так же безучастно и равнодушно наблюдали за движением корабля, словно самое интересное еще впереди. Может, так оно и было, но я испытал разочарование. Люди на берегу мне определенно не нравились.

Но вот что-то едва заметно изменилось в выражении их лиц: странная, даже, пожалуй, страшная полуулыбка-полуоскал мгновенно раздвинула множество губ, глаза же смотрели с прежним равнодушием. Я содрогнулся и перевел взгляд на корабль: что обрадовало этих людей-манекенов? Неужели они оценили красоту пейзажа?

Корабль, который должен был вот-вот пристать к берегу, вдруг застыл на месте, будто уперся в непреодолимое препятствие. Корма его опустилась, нос поднялся. Было видно, как суетятся человечки на палубе, как отчаянно гребцы пенят воду веслами, но все впустую. Волна за волной, вырываясь из узкого коридора между скалами и разбиваясь о корму корабля, толкали его вперед, а он лишь вздрагивал, все круче задирая в небо свой резной нос.

Так продолжалось несколько минут, потом команда бросила весла и начала готовиться к эвакуации. Матросы спустили парус и принялись вязать плот: на палубе появилось несколько бочонков, доски, движения людей стали менее хаотичными. А волны все бились и бились о корабль, все ниже опускалась его корма… Вот с нее в воду съехало неуклюжее сооружение, отдаленно напоминающее плот, и тут же на него начали прыгать матросы. Работая короткими досками вместо неуклюжих корабельных весел, они пытались вывести плот из-под ударов волн, подальше от корабля. Это им почти удалось, и тогда остальные члены команды тоже стали прыгать в воду. Но вдруг плот прямо на глазах начал разваливаться, будто кто-то гигантским ножом перерезал сразу все крепежные канаты.

Донесся приглушенный расстоянием и шумом волн крик отчаяния, и в тот же миг корабль, до этого момента словно размышлявший, стоит ли ему тонуть в преддверии гавани, стал стремительно уходить под воду. Несколько мгновений над волнами еще был виден его ростр: казалось, диковинное чудище хочет сделать последний глоток воздуха, последний раз взглянуть на солнце. Потом скрылся и ростр. Однако пять или шесть человек еще качались на воде и, судя по всему, надеялись доплыть до берега.

Потрясенный видом гибнущего корабля, я забыл о стоящих на берегу людях. Что они собираются предпринять для спасения пловцов? Как они отнеслись к разыгравшейся на их глазах трагедии? Почему я не слышу их голосов? Ведь сам я едва сдерживался, чтобы не закричать!

Люди на берегу стояли молча, спокойно. И на губах их блуждала все та же странная улыбка. Они улыбались! Я невольно шагнул к воде.

Они стояли молча и неподвижно, и я не мог понять, чем вызвана их пассивность. Если на корабле были их друзья или даже незнакомые люди, они должны были оплакивать их участь. Если это был вражеский корабль, то почему они безоружны и почему не радуются гибели врагов? Странные люди. Впрочем, я ничего о них не знаю и потому не должен делать поспешных выводов, не должен судить их и тем более бояться. Кроме того, я же видел, что несколько человек, одетых в цветные одежды, выказали явные признаки скорби. Но почему же тогда безучастны остальные?

Не в силах ответить ни на один из этих вопросов, я двинулся к людям. Мгновением позже один из них воздел руки к небу и сказал:

— Слава Желтой Черепахе.

И, словно очнувшись, остальные тоже стали поднимать руки к небу, к плывущему в голубом просторе солнцу.

— Слава Желтой Черепахе.

Они прославляли какую-то Черепаху, но ни один из них не думал о том, чтобы помочь пловцам! Я повернулся к морю — их осталось только четверо…

Только четверым удалось выбраться на спокойную воду, но даже издали было видно, что это сильные пловцы. Эх, будь поблизости лодка или хоть какой-нибудь плотик… Мысль об этих несчастных не давала мне покоя. Я уже сделал десяток шагов к морю, но у самой черты прибоя остановился. Что-то меня удержало. Может быть, молчание стоящих на берегу людей?

Все решил крик, долетевший с моря. И столько в нем было тоски и отчаяния, что у меня сжалось сердце. Один из пловцов исчез, а остальные, не оглядываясь, продолжали плыть дальше, причем, как мне показалось, в ускоренном темпе. Неужели их товарищ утонул?

На пути первого из оставшихся пловцов по воде прошла рябь, и он тоже внезапно скрылся в волнах — словно поплавок, быстро и беззвучно скользнул в глубину. Двое последних разделились, стремясь обогнуть место исчезновения товарища. Видно было, что плывут они теперь изо всех сил. Может быть, здесь водятся акулы? Но где же тогда их знаменитые косые плавники? Почему они не бороздят воды бухты?

И снова с моря донесся крик. Кричал один из пловцов. Выскочив из воды чуть не по пояс, он призывно махнул рукой и тут же скрылся. Вслед за этим из волн показалась голова какого-то морского чудища. Показалась и пропала, будто растаяла на солнце видением из кошмарного сна.

Я застыл на месте, потом попятился от воды. Так вот почему никто не спешил на помощь утопающим, вот почему кричали пловцы и крик их леденил душу!

Четвертый пловец, казалось, смирился со своей участью. Он поплыл заметно медленнее, то и дело поворачивая голову и с ужасом озираясь по сторонам. Наверно, понял, что ему не спастись. Поняла это, очевидно, и тварь, обитавшая в водах бухты. Не прошло и пяти минут, как отвратительная пучеглазая морда с выпяченной нижней губой вынырнула слева от пловца. Потом она скрылась и вынырнула справа. И человек не выдержал. Сделав титаническое усилие, он попытался выброситься на берег, и это ему почти удалось. В толпе кто-то вскрикнул. Казалось, еще секунда — и пловец взмоет в небо… Но вот тело его скрылось, вода над ним сомкнулась. Сейчас, сейчас он вынырнет… Поверхность моря была чистой и спокойной, будто происшедшее мне всего лишь привиделось.

Я долго стоял не двигаясь, пребывая в каком-то оцепенении, а когда пришел в себя, люди начали расходиться. Какой-то человек в алом плаще мрачно смотрел в ту сторону, где совсем недавно трепетал на ветру расписной парус рыже-красного корабля. Все это было похоже на дурной сон, однако мне хотелось поскорее разобраться в происходящем, а для этого необходимо расспросить кого-нибудь из местных жителей. Может быть, достаточно будет двух слов, и все станет на свои места? Может быть, в том, что я здесь видел, нет ничего странного? Предположим, я попал на съемку историко-приключенческого фильма? Хотя нет, не подходит, нет здесь ни оператора, ни соответствующей техники…

Лицо одного из мужчин показалось мне несколько приятнее других, и я направился к нему.

— Объясните мне, Бога ради, что здесь происходит? Почему вы радуетесь гибели этого корабля? Что за тварь плавает в бухте и почему молчат люди? — обратился я к нему. У меня накопилось много вопросов, и я едва сдержался, чтобы не выпалить их все разом.

Мужчина посмотрел на меня пустым, бесцветным взглядом и произнес:

— Ты Пришедший?

Я вспомнил старика Лэя. Что-то он говорил о том, что рыбаки нашли меня на острове Посещений. Кажется, он тоже назвал меня Пришедшим.

— Да.

— Иди в Город Желтой Черепахи.

— Но, может, вы ответите на два-три вопроса? Что это за город, что это за море, чей это корабль?

— Зачем? — едва заметно пожал плечами мужчина и отвернулся.

Галечный пляж опустел, и я решил обратиться к мужчине в алом плаще. Почему-то я был уверен, что это именно он вскрикнул, когда четвертый пловец предпринял попытку выброситься на берег.

— Простите, любезнейший, — окликнул я его сзади.

— Э? — Он резко обернулся и смерил меня пронзительным взглядом.

Лицо у него оказалось живым и приятным. Чуть крупноватый нос и тяжелый подбородок придавали ему важности, а морщинки у глаз указывали на то, что он не прочь посмеяться. На вид ему было лет сорок с небольшим: на висках уже начала пробиваться седина, особенно заметная при его золотистом загаре.

— Видите ли, я здесь недавно, и многое меня удивляет и даже поражает, — начал я, но мужчина сделал останавливающий жест рукой: