Змеиная осень (СИ) - Беляев Николай Владимирович Страница 3

Мы с Машей медленно шли по Советской, не глядя друг на друга. Маша не выдержала первой:

— Что думаешь?

— Бесплатный сыр, — я ответил сразу, поскольку размышлял на ту же тему. — Хороший такой, ароматный и увесистый кусок бесплатного сыра. Сама знаешь где.

— Угу. Но перспектива хорошая. Не котельная…

Так. А Маша-то наживку заглотила. Во-первых, определили её не в котельную, как сказал Бурденко, а на ТЭЦ, поскольку училась она на теплоснабжение. И она отлично это знает. Всегда проще обучать человека, который знает азы. Сколько там у неё курсов окончено, два? Значит, специализация уже пошла. Это, кстати, инженерская должность светит, а не торф в топку кидать.

Хотя, мне кажется, дело не в этом. Видел я, как Маша поглядывает на моего тёзку Соколова. Отпустить вожжи — и будет сладкая парочка, причём гремучая. Похоже, и Бурденко это отлично понимает — потому и Соколов сидел с нами декорацией. Главное, чтобы присутствовал.

Но опять же — какие, нафиг, вожжи? Я девчонке никто. Ну, спас её тогда на Болоте — так и она меня уже несколько раз из серьёзных неприятностей вытащила. Никто никому ничего не должен. То, что я скорее всего знаю её мать, ни о чём не говорит. Этого даже не знает никто, кроме меня — ну да, я это сказал тогда, вскользь, но все были взвинченные после боя и, скорее всего, ничего и не запомнили.

Нет у меня прав девчонку останавливать. Типичный конфликт отцов и детей, классический просто.

Но и отдавать её этому упырю Бурденке совершенно не хочется.

— Решай сама, Маш, — честно сказал я. — Ты ж не маленькая. Ну а кто такой Бурденко, ты теперь не хуже меня знаешь.

— Хочется и колется, — вздохнула девчонка.

Я прекрасно её понимаю. Колдовство — всё же романтика, это в моём возрасте уже начинает тянуть к стабильности… хотя, тоже не факт — регулярно же впутываюсь во что-то. Наверное, это характер — когда не можешь сидеть на месте. Вот и у Маши, похоже, такой же.

В этом есть свои плюсы. Развлечений тут минимум, с поездками совсем плохо, коммуникации почти отсутствуют. И далеко не у всех есть хобби. Чаще всего — пьют, конечно. И пьяные драки бывают — хорошо, растаскивают быстро, охрана везде уже поднатаскалась. А вот о том, что часть «провалившихся» с тоски очень быстро пытается покончить с собой, я тоже слышал. Непросто перейти из мира всеобщей информатизации в тутошние замкнутые города-анклавы… Как я понимаю, Анклавы «провалившихся» и стали появляться для того, чтобы создать этакий отдельный «мирок в городе», где провалившийся может пытаться окружить себя тем, к чему привык «у себя»… Хотя это эрзац, конечно.

— Сложно советовать, Маруся, — пожал я плечами. — Поговори с девчонками в общаге, спроси их мнение. Серёгу Соколова выцепи, в конце концов… хотя, предположу, Павел наш Олегович тебе с ним увидеться не даст, пока ты не согласишься. Сходи в Управу, в тот отдел, к которому ты пока приписана — что они там скажут. В общем, подключи общественный разум, раз уж я тебе даю тот совет, который тебе не сильно нравится.

Ну вот, играю в заботливого папочку, который заодно и сваливает с себя ответственность. Тьфу. Как же просто было без Маши…

Только вот, боюсь, теперь мне от неё никуда не деться. За эту неделю стал относиться к ней почти как к своему ребёнку… которого у меня никогда не было. А может, и были, и есть — там, в другом мире, но я о них ничего и не знаю. Не монахом прожил почти сорок лет, в конце концов.

Мы повернули направо и зашагали по Космонавтов, застроенной старыми домами. Довоенными — и не до той войны, что перевернула этот мир в 83-м. Нет — ещё до предыдущей.

— Ну что, ты в общагу? — спросил я, останавливаясь на перекрёстке с Чапаева.

— Да, — махнула рукой Маша. — Пойду собирать мысли в кучу. Может, и правда девчонки вечером что подскажут.

Ну да, вечером. Сегодня четверг, день рабочий, а без работы тут люди не сидят — задействованы практически все. Слишком уж мало народу в бывшем городе осталось — не больше половины того, что было до войны, и то включая «провалившихся». Зато с жильём особых проблем нет — вот устроится Маша на работу, ей и квартиру дадут. Квартиры в основном городские, частных почти нет — разве что на северной окраине внутри стены особняки стоят, в основном городская верхушка — кто денег поднакопил, а жить предпочитает якобы на природе. Хотя, внутри стены — какая это природа, если разобраться. Правда, к северу от города у реки вроде как есть укреплённые хутора — в основном на остатках деревень.

Ну а я сегодня выходной — сутки через трое, а вечером как раз на смену. Меняемся мы в восемь вечера, чтобы ночами быть более-менее свежими — никогда не знаешь, дёрнут ночью куда-нибудь или нет. Хотя, чаще не дёргают, и в дежурке всегда можно вздремнуть, но я, пожалуй, высплюсь заранее. Есть у меня плюс — засыпаю быстро и практически в любых условиях.

Маша свернула направо и пошла через дворы к общаге, а я перешёл улицу и зашагал вдоль Чапаева к своему дому. Ну, как «своему» — казённая квартира в хрущёвке тоже дом. Правда, уже зайдя во двор, притормозил — надо бы поесть, потому что дома найдётся разве что сухомятка, готовить категорически неохота. В «Турист»? Нет. Там без пива не обойдётся, а вечером на смену — не буду рисковать. Пожалуй, дойду до столовки, которая у нас в Вокзальном именуется «столовой номер 1», хотя столовых с другими номерами в городке не существует. Видимо, традиция ещё с тех, довоенных времён.

Столовая располагалась через улицу, рядом со школой, которая, как ни странно, продолжала быть школой, единственной на город — вторую школу оккупировали колдуны, ещё лет двадцать назад превратив её в Колледж. Работала столовка в основном для тех, кто обитает в этом районе — сюда ходили и из мастерских, раньше приписанных к железной дороге, и из Анклава, благо до него метров двести, да и из Управы забегали — достоинство маленького города в том, что тут всё близко.

Пришёл я не совсем вовремя — почти час дня, народ ещё не разошёлся. Обед у всех почти с 12 до часу, так что хотя бы по одному человеку сидело за всеми десятью столиками — правда, в очереди на раздаче стоял всего один парень лет 25 в осенней откровенно китайской куртке ядовито-красного цвета, по виду — явно не работяга, скорее всего из Анклава. Эти вообще не пойми как работают, у них там своё сообщество, поддерживающее тех, кого тут по-советски называют «тунеядцами». Одно слово — люди не из этого мира.

Я вымыл руки в раковине у входа, взял поднос и встал к прилавку раздачи.

Вообще, конечно, кто бы говорил. Я ж тоже «нездешний», просто вписался в тутошнее общество. И мне оно даже нравится. Руками, опять же, работать умею и с оружием обращаться. А что делать тому, кто всю жизнь за ноутбуком просидел? Ноуты в Анклаве, конечно, найдутся — многие проваливаются в этот мир не с пустыми руками, кто-то даже с машинами. Только какой толк с ноута без сети и прочей инфраструктуры? Только как плейер или пишущая машинка…

Улыбчивая тётушка лет 60-ти положила мне пюре с котлетой, выдала тарелку густейшего горохового супа — в таком, глядишь, и ложка вертикально встанет. Не зря эта столовая пользуется успехом — жаль только, по вечерам не работает. Расплатившись на кассе, повернулся с подносом — эх, жаль, предполагаемый анклавовец занял только что освободившееся место, да еще и за удобным столиком — у стены. Ждать неохота, подсяду к нему, пожалуй — это не ресторан, тут демократия.

— Приятного аппетита. Можно?

Парень кивнул, чуть отодвигая к себе поднос, хотя места на столике хватало — они тут четырёхместные, ну этот у стены — значит втроём точно устроиться можно. Куртку он снял, остался в серой «кенгурухе».

— Взаимно, — буркнул он.

Я не торопясь поставил поднос, сел, расстегнул куртку — снимать, конечно, не стал, кольт сейчас во внутреннем кармане-кобуре. Протёр салфеткой вилку и ложку. Заметил, что парень смотрит на меня, так и застыв с вилкой в руке.

— Из боевых? — вдруг спросил он.

— Патруль, — я удивился неожиданному вопросу, но тем не менее ответил. Скомкав салфетку, бросил на поднос. — А что, так видно?