Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир Страница 3

— Хватит, достаточно, — остановил я словоизлияние компьютера.

Электропоезд, управляемый компьютером, прибыл через несколько минут. Заняв место в полупустом вагоне, наполненном гомоном и ярким светом голографической рекламы, я шевельнул пальцами, вновь пытаясь выйти на связь с мамой. Попробовал номера Джерома, Мей, других друзей и знакомых из Генераторного — с тем же результатом. Похоже, связи там нет. Распрощавшись с этой надеждой, я набрал Дженни. После седьмого или восьмого вызова я услышал ее сиплый со сна голос.

— Димитрис, — перед экраном появилось в слабом свете ночника веснушчатое лицо австралийки с растрепанными волосами, выражающее сильную обеспокоенность. — Еще такая рань. Что-то случилось?!

Я вдруг вспомнил, что в Перте, где она жила, сейчас пять утра, или около того. Она спала, и не знает ничего о случившемся. Я открыл было рот, чтобы как-то это объяснить, но не придумал, с чего начать. Так и промолчал несколько секунд, пока девушка, протерев глаза, переспросила:

— Что у тебя там за шум? Ты где?

— В поезде, — тупо ответил я.

— Ты куда-то едешь? Ты ничего мне не говорил!

— Я… в Сент-Этьене. В аэропорту, — выдавил я следующие слова.

— Где? В Сент-Этьене?! — на лице Дженет возникло форменное недоумение. — Ничего не понимаю. Что случилось?

— Война. Ильин напал на нас.

— Что? Господи. О, Господи! — смысл сказанного до нее дошел не сразу. — Как? Когда?!

— Думаю, часов пять или шесть назад.

Я все еще не мог нормально изъяснятся и ей пришлось вытягивать из меня слова словно клещами. Отвечая на ее вопросы, я вышел из электрички в терминал А, ослепивший и оглушивший меня своей бурной жизнедеятельностью. Здесь находились тысячи людей, и, кажется, все они отлично знали, куда направляются. Лишь я один блуждал как сомнамбула. Увидев свободное кресло, я присел туда, поставив сумку себе под ноги.

— Так, что же делать, — рассуждала тем временем Джен, уже окончательно проснувшись. — Так-с, я зашла на новостной сайт, все сейчас только об этом и пишут. О Боже, пишут, что основной удар нанесен на Олтеницевском направлении. Это ведь совсем рядом с твоим селением, так? О, Димитрис, мне так жаль.

— Что там пишут? Далеко они продвинулись?

— Сложно сказать. Ты же знаешь, в таких случаях появляется куча противоречивой информации. Я лучше тебе не буду ничего читать, чтобы не сбивать с толку. Что это у тебя там за звук?!

— Комм разряжается, по-моему. Надо найти стойку подзарядки.

— Хорошо. Димитрис, ты должен немедленно связаться с этим папиным другом, Робертом. Слышишь? Позвони ему и пусть он скажет, что делать дальше. А потом мы с тобой снова поговорим. Все будет хорошо, слышишь?

— Да, конечно. Спасибо, Дженни, — вздохнул я.

Стойку подзарядки я нашел невдалеке. Мама говорила, что вредно заряжать сетчаточник, не снимая, так что я, словно это сейчас имеет какое-то значение, снял его и положил на чашеобразную поверхность стойки рядом с другими.

Оставшись без собственного мира, я огляделся вокруг и невольно съежился, почувствовав себя жалкой песчинкой в этом чудовищном здании с двадцатиметровым потолком, где каждую минуту объявляли о прибытии и отбытии очередного рейса. Я бывал здесь и прежде, но тогда я был всего лишь путешественником, ненадолго покинувшим свой дом, чтобы вскоре туда вернуться. Теперь я бездомный и никому не нужный.

Пройдя по залам ожидания, наполненным людьми самых разных рас, национальностей и социальных прослоек, я подошел к группе пассажиров, собравшихся у телевизора и слушавших чрезвычайный выпуск новостей на Euronews. «Ильин наступает!» — огромными буквами оповещала красная надпись внизу экрана. Диктор ощутимо нервничала, сбивчиво пересказывая противоречивые данные о событиях на фронте. Через какое-то время появилось прямое включение из Турина.

Президент Центральноевропейского Альянса Лукас Пирелли, обычно блиставший непревзойденным шармом пятидесятилетнего красавца-итальянца с симпатичными седыми висками, теперь выглядел так, словно его подняли из постели сицилийские мафиози с помощью бейсбольных бит. Он был опытным политиком, профессиональным дипломатом, тонким интриганом, искусным оратором — кем угодно, но не кризис-менеджером, который сейчас требовался. Попытки сохранить самообладание давались ему плохо. Одного взгляда на президента было достаточно, чтобы оценить, сколь сильно он ошеломлен случившемся и растерян. Ярлык «Верховного главнокомандующего» к нему не клеился.

Пирелли говорил что-то о «подлом, циничном и вероломном нападении». Но мне хотелось спросить у него, неужели он такой идиот, что не смог предвидеть этого нападения еще два месяца назад, когда отправленная в Бендеры делегация, от которой он неумело пытался откреститься, включая моего отца, была арестована. Стотысячная группировка войск все эти два месяца скапливалась у границ Альянса — а он говорит о нападении так, словно это был гром средь ясного неба. Очень надеюсь, что пока этот идиот болтает, люди действия вроде генерала Думитреску, Бруны Бут или того же Семена Аркадьевича Симоненко делают что-то полезное для обороны от агрессора.

Двадцать минут спустя, забрав со стойки подзарядившийся коммуникатор и усевшись в уединенном месте в углу зала ожидания, я набрал номер человека по имени Роберт Ленц. Кажется, видел этого Ленца один или два раза, когда папа говорил с другом по комму и показывал через веб-камеру свою семью. Впрочем, я плохо запомнил его внешность. Тем более, у папы было так много друзей.

На визитке было написано «полковник», значит, речь шла о человеке военном. По-моему, папа рассказывал, что в свое время Ленц был тыловым офицером в общевойсковых частях Содружества, базировавшихся где-то в Южной Америке. Но врожденные способности к общению с людьми и математический склад ума постепенно выделили его среди прочих офицеров — мелкий командир из глубинки получил штабную должность в Сиднее, а затем быстро поднялся, предложив и реализовав несколько рационализаторских проектов.

Что ж, надеюсь, что в памяти полковника еще свежи побудки среди ночи при учебных тревогах. А если нет — то пусть папин старинный друг меня извинит. Он будет уже не первым австралийцем, кого я этим утром поднимаю с постели.

Впрочем, полковник, похоже, не спал — ответил после первого же гудка.

— Ленц слушает, — деловито по-военному произнес спокойный голос.

На экране, однако, появилось лицо, не слишком укладывающееся в стереотипное представление о военном. Своими большими умными глазами и проплешиной на голове он напоминал представителя какой-нибудь совершенно скучной профессии, например бухгалтера или нотариуса.

— Здравствуйте, мистер Ленц. Я…

— Я знаю, кто ты, Димитрис, — перебил он меня деловито. — Хорошо, что ты со мной связался — я никак не мог отыскать твой номер, чтобы позвонить сам. Я знаю, что ты зарегистрировался в аэропорту Сент-Этьена. Скажи вкратце — ты цел, невредим?

— Да, — только и успел ответить я, удивившись информированности папиного друга.

— А Катя? Ее с тобой нет?

— Она… осталась там, — выдохнул я. — Не захотела ехать.

— Понял. Ясно. Значит так, слушай сюда. Тебе придется пробыть там какое-то время. У тебя есть финансы, чтобы поесть и оплатить отель в случае необходимости?

— Да, мама перечислила что-то на мой счет.

— Отлично. Когда мы с твоим отцом планировали твой отъезд, все выглядело проще, но мы не могли учесть некоторые обстоятельства, которые появились в последнее время. Ты сам знаешь, как ужесточилась иммиграционная политика Содружества, особенно в отношении стран, вошедших в Альянс. А теперь, когда на Балканах началась война, тут вышли жесткие директивы: никого не пускать. Может понадобиться время и некоторые усилия, чтобы побороться с этой бюрократической машиной. Я работаю над этим, не сомневайся. Но наберись терпения. Ты имеешь право находиться в транзитной зоне аэропорта Сент-Этьена семь суток. А если потребуется, то я скажу тебе, что делать, чтобы продлить этот срок до четырнадцати суток.