Свет - Роберт Курганов Страница 3

Команда двинулась общей дорогой, раздвоившейся вскоре: отморозки продолжили путь по обходной рыбацкой тропе, которой ускользнул вор, а Барышников с Яшкой по снежной целине двинулись коротким путем на верхушку холма, увенчанную остатками старинной крепости с водонапорной башней посередине, издалека похожей на огромную, воткнутую в снег потухшую свечку.

Дорога вывела в открытую ложбину, и поселок остался позади. Темный, восставший сам против себя поселок. Когда самодельный инвертор «сгорел», дремлющий бунт взорвался, всхрипел, разбрызгивая повсюду давние обиды и похоти, смешанные с человеческой кровью. Верхний ярус подготовленно и ожидаемо эвакуировался в столицу, и посреди цепенящего хаоса эхом былого благополучия светился лишь кабинет Судьи, обеспеченный собственным аккумулятором. Кабинет принимал посетителей в штатном режиме с 9-ти до 15-ти ежедневно, кроме выходных. Необъяснимо ему удавалось уцелеть, и ни один пьяный и вооруженный бунтарь не приближался к его высокой двери в общей суматохе безумия, где только Судья и сохранял твердый и светлый ум. И дай воли этому уму, он отыскал бы в своих законах дыру, через которую инвертор можно было изъять.

Но теперь инвертор уходил в степь с беглым вором, и догнать его можно было лишь изнуряющим рывком через холм.

Тяжкое движение по взгорку разгоняло и учащало дыхание, воздуху не хватало, а жестокий и насмешливый ветер, не встречая на холме достойных препятствий, вбивался в лицо, клубил надоедливые иголки инея и выхолащивал одежду, вырывая из-под нее тепло и жадно его пожирая. И чем выше поднимались путники, тем раздраженнее и злее он бесился. Ведь теперь только он владел этой бескрайней снежной степью, и этим холмом, и водонапорной башней на нем, и всем, что можно увидеть в сумерках дня с этой башни.

«Водонапорка» обустроилась в остатках старой церкви, удобно перекроенной в практичное и востребованное сооружение. Обступающие ее монастырские помещения, обнесенные крепостной стеной, тоже переоборудовались и переназначились – сначала в санаторий, потом в торговую базу, в контору, а затем в охраняемые склады. Постепенно вокруг бывшего монастыря образовалась охранная зона, и крепостные стены вернулись к своей естественной функции – ограждать и изолировать, а в освободившихся помещениях развернулась воинская часть.

Взобравшись на верхушку холмины, Яшка с Барыгой совершенно выдохлись и обессилили. Спугнув пару неестественно взъерошенных ворон, тут же захваченных и унесенных порывом разыгравшегося ветра, путники упали в снег и привалились спинами к кирпичной стене старой крепости.

– Кто же это… мог быть? – Яшка еще не отдышался, но не упускал возможности поговорить о самом важном – кто дерзнул украсть инвертор? – Тут не случайный… человек… Кто-то… Кто в курсе… всех дел. Кто-то свой… – он мельком покосился на Барыгу. Тот лежал молча, дышал полной грудью, и слегка сощурившись, смотрел в неинтересную серую даль.

– Кто бы это ни был, – дыхание Барыги начало успокаиваться. – Он или хорошо подготовился, или полный идиот. В любом случае таким путем… он выйдет только к озеру, к рыбакам. А там… Там только к сталкерам на товарную станцию. Но это сорок километров по степи… Либо… Может просто обойти наш холм, свернуть вправо и уйти в ложбину, в Сады… Помнишь эти места?

Яшка коротко взглянул на Барышникова и кисло ухмыльнулся:

– Кто ж… не помнит? – выдохнул он нехотя, и задумался.

Порывы ветра внезапными ударами сносили с верхушек стен снежную пыль, и та оседала наземь мутным туманом.

Опершись о левый локоть, Яшка развернулся к Барыге и заглянул в его холодные глаза взглядом, полным пронзительной укоризны:

– А ты помнишь?

Но Митяй безучастно разглядывал монотонную и пустую белесую равнину, простирающуюся в никуда. Там, за мрачной ледяной пустошью, поглотившей все живое, лежала такая же промерзшая голодная пустота. Поэтому жители подземок не любили смотреть вдаль – снежные равнины казались им бессмысленными и неуместными. Что в них? Всегда одно и тоже – страдание, боль и бескрайнее море жестокости.

Поэтому, когда Барышников взялся за дело и решился выкупить инвертор у «отморозков», для поселенцев надежда не блеснула даже искрой – надо знать изгоев, исторгнутых изгоями: из их логова не возвращались ни живыми, ни мертвыми. Правда, Барыга всюду вязал связи, знакомства и, как он туманно выражался, везде у него имелись кое-какие взаимные интересы и долги.

За спасение поселка от темноты торговец благодарности и славы не ждал, а ограничился суммой товаров, номинально соответствующей тремстам тысяч. «Номиналы» собирали буквально по ниточке, вырывая из быта жильцов их незамысловатые пожитки, сносили в административные лавки. В лавках товар обменяли на патроны, меха и спирт, и поместили все это во внешний склад – заброшенные гаражи далеко на поверхности. От греха подальше.

К тому времени Барышников уже убыл в неизвестность. Вернуться рассчитывал через неделю-две. Но не вернулся. Через месяц ждать перестали: на то оно и логово, и ходить туда только в последний путь. Населяют то место обезобразившиеся и повредившиеся, разгнившие душой до животной дикости бывшие люди, коих выдворяют за безумства из города отверженных – пристанища всякого преступника и беглого убийцы. Таков новый мир.

Великая война нещадно его перекроила, и сама Земля укрылась теменью и сотряслась жуткими конвульсиями землетрясений, разорвавших ее плоть страшными трещинами, как разрывается грунт на дне высыхающего озера.

В ту пору и восточная часть монастырской холмины с водокачкой не удержалась, рассеклась и отклонилась, образовав между собою и крепостью не имеющую дна трещину. О том, что затаилось в ее недосягаемой для глаз бездонности, ходили пестрые и цветистые легенды. В них никак нельзя было поверить, но они приходили на ум всякому, кто оказывался в прямой близости от этой жутковатой черноты с запахом стылой земли.

Трещина тянулась вдоль крепостных стен воинской части, вдоль офицерского поселка и обрывалась далеко внизу, у подножия холма. Вдоль нее и предстояло спуститься на равнину.

Барышников встал, стряхнул с одежды снежную муку:

– Пора. Скоро начнет темнеть, – он ногою подогнал лыжи в удобное ему положение, вступил в их крепления, пристегнулся, приноровил руки в варежках к рукоятям палок, и, не дожидаясь Яшки, двинулся вдоль крепостной стены. Отдышавшийся Яшка вскочил на ноги, «влез» в свою пару лыж, и, вскользнув в готовую Барыгину лыжню, легко пустился вдогонку.

Пройдя вдоль складов воинской части, очищенных и разграбленных до последнего гвоздя, путники вышли к офицерским домам. Их крыши давно разобрали на стройматериалы и дрова, и теперь печальные останки жилищ торчали из-под снега своими угловатыми кирпичными коробками, пустыми изнутри, с провалившимися перекрытиями, с черными печными трубами и прямоугольными дырами окон, похожими