Сергей Лукьяненко - Реверс Страница 3

Полгода назад Макс изложил жене свою теорию в ответ на визгливые упреки в задумчивости. Недели четыре это действовало.

Грибы были готовы. Макс подбросил в плиту чурок, поставил на конфорку жестяной чайник, сполоснул маленький заварочный чайничек, критически оглядел стол и смахнул с него крошки. Нарезал хлеба и вновь смахнул крошки. Позвал жену.

Ели молча. Молча пили чай. Потом так же молча, если не считать стонов, кувыркались в постели.

— Повесишь сегодня новый карниз для штор? — спросила запыхавшаяся Марта, когда кувырки прекратились.

— Завтра, — ответил Макс.

— И белье надо постирать… Ну, белье — это я сама… А окна вымоешь?

— Завтра.

— Всегда у тебя завтра. Почему завтра? И еды в доме нет…

— В магазин схожу, — подумав, согласился Макс. — А окна — завтра.

— Началось… — По сузившимся зрачкам жены Макс понял, что жена уже злится. — Завтра рабочий день. Притом у других мужья как мужья, с работы сразу домой. А ты? Придешь, когда уже темно, корми тебя, устал шляться, а ни для дома, ни для меня у тебя времени нет. — Марта театрально всхлипнула.

— Ну ладно, — проворчал Макс, подумав. — Может, окна и сегодня вымою. На кухне. А в комнатах они пока вроде ничего, как ты считаешь?

— Это ты так считаешь! А я считаю, как считают все нормальные люди!

Готово — перешла на крик. Он у Марты был естественным, из самых недр души, не то что фальшивые всхлипы.

Еще месяц-другой назад Макс искренне огорчался, если доводил Марту до крика, и винил себя, но теперь вопли рассерженной супруги были для него лишь помехой. Одеваясь, он не узнал о себе ничего нового: лодырь, белоручка, никчемный тип, негодный муж и все такое прочее. Было шумно и скучно.

— Иди, иди к своим ненормальным! Умничай с ними, умник!

С некоторых пор слово «умник» было у нее ругательным. И уже прошло то время, когда Марта могла задеть мужа словами, какими бы они ни были.

— Знаешь что? — раздумчиво сказал он, надевая ботинки. — Может, ты была права тогда? Может, нам и в самом деле надо разойтись, как ты считаешь?

— Испугал! — Лицо жены выразило крайнее презрение. — Да хоть завтра! Катись, проваливай! Кому ты такой нужен, оболтус? Чеши отсюда, и чтобы я тебя не видела!..

За воплями последовала слезливая истерика. Пожав плечами, Макс вышел. Вслед ему полетел пуфик с дивана. Не обидно и не больно: все-таки не утюг.

Улица встретила его полуденным светом. Было чуть жарковато, но в целом приятно, особенно если держаться в тени домов. Макс так и сделал. Судя по нагретой брусчатке тротуара, солнце скакнуло по небу буквально только что, но все-таки недавняя тень была лучше, чем никакая. Цвели кусты. Молча пролетела ворона с клоком шерсти в клюве — наверное, понесла выстилать гнездо. Пыхтя и дымя из высокой трубы, прокатил грузовой паровичок на высоких колесах. На солнечной стороне улицы рабочие ковыряли мостовую, бросая камни в кучу. Судя по наличию шанцевого инструмента — собирались устранять утечку в газовой трубе. Опять, значит, ночью не будут гореть фонари…

Злобные крики Марты быстро выветрились из головы. Макс наслаждался свободой. Ему, как и всем прочим, были положены два выходных в неделю: один — воскресенье, другой — сегодня. У каждого свой второй выходной, совпадающий с тем самым днем недели, и это правильно. Кто умирает в воскресенье, получает второй выходной среди недели. Устроить иначе было бы просто негуманно.

Макс служил в Инженерном управлении транспортного департамента города. Управление недавно расширили, увеличив финансирование, подбросив новых сотрудников и, разумеется, задач. Развивать ли и дальше омнибусно-паровое внутригородское сообщение или решиться на рельсовый транспорт? Как инженер, Макс стоял за второй вариант — экономисты же крякали и выдвигали возражения.

Зайти, что ли, на службу?.. Нет, завтра.

И в магазин успеется. А вот чего в самом деле хочется, так это — права Марта! — поговорить о том о сем с Матвеем. Где он сейчас — на Стеклянной площади или в библиотеке? Редко бывает, что его нет ни там, ни там, но все-таки в каком месте из двух? Бросить монетку, что ли?

Или для начала просто пойти туда, куда ближе. Ближе было до Стеклянной площади.

Она служила городской достопримечательностью. В мире насчитывалось больше десятка мест, где земной диск был сработан из идеально прозрачного материала, но лишь одно из них находилось в городской черте. Вряд ли где-нибудь в мире, если не считать деревень, нашлась бы еще одна площадь, начисто лишенная мостовой, не говоря уже о деревьях и памятниках. И тем не менее за вход на Стеклянную площадь муниципалитет взимал плату, за счет чего содержал двух уборщиков, следивших за чистотой площади и работавших посменно. Одним из них был как раз Матвей.

Заплатив мелкую монетку, Макс получил соломенные тапочки и прошел на площадь. Ему повезло: Матвей был на посту со своей вечной шваброй. Метла лежала в сторонке — она уже сделала свое дело. Теперь, чтобы стекло как следует заблестело на солнце, нужна была тряпка и теплая вода с толикой жидкого мыла. Вымыв небольшой участок шваброй, Матвей тщательно вытирал воду суконкой и, отступив на шаг, придирчиво исследовал результат. Более добросовестного дворника — или мойщика стекла? — трудно было представить.

Строго говоря, ровная — ровнее всякой линейки — земная поверхность на площади не была стеклом. Нещадно поцарапать стекло ничего не стоит, а этот идеально прозрачный материал не царапался ничем. По той же причине не был он и горным хрусталем. Не был и алмазом — алмаз чрезвычайно трудно поцарапать, зато сравнительно легко расколоть, а от этого «стекла» еще никому не удалось отколоть ни одного кусочка, хотя в желающих недостатка не ощущалось. Добропорядочные горожане, потея, били молотами, кирками, ломами, чем только ни били — всё без толку. Плюнули. Один местный умник выстрелил из револьвера под ноги, убил себя рикошетом в неурочный день и долго служил потом предметом ироничного сочувствия. На приезжих, напрасно старающихся оставить хотя бы мельчайший неустранимый след на «стекле», горожане смотрели с неприкрытым сарказмом.

Уборку площади Матвей всегда начинал с центра, после чего продвигался по спирали к краям, не пропуская ни дюйма поверхности. Старичок славился аккуратностью, не то что его сменщик Абдулла, уже получивший от департамента городского хозяйства предупреждение о неполном служебном соответствии. Матвей умирал по пятницам, отчего бывал мрачноват накануне, так что лучше дня для беседы с ним, чем среда, трудно было придумать. К среде он обычно рожал новую идею.