Андрей Левицкий - Я - сталкер. Рождение Зоны Страница 3

Немного радовало, что стали попадаться кусты – круглые, похожие на укоренившееся перекати-поле, с бледно-зелеными листьями, больше напоминающими округлые сосновые иголки. Трава тоже стала выше, но была по-прежнему тусклой и шелестела, как целлофан.

– Полиэтиленовый мир, – не выдержал я. – Воды нет, растительности нет, населена роботами.

Пригоршня остановился и хлопнул себя по фляге, что висела на поясе. Поболтал ее и скривился:

– А воды-то мало. Еще есть чекушка водки – от радиации. Что делать будем?

– Успокойся, не паникуй. Если тут растет трава, то и вода должна быть. Тучи-то видишь? И туман.

Внезапно жутко захотелось пить. Я отцепил флягу, но едва свинтил крышку непослушными, посиневшими от холода пальцами. Н-да, плохо дело. У нас, конечно, есть спальники, но одежда рассчитана на начало лета – тяжко будет. Придется местную живность убивать и пускать на шкуры. Хорошо, если тут весна и скоро потеплеет, а вдруг осень, и самые суровые холода еще впереди?

Сейчас мы миновали холмистую местность и шагали по равнине, изрытой небольшими оврагами, где, колыхаясь, лежал туман. К счастью, аномалии встречались очень редко – всего один-единственный раз мы обнаружили «центрифугу». Но расслабляться, понятное дело, не стоило, и мы бросали перед собой камешки известняка – благо, их тут было в изобилии.

Стервятники все еще нарезали над нами круги. И с чего они взяли, что мы собрались помирать? Или просто ждут, что ослабнем, присматриваются? Вскоре стал слышен их клекот – что-то среднее между курлыканьем журавля и скупым карканьем ворона.

Первым услышал звон воды Пригоршня. Товарищ заулыбался и ткнул пальцем вперед и правее:

– Там ручей! Вода!

Он бросился к ручью, который прорыл в почве неглубокий, с полметра, овражек.

– Стоять! – крикнул я, на всякий случай посмотрел на дозиметр, но он выключился во время перехода.

– Ну, чего еще? – возмутился Пригоршня.

– Подожди. Вдруг она заражена? Мы же не знаем, что это за мир.

Счетчик Гейгера заверещал и показал радиационный фон, в два раза превышающий норму. Пригоршня выругался и всплеснул руками.

– Сюрприиииз, – протянул я. – Интересно, это так и было или тут прокатилась ядерная война?

– Хрен его разберет.

Между тем, твари, которых мы перестали замечать, спустились и кружили над нами метрах в тридцати, как вражеские истребители. Теперь было ясно, что они больше напоминали драконов: рукокрылья, задние лапы, хвост, тело скорее птичье, с мощным килем. Здоровенные, смотрят на нас и облизываются.

– Валим отсюда, – посоветовал я.

Пригоршня шумно вздохнул и заключил:

– Когда окопаемся, надо будет ревизию провести, сколько у нас чего осталось. Патронов после перестрелки с натовцами и правда маловато.

– То-то и оно. На этих, – я кивнул на тварей, – тратить не хочется.

Когда приближаешься к городу, хочешь ты того или нет, слышишь его шум – транспорт, голоса, сейчас же ничего этого не было: клекотали хищники, завывал ветер, сухо шелестела трава. Вспомнилось: «Ведь я сажаю алюминиевые огурцы. На брезентовом поле».

Черная громада впереди приобрела очертания города, разделилась на небоскребы. Теперь можно было различить слева прозрачный стеклянный купол весь в трещинах. Смеркалось, но не зажглось ни огонька.

С одной стороны, хорошо, что город брошен – будет, где переночевать, никто нас не убьет, но почему-то не оставляло дурное предчувствие. Как ночью на кладбище: понимаешь, что зомбак не вылезет и тебе ничего не угрожает, но все равно ожидаешь подвоха. Может, потому что в брошенных домах Зоны водилась всякая мерзость?

Драконы поднялись выше и встревоженно заклекотали. Пригоршня запрокинул голову, прищурился:

– Не нравится мне, как они себя ведут. Словно их что-то напугало.

Я запрокинул голову, стер со щеки капли дождя:

– Все нормально. Дождь начинается, их к земле прибивает, вот они и печалятся.

– Дождем, что ли, прибивает?

Вдаваться в подробности и объяснять законы аэродинамики я не стал и оставил вопрос Никиты без ответа. Пусть думает так. С одной стороны, хорошо, что твари отстали, но с другой – если намокнем, нам конец: или замерзнем насмерть, или подхватим пневмонию.

– Давай-ка шевелить конечностями, – предложил я и побежал трусцой.

Башка разболелась с новой силой – сказалась недавняя контузия. Некоторое время я терпел, но когда перед глазами заплясали разноцветные круги, поубавил темп. Вот сейчас свалюсь, и тогда точно хана: Пригоршня меня не утащит. Придется выбирать: бросать рюкзаки или меня.

Зарядил мелкий колючий дождь. А может, не дождь это вовсе, просто туман оседает? Видимость ухудшилась, и город растворился в мареве. Драконы скрылись: либо улетели, либо их заслонили оседающие тучи.

Пригоршне меньше досталось во время боя, он обогнал меня метров на двадцать и сейчас дожидался.

– Что-то ты совсем хреново выглядишь, – посочувствовал он.

– Легкая контузия, – отмахнулся я. – Пройдет.

– Тошнота есть? Если есть… – он смолк, насторожился, пристально вглядывался вдаль.

Его тревожность передалась мне, и я невольно обернулся, но позади по-прежнему клубилось бесконечное белесое марево. Меня гораздо больше волновало, что одежда отсырела и, стоило остановиться, холодила спину.

– Что ты там… – проговорил я и осекся – заметил в мареве смутный полупрозрачный силуэт – вроде человеческий, но сутулый, длиннорукий. Один, второй, третий. Мгновение – и они слились с туманом. Но если напрячь зрение, их видно: туман висит клочьями, и твари не успевают мимикрировать.

– Упыри, – прошептал Пригоршня и вцепился в дробовик. – До фига, от них метров триста. Не отобьемся. Драпать надо.

– Город далеко, догонят, – резюмировал я. – Разве что бросим поклажу.

– Не вариант, без снаряги – погибель. Короче, идем, пока идется, только быстро, а потом… – он задумался.

– Отбиваемся, пока есть патроны. Последний пускаем себе в голову. Бежим, не стой столбом.

Будто по команде мы рванули к городу. Двигался я на автопилоте. Каждый шаг отзывался болью в голове, подкатывала тошнота, но жажда жизни задействовала скрытые резервы организма, и сил пока хватало.

Бодрый, полный сил Пригоршня вынужден был останавливаться, с тревогой поглядывая назад. Глаза его округлились, проступил румянец на щеках, движения стали резкими, нервными. Его печалила участь Кука, съеденного аборигенами. Меня она печалила бы гораздо больше, но на первом месте стояла задача не протянуть ноги прямо сейчас.