Сэнди Митчелл - Игра предателя Страница 30

Как я упоминал ранее, у меня случались иногда кошмары, порожденные моим предыдущим столкновением с гнездом культистов Слаанеш. Обычно они были смутными, лишенными четкого содержания, и я лишь чувствовал, как мое ощущение себя, своей личности вновь и вновь ускользает под психическим ударом колдуньи Эмели. Она появлялась в виде нематериального призрака, толкающего меня на путь вечного проклятия, до тех пор пока я с дрожью не просыпался, весь завернутый в пропитанные потом смятые простыни.

В этот же раз, впрочем, сны были яркими и четкими. Образы, возникшие в них, не исчезли из сознания по пробуждении, так что я мог достаточно детально припомнить их.

Они начались в покоях Эмели, куда она заманила меня с помощью своих колдовских чар; сознание мое было затуманено негой чувственной роскоши, которая полностью разоружила моих спутников[50].

В манере, свойственной всем снам, комната была в деталях точно такой, как я и припоминал. В то время я их и не заметил, а теперь они выделялись очень ярко, и вся перспектива при этом была удивительным образом искажена — казалось, будто помещение не имеет физических границ. Эмели лежала, откинувшись на кровати, лишь наполовину прикрытая зеленым шелковым платьем, столь подходившим к цвету ее глаз. Она притягательно улыбалась мне, призывая подойти ближе, — так, как делала и тогда, в реальности. Но в отличие от той, реальной, в ее груди был отчетливо виден зияющий кратер раны от выстрела из лазерного пистолета. Тем выстрелом я навылет пробил ее тело и сбросил чары, которые она наложила на мое сознание, — единственным, отчаянным и прямолинейным методом, который смог использовать.

— Ты же мертва, — говорил я ей.

Я осознавал, как это иногда бывает, что сплю, но по какой-то причине не был способен отбросить все происходящее и вернуться в реальность.

Ее улыбка от этих слов становилась еще шире.

— Я возвращаюсь, — отвечала она, как будто это была самая обыденная вещь в Галактике.

И я снова чувствовал, как меня влечет к ней, а внутри моего существа перемешиваются желание и отвращение, так что я переставал различать их.

— И я попробую твою душу на вкус, как обещала...

— Не думаю, — откликался я, протягивая руку за лазерным пистолетом, который в реальной жизни носил в кобуре на поясе, но я обнаруживал лишь то, что кобура куда-то исчезла, равно как и вся моя одежда.

Эмели смеялась, знакомый зачаровывающий трепет в этом звуке вновь тянул меня к ней, и она раскрывала объятия, дабы заключить меня в них. Я старался отшатнуться, внутри вспыхивала паника, а ее лицо начинало меняться, перетекать, становиться чем-то, на что я не решался даже посмотреть, но не в силах был и отвернуться. Представшее передо мной было одновременно красивее и ужаснее всего, к восприятию чего приспособлен человеческий мозг...

— Вы в порядке, сэр?

Я проснулся рывком, с бешено колотящимся в груди сердцем, и увидел Юргена. Он стоял рядом с выключателем верхнего света, в руках держал лазерное ружье.

— Вы кричали, — продолжал он.

— Просто сон, — сказал я, шатко добрался до графина с амасеком и опрокинул в себя полный стакан гораздо более поспешно, чем того заслуживало доброе содержимое. И, тут же налив следующий, выпил его уже с большей расстановкой. — О той ведьме со Слокенберга.

— А, — лишь коротко кивнул мой помощник. Несомненно, и его собственные воспоминания пробудились при моих словах. — Нехорошее было дельце там.

И оно могло бы обернуться еще много хуже, если бы не его примечательная способность, о которой, впрочем, мы оба в то время не догадывались.

Юрген пожал плечами:

— И все же сны... Они никому толком не вредят, так ведь, сэр?

— Конечно же нет.

Впрочем, спать мне уже все равно не хотелось, и я стал одеваться.

— Можете найти мне немного рекафа?

— Сию минуту, сэр. — Он закинул лазерное ружье за плечо и повернулся, дабы покинуть комнату, едва сдерживая при этом зевок.

Я наконец догадался, что разбудил его. Юрген занял для себя диван в гостиной, используемой мной в качестве кабинета: она была частью номера и находилась через ванную от спальни. Да уж, ничего себе кошмар, если он услышал меня с такого расстояния!..

— И себе тоже налейте, — добавил я. — По вам видно, что вам без этого не обойтись.

— Конечно, сэр. — Он снова кивнул. — Будете принимать завтрак?

Я, конечно, не был вполне уверен в том, остался ли у меня аппетит. Меня все еще подташнивало от кошмара и амасека, который, кажется, пришелся не вполне к месту, но, поскольку он ударил еще и в голову, мне пришлось-таки кивнуть.

— Что-нибудь легкое, — произнес я, уверенный, что он знает мои вкусы в достаточной мере, так что я могу довериться его выбору даже лучше, чем собственному, особенно в такой момент. — И сами себе возьмите что захочется.

Он покинул комнату, сопровождаемый своим неподражаемым ароматом, и я сразу же поймал себя на том, что ищу повод позвать его назад.

«Но это же просто смешно, — жестко сказал себе я. — Ты имперский комиссар, а не испуганный подросток». Я накрепко перетянул кушак, глубоко надвинул фуражку и постарался отмести чувство слишком уж глубокого облегчения, подвязывая пояс с оружием.

Впрочем, когда я прошел в гостиную, брезгливо переступив через целый выводок наполовину пустых тарелок, скопившихся около спального места Юргена, я понял, что размышляю о том, было ли пережитое мной всего лишь сном? Мог ли какой-то психический осадок культистского ритуала заползти мне в голову там, в открытой нами комнате?

Подобная мысль настолько выбивала из колеи, что я захотел было позвонить Мейдену по воксу и спросить, есть ли такая вероятность. Затем здравый смысл восстановил свои права. Начнем с того, что со мной все это время был Юрген, и я знал доподлинно, что ничего подобного не могло произойти в его присутствии. К тому же, подняв вопрос о такой возможности, я бы любезно пригласил молодого псайкера покопаться в моих мозгах. Он уж не упустит такого случая, залезет туда, прежде чем я успею сказать: «Император, благослови».

А одной мысли об этом, не сомневайтесь, было достаточно, чтобы мгновенно выбить меня из состояния отупения. Во-первых, я хранил немало дискредитирующих меня тайн, в которые четко намеревался никого не посвящать. Во-вторых, мой мозг был под завязку набит чувствительной к разглашению информацией об Инквизиции, ее ресурсах и связях. Эти сведения, стань известными кому-либо еще, могли бы десять раз подписать мне смертный приговор[51].

Как оказалось, подобных мыслей вполне хватило для того, чтобы парочка дурных снов резво нырнула в положенное им место на задворках сознания. Когда Юрген вернулся, толкая перед собой тележку, тяжело нагруженную съестным (потому как принял мое предписание взять все, что ему понравится, буквально, как понимал все и всегда), я уже сидел за столом, просматривая бумаги. Это может показаться странным, учитывая происходившие события, которые мы обсуждали лишь несколько часов назад, но они ведь совершенно не влияли на поток подобных документов. Солдаты всегда оставались солдатами, в конце концов, и если враг не проявлял такой любезности и не занимал их, то они сами находили себе развлечения по душе.

Теперь, когда завтрак прибыл, я понял, что зверски голоден, и сумел нанести запасу дольчеягодных вафель, которые Юрген предусмотрительно для меня выбрал, достаточно серьезный урон. Что касается моего помощника, то наблюдать за его трапезой было занятием не для слабонервных, так что со своей порцией я возвратился к столу, где мог не обращать внимания на все аспекты этого процесса, за исключением долетавших звуков. И если на раздавшийся вызов по воксу я ответил самостоятельно, едва отзвучал первый сигнал.

— Каин, — коротко представился я, стараясь не замечать придушенных хрипов — это Юрген пытался сдержать возмущение подобным нарушением протокола.

Он полагал собственную задачу отфильтровывать мои входящие сообщения — самим Императором данной привилегией. Таким образом он отводил от меня основную их часть, используя свои, кажется, неисчерпаемые терпение и настойчивость; за что обычно я и был ему всем сердцем благодарен.

— Комиссар, — произнес Хеквин удивленным тоном, — я полагал, что вы будете еще спать.

— Но вам ведь тоже отчего-то не спится? — произнес я, размышляя, почему он звонит мне в такой ранний час. Ничем хорошим, как я подозревал, это не могло быть вызвано.

— «Империум не спит никогда»[52], — процитировал он с ноткой недоброго веселья в голосе. — И произошло кое-что, что может быть вам интересно.

Если бы я в тот момент представлял, к чему приведет эта безобидная с виду фраза, я бы воспользовался любым пришедшим в голову предлогом, чтобы повесить трубку и бежать обратно — в относительную безопасность Ледяного Пика, наплевав на холод и прочие неудобства. Но я подумал, что любое дело, способное меня отвлечь, поможет мне восстановить душевное равновесие, так что просто откинулся в кресле и приготовился слушать.