Сергей Попов - Я иду Страница 30

Но этим изуверства отнюдь не исчерпывались. Бедолагу, что смотрел куда-то сквозь меня выклеванными глазами, перед тем как пристрелить, словно больную собаку, жестоко душили и истязали: шея – сплошная посиневшая гематома, а подпорченное грызунами лицо все отекло и распухло.

– Звери… – с превеликим трудом укротив спичкой вспыхнувшую ярость, процедил я и – чуть громче: – Люди же вы или кто?.. – склонил голову и успокоившимся голосом обратился к мертвецу чувствуя за собой какую-то необъяснимую вину как будто над ним издевались не мародеры, а я: – Покойся с миром…

Перекрестился перед уходом, поправил мешок и уверенным шагом направился к окну с твердыми намерениями поскорее убраться из надоедливого вагона, пропахшего падалью, как в следующий миг из дальних вагонов, что стояли неподалеку от платформы, вырвался громкий хрип.

«Ну только не это… – подумал я и бросился к погнутым дверям, – все же было спокойно… и на тебе…»

Вот только морф, объявивший всему вокруг о своем присутствии – по-видимому, все это время скрывался где-то среди составов, – доказал обратное: никакого спокойствия здесь нет и быть не может.

– Вот надо было тебе именно сейчас появиться, когда пара дротиков всего осталась, – недовольно пробубнил я и, подкравшись к окну, высунул голову, пока не наблюдая никого, кроме сонма ворон, рассевшихся, как зрители, на поломанных столбах и натянутых проводах. – Где же ты, тварь?..

На новый хрип, вырвавшийся из дальних вагонов, я лишь сильнее нахмурился, напрягся и выхватил арбалет, терпеливо дожидаясь морфа, по чьей вине дальнейший путь автоматически становился невозможным: идти, оставляя за спиной такого противника – непоправимая ошибка. Но тот выползать из логова не торопился – продолжал истошно хрипеть, время от времени утопая в какофонии протяжного металлического скрежета, грохота и эха, беспрерывно вырывающегося то из головного состава, то из глубин мертвых вагонов. Уже за несколько секунд над железной дорогой повисла какая-то непонятная тревога и напряжение, словно сейчас, через мгновение, должно случиться что-то поистине страшное. Однако морф по-прежнему хрипел, громыхал, то и дело вышвыривая на рельсы сиденья и внутреннюю обшивку, и показываться пока не торопился.

– Да долго же ты собрался шуметь-то?.. – уже теряя терпение, задал я вопрос, а сам потихоньку просунул в окно вещмешок. – Показался бы хоть, сволочь. Я бы с тобой живо общий язык нашел…

И словно в подтверждение моих слов из вагона, где предположительно таился морф, вырвался тихий стук, будто кого-то ударили об железный лист, жуткий хрип, и в следующее мгновение из окна вместе с двумя перекошенными поручнями вылетел растрепанный человеческий труп. Тот беззвучно шмякнулся на ржавые рельсы и распугал ворон.

– Это еще что за дела, блин?.. – обомлел от такой картины я, вылезая через окно наружу. – Еду себе нашел, что ли, или игрушку?..

Но как только спрыгнул на мокрые шпалы и поднял вещмешок, стало ясно – мертвец морфу понадобился отнюдь не для забав…

Через секунду прогремел жуткий звон, один из многочисленных вагонов весь задребезжал, заскрипел, словно собрался заваливаться набок, и из него со скоростью пули выпрыгнул длинный сухой морф-охотник. Хищно растопырив в полете длиннющие передние лапы, он приземлился прямо на покойника и, выпрямившись во весь рост, громогласно прохрипел, да так, что тощая серо-черная шея по-жабьи вздулась, расправил рубиновые отростки, понюхал воздух, блаженно заворчал и перевернул добычу. И тут стало не по себе – морф приступил к поеданию.

– Господи… – поморщившись, проговорил я, невольно наблюдая то, как охотник, будто скальпелем вспоров брюхо мертвецу, впился вытянутым ртом, задрыгал отростками, – будьте вы прокляты, поганые твари…

Смотрел на морфа, высасывающего подгнивший кишечник, словно макароны, бледнел, не зная, как действовать, но вскоре понял: промедлю еще немного – и к добыче наверняка сбегутся другие.

– Надо сейчас. Другого шанса не будет… – решил я и, надев вещмешок, крадучись направился вдоль вагонов, – главное успеть…

Морфа же обед увлек настолько сильно, что даже не удосужился проверить наличие поблизости врагов или конкурентов, решивших так между делом полакомиться чужой добычей, – все это никак не заботило и не волновало, давая мне возможность подкрасться сзади. И чем ближе подбирался, тем громче слышались жуткие ворчания и почмокивания, мигом разлетающиеся по окрестностям станции, будоража безмолвные разграбленные составы. Когда же до охотника, терзающего мертвечину, оставались считанные шаги, я притаился за столбом, рухнувшим на вагон, и прицелился в горло.

– Попался, – высказался и приготовился к выстрелу.

И вот когда палец уже лег на спусковой крючок, откуда-то со стороны станции громом грянул мощный одиночный выстрел, и голова морфа вдруг лопнула, словно тыква. Охотник повалился на шпалы рядом с почти целиком съеденным мертвецом, пару мгновений побился в агонии, пошевелил напоследок отростками и затих.

– Ничего себе! – успел обронить я и нырнул за груду ржавого хлама. – Из крупнокалиберной винтовки бьют! – вытянул голову, присмотрелся. – Кого сюда еще-то принесло?

Автор смертоносного выстрела долго себя ждать не заставил и вскоре вылез из окна кирпичного сооружения неподалеку вместе с тремя людьми, вооруженными автоматами. Двигались излишне осторожно, общались только жестами. Экипировка солидная: камуфляж, вещи по сезону, армейская обувь, балаклавы, разгрузочные жилеты – в один ряд с обычными грабителями, таскающими, в основном, вещи жертв их не поставить. Очевидно, чужаки пришли сюда не за грабежом случайных попутчиков, сбором грошового хлама по вагонам или бесчинствами в окрестностях, а за «рыбками» покрупнее – морфами. Именно с ними всегда связан повышенный риск, но и возможность быстро обогатиться. И делали они свою работу, по-видимому, хорошо, если им удалось забраться в такую глушь, остаться в полном составе и пристрелить матерого охотника, особенно непредсказуемого и злого во время еды.

– Трофейщики, – проследив за пришлыми, с ходу узнал я, параллельно вспоминая пару случайных встреч с ними. Один раз натолкнулся на них, когда искал ночлег в заброшенной больнице. Повстречал в одной из палат, где те грели на маленьком примусе мясо и о чем-то тихо переговаривались, сидя на больничных матрацах. Увидев меня, они вежливо пригласили отужинать, много рассказывали о себе, шутили и даже на прощание подарили примус, какой теперь всегда ношу с собой. От этих людей я узнал, что все они – выжившие, кого не успели эвакуировать из городов, когда началось нашествие морфов. А теперь, чтобы выжить, сообща занимаются отстрелом морфов ради отростков и органов. Второй же случай едва не стоил мне жизни, когда по вине трофейщиков, начавшим палить в меня изо всех стволов, на шум сбежалось не менее двух десятков загонщиков, за считанные секунды высосавших им кишки. Спасся я лишь по счастливому стечению обстоятельств: провалился в глубокую канаву с затхлой водой, и морфы, поняв, что до меня не долезть, просто потеряли интерес.

А тем временем двое молчаливых трофейщикиков, поснимав рюкзаки, под прикрытием остальных, как заправские парикмахеры, принялись быстро обстригать мертвого морфа-охотника, орудуя черными мачете. Отрубленные отростки живо кидали то в контейнеры, то в обувные коробки, наспех запечатывали, убирали обратно и менялись с теми, кто держал под прицелом ржавые вагоны, позволяя прихватить что-нибудь от тощего окровавленного инопланетянина.

Дальше за происходящим наблюдать не смог – не выдержал, отвернулся.

– Черт их сюда принес этих потрошителей, твою мать, – тихо выругался, стараясь не слушать хруст костей и треск сухожилий, от какого внутри все корчилось, спрессовывалось и холодело, – без них проблем хватает…

Высунувшись еще раз, наблюдая обезображенного морфа и трофейщиков, рассовывающих нажитое добро по рюкзакам, – немного помедлил, на корточках отполз чуть в сторону и застыл, думая, как незаметно проскользнуть.

– Надо что-то решать… – не скрывая волнения, промолвил я, с тревогой оглядываясь, пока даже не представляя, куда податься: прямо – голые рельсы, слева – кирпичи да строительный мусор, за ним не укроешься. – Медлить нельзя, иначе до этого проклятого Скупщика я буду неделю ползти…

Но едва успел договорить, – случилось то, чего боялся больше всего: загонщики, что, по-видимому, испугались выстрела и затаились где-то поблизости, теперь запоздало пришли на помощь хозяину, над каким уже поработали чужаки и издали ужасающие хрипы, говорящие лишь об одном, – они пришли убивать.

– Беда, – говорил сам себе, как околдованный, – беда, беда…

И тут задрожали вагоны…

Разъяренные, пенящиеся от бесконечной ярости загонщики принялись запрыгивать на крыши, истошно ворчать, мотать головами и драть хилый металл, готовясь в любой момент напасть на оторопевшую четверку. Те явно никак не ожидали появления других морфов и заметно занервничали, тупо водя стволами то по одному загонщику, то по другому, не зная, в кого первым стрелять. Правда, один из трофейщиков, видимо, тот самый снайпер, прибивший охотника, – быстро смекнул, что сейчас начнется бойня, под шумок прихватил с собой чужой рюкзак и осторожно попятился, дабы не спровоцировать инопланетных захватчиков.