Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2 Страница 31

Кто бы сомневался, что проиграв драку и уступив моему желанию идти с нею, Ойла теперь подавно не даст мне спуску. Впрочем, я был готов к ее упрекам и пропускал их мимо ушей. Как и большинство ее советов. Это злило Ойлу еще больше, и лишь необходимость соблюдать тишину мешала ей сорваться на крик. Поэтому она шипела на меня почти безостановочно. И явно была не прочь отвесить мне оплеуху, да только опасалась, что получит сдачу. В этом у нее после нашей потасовки уже не осталось сомнений.

Конечно, отчасти Ринар была права. Я не мог сравниться с ней в ловкости и бесшумности ходьбы по горам. Но все же большинство ее придирок было надуманным, и она допекала меня просто из вредности.

Ойла врала: я не издавал топота! Также я не отставал от нее ни на шаг. И всякий раз, как она велела мне остановиться, прятался за ближайшим укрытием. И вообще, по моему мнению, мы с нею работали довольно-таки слаженно. В чем, естественно, она сама ни за что бы не призналась, даже если тоже так думала.

Уступ, по которому шла дорога, на этом ее участке расширился. И позволил каравану устроиться на ночлег в стороне от нее. Мы сошли с дороги и поднялись в гору еще раньше – сразу, как только увидели в темноте отблески костров. После чего отыскали более-менее пологий склон, спускающийся прямо к стоянке, выбрали на нем незаметный снизу выступ, и там расположились.

Прежде чем соваться в лагерь, надо было за ним понаблюдать. И дождаться, когда наемники уснут. Что должно было случиться уже скоро, ведь путь по горам с тяжелым грузом изрядно их выматывал.

Мы не сомневались, что дозорные разбудят отряд, если кто-то станет приближаться к нему по дороге. Возможно, они следили и за горами. Но поскольку прежде никто из них не обнаружил Ринар, она надеялась, что ее не обнаружат и сегодня. По крайней мере до тех пор, пока «неуклюжая тварь», то есть я, не поползет за ней в лагерь спасать кригарийца.

От нашего укрытия до стоянки было рукой подать. Мы различали в свете костров сидящих вокруг них наемников, но не слышали, о чем они говорили. Хотя вряд ли мы узнали бы из их бесед что-то полезное. Перемены в их жизни начнутся, когда они спустятся с гор и доберутся до окрестностей Фенуи. А пока их дорожная жизнь была рутинной и не изобиловала новостями.

– Где ван Бьер? – с тревогой осведомился я у Ойлы после того, как осмотрел сверху лагерь и не обнаружил нашего многострадального друга.

– Его держат в кандалах и на цепи в повозке Шемница. – Она указала на знакомую мне повозку, куда было нагружено меньше всего золота. – И сейчас пленник, скорее всего, спит.

– Спит? – засомневался я. – Это непохоже на кригарийца. У него плохой сон и он не засыпает так рано. Разве только когда перепьет. Но кто бы сегодня угощал его выпивкой?

– Вот тут ты ошибаешься, – не согласилась Ринар. – Позавчера я видела, как за ужином его поили вином. Наверное затем чтобы ему крепче спалось и он не помышлял о бегстве. Но мы еще увидим кригарийца до того, как лагерь уснет. Энца или Кирса – не знаю, кто из них стережет его этой ночью, – выведут его облегчиться. Полагаю, вон к тому дереву, что уже кем-то обоссано.

Я не видел таких подробностей на указанном дереве. Но раз Ойла так сказала, у меня не было причин ей не верить.

– Баррелия что, доверили стеречь этим… копейщицам? – Я хотел назвать любовную парочку наемниц более грубым словом, но сдержался.

– А чем они плохи? – удивилась в свою очередь Ринар. – Как раз наоборот, надежней стражи для него не сыскать. Шемниц и Бурдюк подозревают, что кто-то еще кроме Гифта и Кривоносой мог спеться с Баррелием. И, значит, этот кто-то может устроить ему побег. Даже Трескучему нельзя доверить охранять пленника. А вдруг он наплюет на приказ главаря и отрубит кригарийцу голову? Или кригариец раззадорит его на поединок, что также вряд ли понравится Арроду. Но Энца и Кирса, они вне подозрений. У них и среди наемников друзей раз-два и обчелся, а уж с ван Бьером эти мужебабы подавно не якшались. Стоит ему только дернуться, и они насадят его на копья быстрее, чем он успеет сказать «Большая Небесная Задница».

– И впрямь позорнее смерти для кригарийца не сыщешь, – согласился я. – А долго ты наблюдала за Энцей и Кирсой? Когда они меняются и надолго ли отлучаются, если им тоже приспичит отлить?

– Я же сказала: надежнее, чем они, здесь стражи нет, – повторила Ойла. – Либо одна из них спит, а другая стоит на посту, либо обе не спят и сторожат пленника. Один раз я видела, как они занимаются любовью. Но тоже не покидая поста и не спуская глаз с ван Бьера.

– И как мы поступим с этой парочкой?

– Когда одна копейщица захрапит, я всажу другой стрелу в глаз, – ответила Ринар. Судя по ее недрогнувшему голосу, она твердо настроилась на свое первое убийство человека. – Только надо подкрасться ближе, чтобы выстрелить наверняка. Но сначала я хочу кое-что передать Баррелию. Вещь, которая будет ему полезной. Даже если мы оплошаем, возможно, он сумеет припрятать мой подарок. И тот пригодится ему не сегодня, так завтра или послезавтра.

– Погоди, – недопонял я. – Ты сказала, что подаришь что-то ван Бьеру прежде чем убьешь стражницу. Но как?

– Угадай с трех раз, тупица.

И Ойла вынула из колчана стрелу. Но не простую, а с необычным наконечником. Вернее, таковым он показался мне сначала. Когда же я пригляделся, то понял, что ничего необычного в нем нет. Просто вместо наконечника к стреле был приделан узкий обоюдоострый клинок от маленького ножа. Такого, которым можно было и колупать доски, и ковыряться в кандальных замках, и перерезать чью-нибудь глотку. Особенно, если незаметно подкрасться к жертве сзади.

– Ты что, собираешься запустить эту штуку в повозку? – забеспокоился я.

– Ага. Так и сделаю, ведь я хочу подстрелить Баррелия спящим, – мрачно пошутила Ринар. – Нет, не в повозку, успокойся. Чтобы все прошло гладко и стрелу не заметили стражницы, послание надо вручить кригарийцу прямо в руки. Тогда, когда он окажется снаружи.

– То есть когда его выведут облегчиться, – догадался я. – Не будут же Энца и Кирса стоять с ним рядом и спускать ему штаны.

– Вот-вот, – подтвердила Ойла. – Обычно они отпускают цепь на всю длину и дают пленнику отойти от повозки. Не забыв, само собой, проверить ему кандалы.

– И мы знаем, куда именно он отойдет, – добавил я. – К дереву, которое он уже… пометил.

– Наверняка. А куда же еще? – пожала плечами Ринар. – Там-то мы и передадим ему привет…

Прошло не так много времени, прежде чем Кирса – был ее черед стеречь монаха, а Энца завалилась спать, – выгнала его прогуляться на сон грядущий. Но для меня и Ойлы это время тянулось очень долго. Настолько, что Ринар – немыслимо! – даже надоело меня пилить. Хотя раньше она охотно это делала, приписывая мне все известные ей недостатки кроме разве что смертных грехов. И вот настал момент, когда иссякла даже ее бурная фантазия, и она заткнулась. И только ее недовольный взгляд давал понять, что она не подобрела ко мне, а лишь взяла передышку перед новой словесной атакой.

Когда я наконец-то увидел Пивного Бочонка, мое сердце наполнилось одновременно и радостью, и жалостью, и негодованием. Я не видел его целых пять дней и успел соскучиться. Но как же он изменился за столь короткий срок!

Ойла не ошиблась: сегодня ван Бьера тоже напоили вином от пуза. Вот только его медлительность и неловкость объяснялись не опьянением. По крайней мере, раньше оно не превращало его в развалину. Теперь же Баррелий еле-еле вылез из повозки, и каждый шаг давался ему с трудом. Вернее, даже не шаг, а скачок. Он едва мог наступать на больную ногу и прыгал на одной, волоча за собой цепь. Потому что ни костыля, ни посоха, ни трости ему, естественно, не выдали.

Непохоже, чтобы его избивали, ведь Шемниц собирался преподнести его властям Фенуи живым и здоровым. Почему же тогда он так выглядел? Ну во-первых, его постоянно накачивали вином (видимо, поэтому я не увидел на нем клетки-намордника), а во-вторых, держали в тесной повозке денно и нощно, разрешая вылезать оттуда лишь по нужде. Что плачевно сказалось на его больной ноге – она затекала и ее сводили судороги, – и на его самочувствии в целом.

– Сволочи! – гневно зашипел я, глядя, как Баррелий, гремя кандалами, ковыляет к дереву. – Что они хотят с ним сделать? Превратить в полумертвого калеку, что ли? Неужели нельзя выпускать его хоть немного погулять?

– Еще какие сволочи, – хоть в чем-то поддержала меня Ринар. – Однако сам посуди, на кой им сдался здоровый и полный сил кригариец? Затем чтобы они постоянно ждали от него подлянки? А так он круглые сутки пьяный, сонный и немощный – именно то, что надо Шемницу… Ладно, а теперь не отвлекай меня – я буду стрелять.

Дабы не подлезть лучнице под руку, я отполз на самый край выступа, хотя чуял – в случае промаха виноватым все равно окажусь я. А Ойла наложила «особую» стрелу на тетиву, встала на одно колено и застыла в этой позе, словно статуя.