Игорь Михалков - Восход Страница 31

Шум реактивных двигателей, монотонный писк приборов. Пощелкивание радиопомех в наушниках, спокойные переговоры уверенных в себе мужчин в эфире. Все так знакомо и легко. Научился, получил практику, налетал положенное количество часов. И то, что было невероятно сложным для обычного человека, для тебя становится простым и дружественным. Рука немного влево – тут пилотажно-навигационные приборы, окошки показателей скорости и высоты, радиовысотометр, ниже – РУДы[8] и рации; вправо – прицел, циферблаты для контроля за двигателями, навигационный комплекс… Всё свое. Незатейливое, простое и без норова – само просится в руку. Намного легче управлять сверхсложным самолетом, чем обыкновенной женщиной.

И рядом летят боевые братья. Готовы поддержать в любой момент, готовы прикрыть, чтобы враг не сел на хвост. Такие не изменят, не хмыкнут в последний момент и не уйдут, говоря, что им все надоело. Военным быть проще, чем женатым.

Сергей поочередно жал на педали тормоза, чтобы могущественная птица не унесла его за затянутый ночью горизонт. Смотрел на убывающие солнечные лучи и улыбался.

Тут бесконечность, взлет над жизнью мирской, спокойствие и отсутствие проблем. Небо! Любовь к этому небу тянет такая, что всякая женщина позавидует. Может, потому и ревнует Люба? Чувствует, ехидна, что муж не только ей принадлежит, но и пастбищам туч далеко внизу между звездным куполом и землей, и чистому пространству вокруг, и далекому голосу офицера боевого управления, и звену, и самолету, и…

«Эх, Люба-Люба, знала бы ты, как я тебя хочу придушить. Но люблю тебя до самого-самого… Даст Бог, все пройдет успешно, неизвестное формирование окажется облаком метеоров, и я вернусь домой. Мы с тобой помиримся, Люба. Обязательно помиримся! Но небо, красотищу эту невероятную, я никогда не брошу. Придется тебе смириться, что у меня есть ты и есть вот оно – небо!»

Эфир был до отказа набит комментариями и краткими отчетами. Большинство самолетов – старенькие МиГ-29 остались на высоте в семнадцать с чем-то километров. Понимая, что взобраться выше им не позволяет конструкция самолетов, очень стремились узнать, что происходит выше. СУ-27 и СУ-35, или в просторечье – двадцать седьмые и тридцать пятые «сушки», добрались до отметки в двадцать две тысячи. Здесь и повисли, ожидая развития событий.

– Дальнее обнаружение молчит. Слышишь меня, Шестой?

– Вас слышу. В пределах видимости ничего подозрительного не наблюдаю…

– Ведущий третьего звена, приподнимитесь еще на пятьсот метров. Цель обнаружена?

– Никак нет, Голова. На мониторах помеха, видимость отличная, но ничего. Вижу только звезды. Закат приближается…

– Четырнадцатая, давайте еще один круг. Внимание, не влетайте на ночную сторону. Повторяю: не влетайте на ночную сторону!

– Куда же мне двигаться? Солнце заходит!

Солнце поглаживало гладкие бока самолетов, резвилось на крыльях и стеклах кабин. Словно и не ночь на подходе, а самый настоящий день – так бывает только на большой высоте. Но гигантское нефтяное пятно, заливавшее весь запад, неуклонно двигалось вперед.

– Выхожу из сектора. Голова, повторяю: выхожу из сектора. Прошу разрешения уйти в тень.

– Пятый, разрешаю, – напряженный голос диспетчера. – Но будьте осторожны. Докладывайте каждые тридцать секунд.

– Вас понял, Голова. Иду к тени по касательной…

Все взгляды обратились на экраны мониторов. Что случится с самолетом, накрытым ночным одеялом?

Вот он влетел в темноту, качнув крылом. Повис, выжидая.

– Вижу, Голова! Цель замечена! – спокойный голос испытателя. – Регистрирую большое скопление…

Он умолк внезапно, словно у него отказала рация. С радаров, вопреки испугу других пилотов, самолет не исчез. Но как будто лишился души. Полетел, углубляясь в полотно темноты. Прямо. Медленно снижаясь, вскоре он скрылся в облаках.

Кто-то бросился за ним, но окрик в эфире остановил, заставил развернуться.

– Занять позиции! – приказ был понятен каждому.

Самолеты медленно двигались вдоль бесконечной вечерней дуги.

– Оно напоминает облако, – раздался чей-то голос. – Плывет со стороны Камчатки и снижается. В облаке замечены правильной формы объекты. Количество неизвестно.

– Я тоже вижу! Мать вашу, да их тут чертова туча! Тысячи… Разрешите стрелять?

– Не стрелять до приказа! – отозвался диспетчер. – Принимаем от вас снимки. Четвертый, где вы?..

Искомый самолет пролетел мимо. Перевернулся – кабиной книзу. Сквозь стекло Сергей видел, что голова Четвертого болтается из стороны в сторону, руки повисли, отпустив штурвал и рычаги. Полсекунды, и он скрылся из поля зрения, бесконтрольно падая.

– Вижу их!

– Вижу!

Эфир взорвался возбужденными выкриками. Командир звена Сергея приказал отключить общий гам. Стало тише, но некоторые обрывки фраз доносились.

– Это похоже на дождь из мелких астероидов и метеоров. Странно, что они не сгорели в мезосфере.

– …поврежден. Повторяю: я подбит. Крыло повреждено, не работает гидросистема! Падаю!..

– Там за камнями еще что-то движется.

Сергей изо всех сил всматривался в небо над собой, но по-прежнему ничего не видел. До тех пор, пока ночная тень не прикоснулась к самолету.

Воздух перед кабиной раздался уродливым бесформенным пятном, испещренным волнистыми линиями какого-то вещества, напоминающего туман. В нем, не пылая, впрочем, в огне атмосферы, стремительно падали метеоры – от мелких, размером, наверное, с ноготок, до больших, превышающих размерами средний автомобиль.

Самолет встрепенулся, обходя наиболее опасных противников. Мелюзга, чуть больше пылинок, забарабанила по металлу. Несколько камней попали в стекло кабины, первые удары та выдержала, а потом покрылась сеткой мелких трещин.

– Ожидаю инструкций! – крикнул Сергей. Драться с камнями он не умел, единственным выходом видел поспешное отступление. А затем увидел противников.

В бесконечном потоке небесных булыжников к Земле неслись непохожие ни на что из ранее виденного Сергеем летательные аппараты. Несколько округлых – идеальных сфер, расчерченных беспорядочными ломаными линиями, и несколько больших пирамид, лежащих на острых боках. В памяти откуда-то всплыло, что форма пирамиды наиболее эффективна для радарной невидимости.

У неизвестных кораблей не было никаких опознавательных знаков или рисунков. Более того, отсутствовали какие-либо кабины, двери или даже орудийные стволы и башни. Обыкновеннейшие фигуры, правда, на вид состоящие из камня и с неизвестными целями движущиеся к земле. Без сомнения, пришельцы были изготовлены искусственно.

Что-то тяжелое проскрежетало по носу. В стекло кабины врезался еще один метеор, размерами с тыквенное зернышко. Следом неслась каменюка почти с телевизор. Так быстро, что ударься в самолет – машину разломило бы пополам. Не в силах увильнуть, майор до отказа вывернулся, поднимая птицу обтекателем БРЛС[9] вперед. Только бы получилась! Кобра – не самая легкая фигура в таких условиях. Су-27 немедленно поднялся, зависая, точно встав на сопла турбин, как змея на хвост. Это его и спасло – «телевизор» проскочил мимо, лишь черкнув по краю крыла. Рядом с кабиной, прямо над головой Сергея, промелькнул прозрачный сгусток чего-то синего. Глаз успел зафиксировать что-то наподобие тонких паутинок, пульсирующих в сгустке.

Лишь когда неизвестное ударилось в идущий за Сергеем самолет, майор понял, что по нему стреляли. Сгусток без труда прошел сквозь замыкающий звено СУ-35, и тот развалился на куски. Обшивка запестрела маленькими синими молниями. Истошный крик заглушил все остальные звуки в эфире.

Видя, как погибает товарищ, Сергей нажал на «пуск» тепловых ракет, даже не пытаясь поймать стрелявшую пирамиду в перекрестие виртуального прицела. Ушла одна, затем, с задержкой, вторая. Было настолько близко, что одной из ракет обязательно надлежало «войти».

Попали обе. Первая взорвалась, прикоснувшись к носу пирамиды, ее товарка ударилась в треугольный бок. Неизвестный летун взорвался облаком ярко-желтого пламени, во все стороны брызнула какая-то жидкость и серые осколки камня.

– Есть! – запоздало заорал Сергей. – Есть! Разрешите пуск!

Штурман ОБУ что-то громко говорил, но эфир был заполнен суматохой. Парни кружили в воздухе, ныряли, выделывали сложные фигуры. Все новые и новые «камешки», как назвал их Сергей, взрывались и бесполезными грудами валились вниз. Уже мертвые – майор почему-то знал, что именно «убивает», а не разрушает их.

Воздух ревел от взрывов и очередей. Часто выбывали из радиовещания самолеты – сгустки не позволяли катапультироваться, крушили металлические птицы вместе с пилотами. Но намного чаще разлетались крошевом «строения» захватчиков.

Упав на крыло, ушел от очередного синего сгустка. Выпустил последнюю ракету и взялся – как жаль, что так мало патронов, всего сто восемьдесят – за автоматическую авиационную пушку. Крупнокалиберная ГШ-30-1 кромсала нападающих так легко, будто они сами напрашивались.