Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза Страница 31

— Ну ты, дядя, — начал правый.

Но тут дверь распахнулась, и Дан в пахнущем хлоркой халате объявил радостно:

— Андрей, как хорошо! А я уже посылать за тобой хотел!

Следующие полчаса Круз слушал, кивая, и поддакивал, даже не пробуя вставить свое. У Дана горели глаза и тряслись руки.

— Ты пойми, все же просто, так просто! Гениально! Могли заметить еще десять лет назад, двадцать лет! Альпы, Швейцария, Савойя — все же рядом! Но беда, беда с налоксоном! Швейцарцы — народ дисциплинированный. И психоз, конечно, все боятся заболеть, а тут лекарство надежное. И производят у себя. У них то, что ты называешь «Вторым кризисом», еще хуже, чем в Америке, ударило. Они как в Средневековье, вниз пошли добивать всех недоумерших. Да ты сам знаешь!

— Да, да, — кивал Круз. Что такое Второй кризис в Швейцарии, он и в самом деле узнал хорошо. В том числе двумя ребрами и левой ягодицей.

— Потому мы материала и не собрали. Холод — вот ключ ко всему! На сильном холоде другая энергетика. Все другое! Андрей, не поверишь — у них антитела! Я сколько штаммов проверил, я ведь много собрал — они иммунны ко всему! Это гениально! Это же то самое лекарство! Выделить штамм из их крови, ослабить вымораживанием — и готово! Прививка новорожденному — и все, он уже не заболеет счастьем никогда! У меня уже получилось, получилось! Через месяц, нет, через три недели я уже первую партию сделаю! Обучу — здесь разумные люди, они выучатся легко, вакцину сможет сделать и школьник!

— Дан, первое, что твои разумные люди сделают, заполучив вакцину, — начнут войну, — выговорил наконец Круз. — Как только они станут сильней, они тут же начнут подминать соседей.

— Ну и что? — Дан посмотрел удивленно. — Как ты не понимаешь? Да пусть они хоть каннибалами станут, пусть убивают кого угодно и как угодно. Главное — чтобы люди выжили, понимаешь, Андрей, чтобы человечество выжило! Вид гомо сапиенс. А вакцина — она как джинн из бутыли, если появилась и люди убедились, что она работает, этого уже не скроешь! Это — навсегда! Моя жизнь, твоя — они ничего, совсем ничего не значат в сравнении с этим.

— Я не привык думать за все человечество, — сказал Круз угрюмо. — Я не могу про всех. Я про тех, кого знаю, думаю. Про щенков наших. Они нас защищали. Кровью своей. А сейчас их подставить хотят. На убой погонят, как мясо. Чтоб вовсе ни тебе, ни мне не на кого рассчитывать было. И меня заодно… если лишним окажусь. Я вот о чем… тебя они сейчас ценят. Тебя. Твое слово вес имеет. Попроси за них. Они же дети еще.

Дан поправил очки. Выпрямился — и снова стал похож на прусского офицера.

— Ты обещал, Андрей. Сам. По своей воле, — сказал по-немецки. — Ты сам предложил свою жизнь. И эти юноши — они поклялись перед старшими своего племени, что отдадут жизни за тебя и меня. Сейчас решается то, ради чего даны были обещания. И если даже я буду знать, что меня убьют после того, как я завершу работу, что убьют всех нас, — я буду делать то же самое, что делаю.

— Хорошо. Я понял, — ответил Круз, вставая.

— Андрей, я попрошу, — добавил Дан по-русски. — Но я сомневаюсь, что это поможет. На самом деле в моем слове здесь столько же веса, сколько и в твоем. Они ничего не потеряют, если я завтра не проснусь. Они на меня как на юродивого смотрят, понимаешь? Получится — хорошо, не получится — тоже неплохо. Как я могу им условия ставить?

— Хорошо. Я понял, — сказал Круз. — Удачи тебе в работе!

— И тебе, — ответил Дан рассеянно.

Когда Круз ступил за дверь, парень слева сообщил:

— Дядя, а ты хам.

Круз обернулся к нему — и парень справа врезал прикладом по хребту. Вернее, мог бы врезать — но приклад почему-то попал не в спину, а в стену, и в глазах отчего-то потемнело.

Круз отступил на шаг, и парень справа, мягко опустившийся на колени, так же мягко улегся на пол. Парень слева, веснушчатый и со шрамом над бровью, побледнел.

— Дядя, ты отойди! Я не шучу!

— И я не шучу, — подтвердил Круз, рассматривая парня. — Мне нож твой нравится. Не подаришь?

— Дядя, — сказал парень тихо, — я…

— Посмотри на руку, — посоветовал Круз, поднимая правую ладонь.

Парень вздернул автомат — затем отпустил, не успев нажать на крючок, тихо охнул. Оперся спиной о стену, сполз на пол. Изо рта сбежала пузыристая струйка с остатками подсолнечного семени.

Круз, поморщившись, снял с левого парня пояс с ножнами, у обоих забрал автоматы, запасные магазины, гранату (она оказалась в кармане у правого, тяжелая эфка в рубчатой рубашке) и коробку спичек. И пошел по коридору, насвистывая.

Вышел на крыльцо. Ага, так и есть. Он никогда далеко не уходит. Вон, через площадь.

— Эй, Последыш! Сюда, живо!

— Старшой? Чего мне?

— Держи! Пойдешь со мной. Но стрелять — только по моему слову, понял? Пошли!

Они поднялись на второй этаж, и там Круз, зайдя за первую дверь, откуда слышались голоса, сказал:

— Ты, красотка, проводишь нас к Аделине. Прямо сейчас!

Аделина сидела в компании непомерной толстухи с грудями до пояса и пила чай. Пахло вениками. На столе громоздилось сахарное печенье и торчал из банки с медом деревянный щербатый черпак.

Аделина глянула, подняв бровь. Затем распорядилась:

— Настя и ты, беспузая, — погуляйте-ка, пожалуйста! Угостите парнишку семками.

— Иди с ними, — приказал Круз Последышу. — И тихо.

— Конечно, тихо, — подтвердила Аделина. — Я так понимаю, Андрей Петрович, ты уже решил. И чего решил?

— Роди мне сына, — попросил Круз.

Солнце висело в пыльной сини такое же злое, точное и липкое, как посреди сертау. Кто б подумал, что до полярного круга два часа на дрезине. Под мышками — скользкий, текучий ад. Липнет рубаха к спине, и под бронежилетом — липкое, вязкое месиво. Вокруг — жужжащая черная туча. Облепляют ботинки, лезут за шиворот, в рукава. Кусают, жалят, грызут. Твари.

Хорошее они время выбрали, по тайге и болотам ломиться. Почему не зимой, интересно? Зимой и не грызет никто, и в болото не провалишься. И следы. Как и кого они гонять собрались, интересно?

Круз шлепнул себя по щеке. Поднял за крыло придавленную тварь — она была сантиметров трех длиною и еще шевелилась вяло, трясла раздавленным брюхом. В детстве таким тыкали в брюхо соломину и пускали летать — чей выше? А кусает же, сука! Прямо кровь брызжет.

Сбоку вежливо кашлянули. Круз не повернулся.

— Вы извините, — сказал Семен, зайдя спереди, — но вы за нами можете и не угнаться. У вас же нога…

Ишь какие вежливые стали. Слухи быстро разносятся. Придверные парни, опамятовав к утру, наверняка рассказали много интересного. Шавки.

— Мы не торопимся. Мы с ребятами арьергардом пойдем. Чтоб сзади не напали. Если ваши ввяжутся в бой — поможем.

Левый ухмыльнулся. Семен помолчал немного, глядя на щенков, на свой народец, столпившийся вокруг чихающего «Урала», на бригаду из Инты, смотревшую исподлобья, и буркнул:

— Не отставайте только. — И пошел к своим.

— Вы меня слышали? — спросил Круз у щенков. — Повторю еще раз, чтоб дошло лучше. От меня — ни на шаг. Уйдете — обязательно кто-нибудь не того порешит. А тогда все пропало. Поняли?

— Поняли, — буркнул Правый.

Он хотел Верку с собой взять. Но местное бабье наперебой принялось убеждать, что на ранних сроках выкидыш — легче легкого, и пусть сидит, пузо колышет, видишь — бледная, тошнит ее. Ну куда ты потащишь?

Верка плакала. Правый погладил ее по щеке. Глянул на бабье, скривившись. Те притихли.

— Скоро буду, — пообещал угрюмо.

— Он будет, — подтвердил Левый серьезно.

Оба всю дорогу молчали. Автоматы перебирали.

Дрянь-то какая, старье. Ножи хоть ничего, ладные ножи. Круз тоже возился — подтягивал, поджимал, отпускал. Дрянь бронежилетец. Милицейское старье, ни к чему не годное. Скорее из привычки, чем по надобности и нацепил. Французский-то остался в Котласе. Вместе с кольтом и кабаром. Ничего, не драться едем. В заложники друг к дружке. Посмотрим, нужен ли Аделине старик.

Главное — ни во что не лезть и никуда не ввязываться. Нелепое дело, злое. По болотам и горной тайге лазать, отыскивая кочевых, — глупее и не придумаешь. Они удерут в мгновение ока и стада угонят. А потом вернутся и в спины постреляют. Собрали кучу ржавья — «Урал», две БМП, вездеход. Все рычит, смердит, воет. А места все равно на всех не хватает, разве что в кузова как селедки, скопом. Нет уж, мы пешком. Дедушка Круз с тросточкой и его верные защитники.

Не торопясь. Пусть копоть осядет. Последние вояки потопали вперед по бетонке. Кусты, слепни. Болото. Слева зеленая полоса — там река Кожим. Большая, красивая река. Справа — болото. Бетонка кончилась, пошла трава. Когда-то здесь был проселок, засыпанный гравием. Теперь — полоса, проломанная в кустах вездеходом.

Поднялись на холм, и Круз, щурясь, увидел в синеватой дымке длинные, пологие спины гор, улегшихся друг за дружкой. Там еще лежал снег. Когда-то мальчик Андрей Круз смотрел на них с этого самого холма и чертыхался про себя, потому что до них далеко, а инструктор Гвоздь близко, а на спине — рюкзак в двадцать кило и дюжина оводов. Теперь рюкзака не было. Но как хорошо б было разменять нынешнюю тяжесть на ту!