Андрей Буторин - Играй и умри Страница 31

– Ага! – почему-то обрадовался Сом и указал в сторону источника звуков. – Нам, похоже, туда.

– Почему ты так думаешь? – не разделил его уверенности Теонг.

– Потому что там музыка. А музыка ночью – это, скорее всего, кабак. А кабак – это жратва и выпивка. Усек?

– Нет, – помотал головой тохасианин. – Я не знаю, что такое музыка.

– Теперь я верю, что ваша цивилизация погибла, – вздохнул сталкер. – Она была изначально обречена, валять твою кладь. И мне тебя искренне жаль, мой недокрылый друг.

Теонг хотел возразить: мол, не надо меня жалеть, и совсем еще не ясно, погибла или нет его цивилизация. Да и что это за музыка такая, от которой цивилизации дольше сохраняются – универсальное лекарство, мощнейший стимулятор для развития? Можно подумать, эта самая музыка здесь здорово помогла. Что-то непохоже, чтобы местная цивилизация процветала, вон какая помойка кругом, улицы пустые и темные, здания мрачные, жители убивают друг друга почем зря и ездят на вонючих «авто-могилях»… Похоже, этой цивилизации тоже долго не протянуть, и уж во всяком случае он, Теонг, не стал бы менять свое прежнее мироустройство – пусть и разложившееся от лени и бездействия его жителей, но все же не превратившееся в зловонную выгребную яму – на это. Хотел он все это сказать, но не стал. Потому что в лучшем случае Сом его просто высмеет. А в худшем скажет: иди тогда на свой Хрюкас и не путайся под ногами. А еще, если уж быть до конца откровенным, тохасианин очень хотел увидеть эту самую музыку. А вдруг и впрямь она нечто волшебное и сделает их со сталкером лучше.

Так что Теонг пошел за Сомом без особых возражений, даже охотно. И чем дольше они шли, тем сильнее становились гулкие удары и выворачивающее душу завывание. А еще стало слышно, как что-то скрипит, гудит, звенит, блямкает… И тохасианину все больше становилось от этого не по себе. Эти звуки делали ему почти физически больно. А еще нагоняли какое-то чересчур уж беспросветное уныние. В конце концов Теонг не выдержал и остановился.

– Я дальше не пойду, – сказал он.

– Что так? – обернулся Сом. – Аппетит пропал?

– Не пропал. Но я больше не могу это слышать. От этих мерзких звуков у меня гудит голова, ноют зубы и выворачивается желудок. Меня бы сейчас стошнило, было бы чем.

– Музычка не фонтан, согласен, – кивнул сталкер. – Но уж всяко лучше современных шлягеров, всяких там «уси-пуси» и «джага-джага». Вот от них бы ты точно блеванул, даже при пустом желудке.

– Так это и есть музыка?! – в ужасе схватился за голову Теонг.

– Ну да. В принципе, ничего такая, ритмичная. Для кабака в самый раз, ковать твою медь.

– Нет, я не пойду, – уперся тохасианин. – Все равно я не смогу есть под такие звуки. У меня сразу все назад полезет. Давай я подожду возле того сарая, пока ты поешь, а мне принесешь чего-нибудь.

– Йодистый калий, нам нельзя разделяться, – нахмурился Сом. – Потеряемся – к дедке не ходи. Да и вдвоем мы сильней, чем поодиночке.

– Но я правда не смогу! Мне уже плохо! Я ведь не притворяюсь.

– Ну-ка, расстегни куртку, – велел сталкер, а сам для чего-то вынул из ножен клинок.

– Чего это ты?.. – попятился Теонг.

– Уши тебе отрежу, солить твою плешь. Чтобы музыка не донимала.

– Дырки-то все равно останутся, – ляпнул уважающий логику тохасианин. – И зачем тогда куртку расстегивать?

– Чтобы кровью не забрызгать. Имущество-то казенное. А ну как спросят потом монстры?

– Монстры на Мизоне остались… – попятился Теонг.

– Кто знает, как жизнь повернется. У нее ж такие фортеля бывают, в сказке не скажешь. Разве что в стихах… Вчера на Мане, завтра – в Магадане. Сегодня в жопе, завтра…

– …тоже в жопе, – закончил уже не столько испуганный, сколько злой тохасианин.

– Хорошая рифма, – подумав, кивнул Сом. – Я бы даже сказал: неожиданная и смелая. В тебе умер поэт, как я погляжу.

– Ты вот что, ножик-то убери. Хватит меня пугать, устал я уже пугаться. И вообще пошел назад.

– А ну стой! – повысил голос сталкер. – Кому говорят: расстегни куртку!

– Зачем тебе моя куртка?

– Не мне, а тебе. И не куртка, а рубаха. Вытащи подол из штанов…

– Ну, вытащил, – сделал, как просил Сом, Теонг. Что-то в голосе друга подсказало ему, что тот затеял не глупость и не шутку.

Сталкер наклонился к поясу тохасианина, оттянул нижний край рубахи, отрезал ножом узкую полоску, а потом разделил ее надвое.

– Заправляйся, – разогнувшись, сказал он.

– И что теперь? – выполнил новое указание Теонг.

– Теперь скрути вот эти тряпочки поплотнее и запихни себе в уши, тук тебя в так.

Тохасианин наконец-то понял идею напарника. Заткнуть уши тряпками, чтобы не слышать тошнотворную музыку – это и впрямь хорошая идея. Вот только…

– А как же я услышу тебя? – озвучил он возникший вопрос.

– А никак. Да и нахрена? У нас даже поговорка есть: «Когда я ем – я глух и нем». Ну а в случае чего будем изъясняться жестами. Вот этот, – щелкнул он себя по горлу, – означает спиртное. Если покажу, будто ем ложкой, – это еда. Будто бы пью из стакана – обычное питье, не алкоголь. Два пальца в рот – тошнит. Ладони на паху – писать хочется. Большой палец вверх – все зашибись. Покручу пальцем у виска – значит, ты дурак. Начну стрелять из пальца – тоже стреляй. Только не из пальца. Руки крест-накрест – все, завязывай.

– Что завязывай?

– Все равно что. То, чем в данный момент занимаешься.

– Ну а если я, например, в данный момент только дышу?

– До такого вряд ли дойдет. И уж тогда я покажу другой жест: указательный палец у виска и будто стреляю.

– И что это значит?

– Это значит: застрелись. И не из пальца, разумеется.

– А… может дойти до такого, что нужно будет застрелиться?

– Так ведь жизнь, Тимоха, полна сюрпризов и неожиданностей.

– А если застрелиться будет не из чего? Патроны, например, кончатся или затвор заклинит?

– Ну, тогда выпей яду или убейся об стену. Выберешь по обстоятельствам. Это я тебе на всякий случай объясняю, тук тебя в так, надеюсь, до этого не дойдет. Есть еще куча разных жестов, но объяснять про все долго, да многие из них и так понятны. Ты ко мне, кстати, тоже жестами обращайся.

– Да?.. Ну ладно… А если вдруг меня о чем-нибудь спросят?

– Я скажу, что ты глухонемой, и отвечу сам. Только вряд ли в таком шуме кого-то на разговоры потянет. И это мы еще не пришли, валять твою кладь.

– Уже пришли, – заталкивая в уши тряпичные жгуты, кивнул вперед тохасианин.

Перед друзьями стоял трехэтажный дом, окна первого этажа которого радостно светились. Над деревянной некрашеной дверью красовалась вывеска: «Погнутая шестеренка». Ниже было дописано мельче: «Питейное заведение для людей». Еще ниже: «Работаем круглосуточно. В долг не обслуживаем».

Теонга в душе немного покоробило уточнение «для людей». Ведь сам-то он кто? Недокрыл, как называет его Сом. Может ли представитель его расы называться человеком? Разумеется, в глобальном смысле может, как и всякое разумное существо. А вот если в сугубо биологическом?.. Что имелось в виду в этой приписке? Правда, сейчас он и биологически человек, так что все в порядке. И все же, для чего это нужно было писать? Неужели в этом месте, в этом мире, наряду с людьми живут и другие существа, которым тоже может захотеться посетить «питейное заведение»? И почему им это делать возбраняется? Впрочем, вопрос на данный момент не мог иметь ответа. Возможно, он появится в будущем.

Друзья переглянулись и направились к двери. Перед самым входом путь им загородил здоровенный лысый амбал в просторной черной форме – размера на два больше, чем требовалось. Может, у них тут мода такая? А может, легче драться, когда ничто не стесняет движений.

Теонг хотел поздороваться, но вовремя вспомнил, что он «глухонемой». Он увидел, как зашевелил губами Сом и что-то ответил амбал. Позже сталкер рассказал ему, как все было. Разговор с охранником получился, в общем-то, немногословным. Сталкер поприветствовал амбала и спросил, могут ли двое усталых путников утолить голод и жажду в этом почтенном заведении. Ответом было: «Если усталые путники забыли прихватить с собой деньги, то пусть устают еще больше в дальнейшем пути».

Правда, Теонгу показалось, что ответ охранника был куда короче. Но не станет же Сом врать? Тем более сталкер ничуть не огорчился, не стал стрелять по амбалу и тыкать его ножиком, а с радостным выражением лица достал из кармана монету, что нашел в машине у покойника, и показал охраннику. Тот подхватил блестящий кружок толстыми пальцами, прикусил редкими желтыми зубами, вернул Сому и благосклонно кивнул. На тохасианине, правда, его взгляд подозрительно задержался, но сталкер что-то сказал, ему снова кивнули, после чего амбал распахнул дверь.

На Теонга хлынула волна ужасающих запахов: страшная вонь чего-то горелого – подтверждением этому были и сизые клубы дыма, выплывшие из помещения, – чего-то неприятно-резкого, заставившего сжаться желудок, а также, уже в меньшей, хоть и все равно высокой концентрации, запах давно не мытых потных тел, мочи, блевотины и почему-то – тонкий аромат цветка итураки, росшего в предгорьях Тохаса. Отваром из этого цветка лечили кровавый понос и половое бессилие.