Уильям Форстен - Разящий меч Страница 31

Дым развеялся, раздался дружный крик. Весь брод был усеян телами мерков и лошадиными трупами, течение сносило их вниз. Вода в реке стала мутной от крови и песка, поднятого со дна выстрелами.

– Сотни! Мы отправили на тот свет сотни этих мерзавцев! – радостно вопил Пэт, направляясь к Эндрю.

На другой берег вылезали уцелевшие мерки, таща за собой раненых.

– Почему мы прекратили огонь? – спросил он, подойдя поближе. – У нас еще осталась картечь.

– Береги боеприпасы, – посоветовал Ганс. – Они нам еще очень понадобятся.

– Черт, да мы разбили этих ублюдков наголову! – объявил Пэт. По всей линии обороны звучали радостные крики солдат.

В воздухе послышался пронзительный свист. Эндрю поднял голову – от одного из воздушных кораблей к ним направлялась черная точка, еще две таких же выпустили другие корабли.

Раздался взрыв. В паре сотен ярдов справа в воздух взлетела земля, поднялось пламя. Следующая бомба упала ближе, перекувырнув пушку и разметав одно из укреплений. Третья, казалось, спускалась прямо им на голову, она увеличивалась в размерах, однако, не задев форта, приземлилась на берегу, взметнув грязь и песок на добрых полсотни футов. Воздушные корабли мерков повернули на юг и улетели.

Чтоб им провалиться! – потрясено рявкнул О’Дональд. – Так сражаться нельзя!

Эндрю повернулся и посмотрел на Ганса, который не обратил на бомбежку никакого внимания. Он по-прежнему пристально рассматривал противоположный берег.

– Они знали, на что шли. Тугары пытались таким образом прорваться через брод, и мы запрудили Нейпер их телами.

Эндрю согласно кивнул. Во всяком случае они доказали, что эта позиция неуязвима. В живых не осталось ни одного всадника из тех, кто перебрался через реку.

На противоположном берегу враги в бессильном гневе грозили кулаками, слыша восторженное «ура» обороняющихся. На равнине всадники авангарда мерков застыли неподвижно. Из степи, поднимая пыль, двигались основные войска.

Эндрю кивнул Гансу и Пэту и спустился с вала. Оставив помощников и штабистов, пошел вдоль форта в тыл. Он пересек пространство между основной линией обороны и резервной позицией и пробрался через линию препятствий. Там стояли резервные войска, наблюдавшие атаку со стороны. Его приветствовали дружными криками.

Погруженный в свои мысли, он едва отвечал на приветствия, направляясь к штабу, который располагался в нескольких бревенчатых домах. Войдя в один из них с двумя друзьями, он приказал всем остальным удалиться. Телеграфист и прочие члены штаба вышли.

– Конечно, мы объявим о великой победе, но это была самая кровавая резня, какую я видел в жизни! -сказал он, рухнув на стул.

Ганс подошел к небольшому шкафчику и достал оттуда бутылку водки и стаканы. Эндрю махнул рукой, отказываясь, но Пэт усмехнулся и, не обращая внимания на предупреждающий взгляд Эндрю, взял стакан.

– Не изображай из себя доктора, Эндрю, – фыркнул он. – Дыра в моем брюхе уже давно зажила.

Он слегка скривился, когда жидкость обожгла ему горло, потом радостно усмехнулся. Ганс, налив себе, уселся напротив Эндрю.

– Ну, теперь-то ты мне веришь? – спросил он, в упор глядя на полковника.

– Пятнадцать уменов, а возможно, и все двадцать пять стоят здесь, – отозвался тот. – А еще двадцать пять спрятаны в другом месте.

– На правом фланге о них ни слуху ни духу, – вмешался Пэт. – Они добрались только сюда.

– А их пикеты прочесывают северный склон холмов Шенандоа. К завтрашнему дню они окажутся далеко на северо-западе, обогнув наш фланг.

– В лесах спрятаны наблюдательные посты, – сказал Эндрю. – Если они пойдут тем путем, нас предупредят за день до их появления. Мы за шесть часов передвинем резервы.

Ганс промолчал.

Эндрю откинулся на спинку стула и посмотрел на своего соратника с усталой улыбкой.

– У меня – три корпуса, сорок пять тысяч человек, у тебя, Ганс, тоже фронт не пустует. Если на твоем фланге возникнут осложнения, можно перекинуть тебе на подмогу войска Пэта.

Пэт поднял голову.

– Тогда мы оголим столицу, – тихо произнес он. – Я думал, мы решили использовать этот резерв только в самом крайнем случае.

– Он может оказаться крайним, – отозвался Ганс. – Но, черт побери, Эндрю, ты это понимаешь лучше, чем кто-либо другой. Всегда развивай успех, но не трать ни одного лишнего человека в случае поражения. Если мы потеряем правый фланг, ради Бога, не посылай Пэта. Он тебе понадобится для обороны Нейпера.

– Ты хочешь, чтобы я оставил один корпус, пятнадцать тысяч человек, почти на сотню миль фронта, а два корпуса отправил на правый фланг?

Ганс кивнул.

– Последнюю атаку ты мог бы отразить силами одного полка, пятисот человек, а не целой бригады. Мерки устроили демонстрацию – они отлично знали, что не смогут взять укрепления, но им нужно было, чтобы мы думали, что они пытаются сделать именно это.

Эндрю сидел молча, глядя на своего учителя.

Их слишком мало. Везде. Так случается всегда, когда линия фронта растягивается на такое большое расстояние. А они приготовились защищать реку по всей ее длине. Внутренний голос говорил ему, что Ганс прав, что нужно рискнуть и сконцентрировать основные силы на правом фланге. В устье реки у него – полдюжины броненосцев, так что вряд ли мерки смогут переправить там войска.

А он вынужден контролировать фронт, растянувшийся на многие мили, потому что оголить его – значит накликать катастрофу. Все, что нужно меркам, – это перебраться через реку ночью в том месте, где берег не охраняется, и через несколько часов они прорвут оборону.

Он несколько месяцев думал над этим. Им придется удерживать реку, иначе артиллерия врага окажется на Нейпере.

– Оставим как есть, – сказал Эндрю, глядя Гансу прямо в глаза. Он внезапно почувствовал могильный холод, словно вступил на путь, с которого нет возврата.

Ганс попытался улыбнуться.

– Так или иначе, это трудное решение, сынок, – мягко сказал он.

– Но верное ли? – прошептал Эндрю. Ганс покачал головой.

Что я говорил тебе, когда ты был молодым капитаном?

– Теперь я уже не такой молодой, – сказал Эндрю.

– Принимай решение, а потом придерживайся его, – напомнил Ганс с отеческими интонациями в голосе. – Ты принял решение, которое казалось тебе лучшим. Будь я на твоем месте, я, возможно, принял бы такое же.

Он поколебался, потом налил себе еще. Ганс вопросительно посмотрел на Пэта, который с совершенно нехарактерной для него решительностью накрыл стакан ладонью, отказываясь от повторения. Ганс пожал плечами и залпом осушил свой. Встав, он подошел к шкафу в углу комнаты и вынул оттуда карабин. Несмотря на генеральский чин, он предпочитал именно это оружие.

– Я, пожалуй, вернусь к себе на позицию. Снаружи раздалось несколько выстрелов.

– Никогда не забывай этого, Эндрю Лоренс Кин. Выиграешь ты или проиграешь, никогда не сомневайся в себе. Даже если сейчас мы проиграем и впоследствии ты усомнишься в себе, то, Mein Gott, и ты, и все, кто идет за тобой, погибнут. И этого я тебе не прощу, когда мы встретимся в другом мире.

Эндрю встал, ему внезапно захотелось крепко обнять старого друга, но он подавил этот порыв, решив, что для главнокомандующего недопустимо проявление эмоций.

Он так много хотел сказать, но взгляд Ганса остановил его. Не было нужды говорить что-либо, почти за восемь лет совместной службы они научились понимать друг друга с полувзгляда – малейший жест говорил им больше, чем слова.

– Береги себя, Ганс.

– Увидимся, когда все закончится, – ответил Ганс. Он повернулся к двери и открыл ее.

– Когда все кончится, старина, с меня выпивка, – объявил Пэт чрезмерно громким голосом.

Ганс оглянулся, по его лицу скользнула слабая улыбка.

– Ты все сделаешь отлично, сынок, – сказал он чуть слышно и вышел.

– Полковник Кин!

Эндрю со стоном открыл глаза. Молодой ординарец стоял возле его кровати, держа в руке керосиновую лампу.

– Что случилось? – Он мгновенно проснулся и сел.

– Вызывает Барни.

Мой Бог (нем.).

– В чем дело?

– Вам лучше самому посмотреть, сэр, – сказал паренек испуганно.

Эндрю поднялся, одернул смятую форму, ординарец накинул плащ ему на плечи.

В доме было зябко, огонь в печи давно погас. Два штабных офицера сидели за длинным столом и спали, уронив головы на разложенную карту.

Эндрю тихонько толкнул одного носком сапога. Парень проснулся и выпрямился.

– Виноват, сэр, задремал.

– Похоже на то, – сказал Эндрю.

Он взглянул на часы, стоящие в углу комнаты, – почти пять. Рассветет не раньше чем через полтора часа. Еще через полчаса побудка.

Выйдя из дома, он огляделся. Шадука на исходе своего пути окутывала укрепления тускло-красным светом.

– Где Барни?

– На командном посту, – ответил ординарец, указывая направление.

В воздухе чувствовался привычный запах военного лагеря: запах пота, лошадей, пищи, земли и отбросов. «Запах дома», – подумал Эндрю.