Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай Страница 31

— Инфаркт вроде бы. Или инсульт — я точно не понял. В общем, князь, царствие ему небесное, умер дома в постели. Среди ночи стало плохо, но он не успел никого позвать. Ушел тихо вроде бы…

Вероятно, Долгоруков ожидал, что я начну бузить — все же речь шла о смерти родственника. Но я лишь разозлился. Вот о чем сказали Софии — а она, зараза такая, утаила.

— Понятно. Как родные?

Долгоруков пожал плечами.

— Как и всякая семья в такой ситуации. Отец твой в легкой прострации — на него же титул свалился. Понятно, что готовился, но смерть — она ведь всегда внезапна. Анастасия Павловна, матушка твоя, плачет, но дела делает. Новому князю помогает. А Лешка — тот в Москву вчера еще укатил по делам. Сейчас уже наверняка вернулся…

Я молча слушал Долгорукова и кивал невпопад. Меня занимали совсем другие мысли.

Я поднялся и протянул гостю руку:

— Спасибо, что сообщил, Федя.

Он пожал ее, странно глядя на меня.

— Ты как, в порядке?

— Ну так не я же умер. Нормально все. Буду ждать известий от семьи. А сейчас, боюсь, мне пора идти, — я откинул полу халата и показал крест на толстовке. — Процедуры…

Я развернулся к двери и встретился взглядом с Софией.

— Я готов, можем идти.

Она кивнула, но немного замешкалась, словно удивилась тому, что я так быстро закончил свидание.

— Вы все слышали, — сказал я, когда мы вышли из дома для встреч. — Пожалуйста, разубедите меня в том, что покушение на меня и смерть деда — не простое совпадение.

— Оболенский, вам нужно к психологу.

— Это еще почему?

— Потому что вам только что сообщили о смерти главы вашей семьи, а вы вместо того, чтобы горевать, начинаете искать какие-то взаимосвязи…

Я резко остановился и уставился на Софию.

— Если я сейчас начну лить слезы и выть, это его вернет? — строго спросил я. — Моя истерика хоть что-нибудь изменит?

— Я предполагаю, что ваша реакция — защитный механизм. Но нас на курсах учили, что подобные новости — это травма. А травма, если ее грамотно не проработать, может иметь для вас крайне неприятные последствия.

Бедная девочка! Ей-то было невдомек, что деда этого я видел всего раз в жизни — и то в тот момент он объявил о своем решении сбагрить меня сюда… Какие у меня могли быть привязанности к князю? Но София была права — мне требовалось вести себя как подобает скорбящему родственнику.

Я даже зауважал ее еще сильнее. Она меня не любила — и честно призналась в этом с самого начала. Сразу обозначила позицию, пообещала, что легко мне здесь не будет. Но при всем этом пока что София старалась действовать профессионально и своим положением не злоупотребляла. Напротив, пыталась проявить заботу.

— Я очень ценю ваше сочувствие, София Павловна, — чуть мягче сказал я. — Понимаю, у вас протоколы, нормативы и прочее. Но, как я уже говорил, я не стеклянный — не разобьюсь. Скорбь — дело личное, хотя, как по мне, не всегда полезное. Сдается мне, проку будет куда больше, если я попробую найти ответы на свои вопросы. И если вы действительно хотите мне помочь, то у меня будет к вам просьба.

Надзирательница все еще обеспокоенно на меня глядела, словно не верила в мою стойкость. Ну оно и понятно, работа у нее такая — следить за вверенными ей воспитанниками. Так что пусть лучше думает, что я сухарь.

— Что за просьба, Оболенский? И сразу оговорюсь, что ничего не обещаю.

— Я хочу выяснить, за что в Академии оказался Вяземский. Нужно понимать, достаточный ли у него список прегрешений для того, чтобы сюда попасть, или же это была его личная инициатива…

София тряхнула головой.

— Думаете, Вяземский мог напроситься сюда специально… Ради вас?

— Я нанес ему публичное оскорбление. Да, вина кругом моя — и Орлову ангажировал, зная, что дама занята. И на дуэль спровоцировал. А потом еще и вышел из нее победителем на глазах у петербругской золотой молодежи. Это позор, София Павловна. Унижение для Вяземского. Такое амбициозные молодые люди не прощают. Поэтому я не удивлюсь, если Олег пришел сюда за мной.

Надзирательница рассеянно кивнула.

— Соглашусь, какая-то доля логики в ваших словах есть. Но это уж слишком очевидно — после вашего конфликта все будут думать, что это месть Вяземского.

— Я вот что думаю, София Павловна — а может на то и был расчет? Ведь смотрите, как красиво все бы выглядело, удайся незнакомцу план мен убить. Всех на этаже усыпили, никто ничего не видел и не слышал. Меня пырнули обычной заточкой — прямо как в настоящей тюрьме. Такую мог сделать кто угодно. Но в первую очередь подумали бы на Вяземского. Он напрашивается на первого подозреваемого после нашего конфликта. Так может его хотели подставить? Именно поэтому я хочу выяснить, какие за ним числятся нарушения и какая у него репутация. Согласитесь, будет очень странно, если примерный мальчик внезапно начнет вести себя как последний уголовник.

Видимо, мое объяснение убедило надзирательницу.

— Я вас поняла, Оболенский. Отряд не мой, я не видела бумаг на Вяземского… Но достать их будет не так сложно. У меня есть доступ к личным делам. Но как вам это поможет в нынешних обстоятельствах?

— Как минимум, отметем одного подозреваемого, пусть и самого очевидного. Разве вам не хочется узнать, кто и за что решил меня прирезать среди ночи? — фыркнул я. — В вашу же, к слову, смену.

София вздохнула.

— Разумеется, хочется, — она медленно побрела по освещенной маленькими огоньками дорожке, а я шел рядом. — Только вы же понимаете, что раз в инциденте замечены следы Тьмы, то разбираться будут не на моем уровне. А вы хотите самолично все выяснить, хотя у вас возможностей еще меньше, чем у меня.

— Ну это как сказать, — улыбнулся я. — Я нахожусь по другую сторону баррикад. И если мы начнем сотрудничать, то сможем получить больше информации. А это нас, быть может, к чему-нибудь и приведет.

Итак, Хруст, что у тебя есть?

София — которую ты умудрился заинтересовать. Неизвестно, надолго ли хватит ее энтузиазма, так что надо пользоваться моментом, пока она добренькая. Пусть накопает что-нибудь на Вяземского.

Лаптев, он же Доктор — кладезь слухов, циркулирующих в группах и отрядах. Можно его потрясти, наверняка знает, что и у кого спрашивать. Об ответной услуге договоримся.

Лекарь — он сможет прикрыть мне тылы на эти несколько дней. Пока я буду торчать в лазарете, добраться до меня будет сложнее. Значит, нужно