Гномья летопись, или Быль об Олвине - Lars Gert Страница 31

— Я приоткрою рунный портал. — Сказала мать гномов. — С помощью него вы попадёте в сам край, но дальше — сами.

После, собирая Олвина и его одиннадцать друзей в далёкий путь, мать гномов добавила напоследок следующее:

— В каком-то из древних свитков, что нашла я в Главной библиотеке, вместе с картами хранились кое-какие упоминания о местопребывании самого Зла. Руны эти записаны в обратном порядке — дабы никто, кроме нас, не узнал, не прочёл по глупости своей, да не отправился на поиски Зла, ибо лишь мы, гномы, имеем к нему стойкий иммунитет. Помните, что однажды совращены были некоторые эльфы Злом, и ныне гоблины; лишь гномы устояли. И ещё: Мать-книга, хоть и огромна, да припрятана хорошо; замаскирована. Так просто её не найти, и пишущие в ней строки гады окружили себя дымкой, оттого толком не видны. Всё это содержится в строжайшей тайне, и кабы не мои способности… Не узнала б я про тот секрет, про ту загадку.

И провела жрица ритуал, и вот: двенадцать гномов по мановению волшебного жезла и сопутствующих слов отныне на самом краю света!

И увидел Олвин, и вся братия его, те три злополучных вершины, одна из которых в разы выше, и пик её закрыт облаками. И двинулся навстречу Злу отважный гном, но словно разноимённы были полюса: гнома из рода Железа отталкивал от гор невидимый магнит; каждый шажок давался с превеликим трудом, и к тому же поднялся сильный ветер, мешающий сосредоточиться. Туман, буран и вьюга; пелена и ураган. Но слишком упрям был Олвин, и продолжал идти туда, куда ему было велено.

И раздалось в густом тумане хихиканье:

— Вы не должны выжить; не должны уцелеть. Не по зубам вам тягаться со Мной, ибо здесь дремлет иная сила, и справиться здесь лишь магией возможно. Владеешь ли ты ею, гном?

— Я владею правдой. — Дерзко и бесстрашно отвечал туману Олвин. — Я сокрушу тебя навеки.

— Ой, ли? — Издевалось Зло. — А успеешь?

И вправду: зоркие глаза гномов различили Мать-книгу, и вот: девяносто восемь имён уже вписано в неё, и на подходе последнее, девяносто девятое. Но кинули Камнерождённые дротики свои в неизвестность, и попали: все, как один, попадали вниз, в пропасть писари зловредные, и некому дописать имя последнее.

И поспешил Враг к вершине, к Матери-книге, дабы написать своё же имя самому, самостоятельно; но преградил ему путь суровый, величавый гном!

— Брысь с тропы Моей, малявка! — Прохрипело Зло бородатому смельчаку, даже не думая сбавлять шаг.

— Ты не пройдёшь!!! — Взревел Олвин, да так, что услышали его все горы в долине. Гном вытащил из ножен Лайсендер, и позвал Врага в последний бой.

И принял вызов Враг, не убоявшись великого меча, на который нанесены были руны гномкой Юнни. Но с толку был он сбит: ведь думал Враг, что гном пойдёт с секирой на него, или же обрушит свой тяжёлый молот.

— Ты не эльф и не человек, чтобы идти на Меня с мечом! — Шипел туман, кружа над Олвином. — С магическом мечом, а это ведь нечестно!

— Тебе ль о честности-то говорить? — Ходил кругами, вокруг оси своей гном, не зная, куда б ударить мечом, ибо всюду лишь сплошной туман. — Явись же, покажись! Какое оно, Зло? Во всей своей красе ты обернись же предо мною!

Но медлило Зло, не показывая истинного своего лика.

— Трус! — Сквозь зубы процедил гном, сплёвывая от негодования.

И задели эти слова Врага до всех глубин его чёрной души, и вот: восстал пред гномом Вирм, чей облик схож был с коброй королевскою, а также червём гигантским земляным одновременно. И наносил Вирм один за другим опасные, ядовитые выпады, но уворачивался Олвин так же успешно, как когда-то, в древние времена, Сигрун Победитель ускользал от сверхтяжёлой стоеросовой дубины великана Еттина.

Трое суток боролся Олвин с Вирмом, пока не одолел его вконец, разрезав Лайсендером пополам. И как-то хорошо, прекрасно стало на душе, и расцвели вокруг цветы! Благоухала зелень, птицы прилетели. И царила в воздухе улыбка, благодать.

Пока же гном из рода Железа сражался со Злом, одиннадцать его друзей приставили к Матери-книге большую лестницу, что несли они на своих плечах весь путь. И стёрли гномы все надписи ужасные, всем скопом переворачивая каждую страницу (так тяжела была каждая); все до единой почистили они. И вписали туда гномы нечто хорошее, и всего-то одно слово. Но слово это было превыше всех на свете, ибо у верховного бога-творца лишь одно имя, и это имя — Добро. Одни переводили его как «свет», иные — как «любовь», но имя это всегда несёт в себе только доброе начало, и не иначе.

И закрыли гномы Мать-книгу, и спустились к Олвину. И решили они искать Юнни.

И подсказало гному сердце его, где искать ту, которую он уже покинул однажды, и которую более не оставит никогда. И вот: выглянуло из твердыни личико милое и красивое, но грустное и печальное. И распахнулись от радости и удивления ресницы у гномки-воительницы, ибо пришёл к ней брат названный её, и стоит пред стенами, где замуровал её Враг.

— Сбылось, сбылось пророчество! — Просияла Юнни. — Ах, Олвин! Как же я тебя ждала…

И вызволил гном свою сестрицу из мрачного замка, из чертога чернокаменного, и бережно взял на руки уставшую красавицу, и отнёс к Иддир, которая не выдержала томительного ожидания, и через некоторое время вылетела вслед за гномами на край света, полагаясь на свой нюх. И вовремя: усадил гном златовласку к драконихе, и теперь ничего ей не грозит. Нет больше напастей; нет отныне Зла в мире этом.

И прилетела Иддир в Гномгард, а Олвин и его артель — уж тут! Ибо открыла рунический, магический портал мать гномов, и ныне в сборе все, ведь даже огнехвост пожаловал к измотанного пленом солнышку, дабы вселить и радость, и надежду.

И излечилась Юнни, став ещё краше. И взялась за старое, ибо соскучились по её стряпне все гномы, и не только: вот, валят толпами в «Коннахт» и тифлинги, и эльфы. Драконам, огнехвостам и всем-всем-всем созданиям волшебным радуются в Юниной таверне. И радовалась Юнни, потому что не увяла рассада её, и курица сидит и жмурится; не утащила её на этот раз рыжая, бесстыжая лиса.

И рассказали гномке, что отомщена она, и уничтожены все те, кто