Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса Страница 31

Она сказала мрачно:

– Если ты и мой планшет взломал, я тебя не просто убью, а еще и расчленю, как Джек-потрошун. Или Потрошист, не помню.

– Я ничего не взламываю, – ответил я честно, – твой пароль в неприкосновенности.

– Тогда как?

– Красиво, – ответил я, – элегантно. Умно. Я же цаца… Просто обошел, я человек не грубый. Зачем ломать, прошел мимо тихонько… Вот смотри!

Она с недоверием смотрела на экран, глаза расширились, наконец проговорила с усилием, заставив себя в первую очередь помнить о деле:

– Думаю, эта сволочь еще больше запаниковала, когда его люди не вышли на связь.

– Хорошо мыслишь, – одобрил я. – Логика в прямой видимости!

Она нахмурилась, еще не высчитав, обидел или похвалил.

– Но его люди не вернулись, потому он сразу второй отряд за нами…

– А что теперь сделает? – спросил я. – После того, что уже?

Она двинула плечами.

– Хиггинс в Эль-Хуфуф некоронованный король. Людей у него достаточно, а нужно больше – достаточно звонка…

– И явится целая армия? – досказал я. – Знаю-знаю о ЧВК в этих районах. В Европе не требуются, а здесь каждая транснациональная компания держит в боевой готовности… Ладно, Фатима, мы с тобой здесь все перевернем, но отыщем даже то, чего нам и не нужно.

Часть II

Глава 1

Вязка дело хорошее, улучшает цвет лица, разглаживает морщины, как уверены женщины, а нам, мужчинам, позволяет на какое-то время после вязки забыть о Первой Заповеди, единственной, которую Господь дал человеку напрямую, и сосредоточиться на творчестве, науке, политике, экономике и всех тех областях, в которых мужчины так сильны… а сильны они вообще-то во всех областях деятельности.

Расцепившись, мы некоторое время лежали рядышком в постели, приводя дыхание в норму. Щеки Эсфири раскраснелись, глаза блестят, как звезды, все-таки мы намертво всажены в эти животные тела и самый мощный всплеск радости получаем именно от этого самого древнего и примитивного акта.

Хотя, конечно, понимая его природу, что роднит нас не только с козами и коровами, но и с тараканами, издревле старались если не облагородить, это трудно, то хотя бы спрятать от посторонних глаз.

А те цивилизации, что не прятали, а высекали подобные сценки на стенах храмов, за все свои тысячи лет цивилизации не отодвинулись от животных ни на шажок, а спустя эти тысячи лет принимают науку и технику от тех, кто половые игры стыдливо прятал.

– Пойду что-нить приготовлю, – сказала она и красиво выпрыгнула из постели.

Я как бы попытался удержать, традиционно ритуальный жест у мужчин, дескать, полежи еще, мне с тобой так хорошо, но на самом деле: иди-иди, займись делом, разлежалась тут, коровище…

Сам, конечно, повалялся малость, пока на кухне шуршит, шумит и грохочет размалываемыми зернами. Мне можно, мужчины должны копить силу для спасения мира и женщин. Вернее, женщин и мира, все-таки женщины у нас на первом плане, потому что женщины и есть весь мир.

Из кухни донесся ее звонкий голос:

– Через пять минут готово!.. Иди в душ и за стол!

– Часто мыться вредно, – изрек я из спальни.

– Так не в ванну же, – крикнула она.

– Душ тоже вреден, – сообщил я. – Кто смывает защищающие кожу бактерии, тот живет на одиннадцать лет меньше. И морщин на коже больше…

Она вскинула на меня взгляд испуганных глаз, когда я показался в дверном проеме.

– Что, правда?

– Но есть мнение, – сказал я утешающе, – другой группы ученых, что проверяли и перепроверяли эти результаты. У них получилось не на одиннадцать, а всего на десять лет и семь месяцев.

Она сказала с сарказмом:

– Сразу полегчало!

– Но морщин столько же, – уточнил я с беспристрастностью ученого, – но нам с тобой это по фигу, верно? Главное, жила бы страна родная, и нету других забот!

– Мне и моей стране, – отрезала она с достоинством, – морщины нужны только в коре головного мозга. Садись за стол, вандал!.. Как же обожаешь портить аппетит! А еще с голой жопой!

– Берегу твою фигуру, – сообщил я. – Но ты не волнуйся, я и твою порцию съем. У евреев ничего не пропадает.

– Так я тебе и отдам, – сказала она. – Мы, евреи, бережливые.

– Сберечь, – уточнил я, – значит, все сожрать самим?

– А ты как думал? Что мы и делаем по всему миру!

– Экспроприируем, – пригрозил я. – По крови все люди евреи, так что нашу долю вынь и положь… это что за фигня? Жареные улитки?

– Мясо по-мароккански, – сообщила она с презрением. – Здесь на стройках работают одни марокканцы, в нефтянке – йеменцы, на дорожных работах – пакистанцы…

Я покрутил головой.

– Так саудиты и местные шейхи тоже евреи?

– А ты как думал?

– То-то мы их уже бомбим, – сообщил я с набитым по-мароккански ртом, – подбираемся к Израилю.

Ее лицо потемнело, глаза строго блеснули.

– Даже не шути так. Наша страна в самом деле окружена врагами, как и Россия. Только Израиль не такой громадный, как ваша необъятная и промерзшая. Нас в самом деле мечтают уничтожить полностью, а вас только покорить и нагнуть.

– Почему так?

– Русских можно покорить и превратить в рабов, – ответила она, – а евреев можно только уничтожать, рабству всегда предпочитали смерть.

– Ого, – сказал я. – Ладно-ладно, я знаю историю взятия римлянами вашей последней крепости.

– Тогда не зли меня!

– Ты ешь, – ответил я с сочувствием. – Чтобы драться, нужно хорошо кушать. Иначе не вырастешь. А потом мы с тобой спина к спине против всего мира.

Некоторое время ели молча, я думал с сочувствием, что Россия из-за своей громадности не так остро ощущает угрозу, а вот им в самом деле каждый день может сниться, как арабские страны наносят одновременный удар со всех сторон… Даже ядерное оружие не поможет, фанатики не считаются с потерями, иначе не существовало бы шахидов.

– Кофе эспрессо? – спросила она.

– Двойной, – ответил я. – В большую чашку. И сахару пять ложечек… А вообще-то, ты не заметила, как-то странно все сместилось? Не только в быстро меняющейся технике, но и в том, что казалось незыблемым столетия? – Она вскинула на меня взгляд серьезных и все еще печальных глаз.

– Что именно?

– Совсем недавно, – напомнил я, – и мы горячо сочувствовали Робин Гуду, корсарам, разбойникам, а также любого сорта повстанцам. Ненавидели королевскую или имперскую власть, против которой те выступают. Да что там древность! Сочувствуем Люку Скайвокеру и ненавидим его противника Дарта Вейдера, но, положа руку на сердце, разве уже не воюем на стороне гнусной и ненавидимой Люком империи?

Она смотрела, прищурившись, сказала с нажимом:

– Хочешь сказать, что эти все талибы, моджахеды, игиловцы и алькаиды – благородные повстанцы, а мы – душители их свобод?