Владислав Жеребьев - Негоциант Страница 32

Назначенный час неумолимо приближался, а «дорогие» гости даже и не думали расходиться. Казалось, ничто их не брало. Ни обилие выпитого алкоголя, ни тяжелая жирная пища. Должно было сыграть хоть что-то. Либо сытость, либо опьянение, но признаков сего, к сожалению, не наблюдалось.

Есть такая теория. Если добавить в бочку меда ложку дерьма, даже если бочка очень большая, а ложка очень маленькая, то все равно получится бочка дерьма. Не верите? Попробуйте. Возьмите в руки ложку и отчерпните из этой бочки, а потом в рот. Нормально? Понравилось? И мне нет. Ну так вот, я именно та самая ложка дерьма, только не в бочку меда меня окунули.

Вот вроде бы и мед, и все к лучшему складывается. Дорогие гости пьют, едят, морально разлагаются и вроде бы готовы на переговоры и поблажки. Мы же этого добивались, ведь верно? Я же, как дурак, все о записке думаю. Вдруг девчонка жива, вдруг не по кускам, а целая, а мы тут водку пьянствуем. Предприятие, весь негоциантский дом в опасности, как колосс на глиняных ногах. Большой, могущественный и виден издалека, но стоит случиться нештатной ситуации, будь проклят этот прием, как рухнет, рассыплется в прах глиняный гигант. В этот вечер мне пришлось приложить невероятно много усилий, чтобы не напиться в дрова, не сползти в пьяном забытьи под стол и не остаться там до утра, заработав пневмонию и радикулит. Никого нельзя было обделить вниманием, с каждым следовало чокнуться и выпить, и я, как радушный и гостеприимный хозяин, обходил весь этот террариум единомышленников по кругу, моля, чтобы поскорее закончился этот фарс. Каждый из собравшихся тихо ненавидел всех присутствующих, за исключением нашей троицы. Барон, как выяснилось позже, ввиду остроты ума и завуалированных намерений, соблюдал четкий нейтралитет, к Славику относились не более чем к доверенному человеку, посвященному в некоторые нюансы, но не имеющему права принимать решения. Я же был темной лошадкой, появившимся из ниоткуда незнакомцем, обладающим некоторым количеством ресурса, доступ к которому были бы не прочь получить многие в королевстве.

Фуршет медленно, но неуклонно перерос сначала в пьянку, потом последовали танцы и даже почти случилась пара драк. Если бы не вмешательство Яроша, то и дуэлей было бы не избежать, а Негоциантскому дому Подольских подобного рода слава нужна была как слону панамка, и когда, наконец, гости принялись расходиться, я почувствовал, будто тяжеленное бревно перекочевало с моих плеч на землю.

— Если подобные фуршеты будут обязательными, — кивнул я присевшему на край стола Зимину, который на протяжении всего вечера пытался догнать гостей по степени невменяемости, — то боюсь, что я сойду с ума.

— Или сопьешься, — предложил свое видение вещей Славик.

— Или сопьюсь, — согласился я.

Слуги понемногу принялись наводить порядок в саду, растаскивая стулья и убирая осколки побитых высокопоставленными вельможами тарелок и фужеров. Другие аккуратно, по одному, выкручивали фитили у масляных фонарей, и парадный двор, шумный и многолюдный, потихоньку погружался во тьму.

Последними уехали барон и муниципальный глава, отправившись в обнимку куда-то в кабак, продолжать буйную ночь. Проводив их, я скорым шагом направился к себе в кабинет. Нога после бани немного успокоилась, но хромать мне предстояло без малого неделю, а то и больше, так что я начал потихоньку привыкать к своему деревянному медведю, разинутой пастью хватающему холодный ночной воздух. Оружием трость была, и оружием не из слабых. Стальная болванка, вставленная умелыми руками в её основание, способна была расколоть череп недруга, будто гнилую тыкву, не встретив особого сопротивления. Мне требовалось оружие, это было ясно и дураку. Болтаться по незнакомому городу ночью крайне опрометчиво, а уж тем более в моей ситуации. Огнестрельное, вожделенный «Кипарис», спрятанный на дне сумки Зимина, подошел бы как нельзя лучше, но брать его я себе категорически запретил, как ни заманчив был этот вариант.

Во-первых, огнестрельное оружие входило в ту часть списка, пункты которого к ввозу были запрещены настрого, а последствия за нарушения грозили очень серьезные. От штрафа до срока, и прости-прощай карьера. Вторым пунктом в пользу отказа от ствола являлось крайне ограниченное количество боеприпасов. Вот если совсем прижмет, если безносая сунется в дверь и потребует свою долю, тогда я, наверное, плюну на секретность и сделаю из нее дуршлаг, а пока стоит вообще отказаться от этой мысли.

Как возможный вариант вооружения подошли бы ножи, хорошие, метательные, либо штурмовые, из тех, что и пилку имеют, и кусачки. Если первые можно было еще найти в этом мире, заказав у кузнеца или с пристрастием перебрав ассортимент оружейного магазина, то вторые тут вовсе не водились. И то и другое все равно пришлось отмести ввиду неурочного времени и невозможности достать что-то похожее в ночи, не вызывая при этом лишних расспросов. Оставалась палка, самая обычная с виду, но не уступающая в прочности кистеню, да и по свойствам своим с ним в родне.

За час до назначенного времени я все еще пребывал в некотором замешательстве, пытаясь просчитать все варианты развития событий. Что мне могло дать это странное свидание? Ну, во-первых, ясность. Ясность понимания того, что, к примеру, следует паковать чемоданы, и пока еще не поздно валить в сторону двери. Стучать в нее каблуками, орать и требовать, чтобы тебя болезного впустили назад, на матушку Землю, так как здесь обижают, много пьют, и пахнет плохо. Смешно? Ну да, почти смешно, если бы не было так грустно. Отступать некуда. Время включения врат строго регламентировано ввиду чрезвычайных энергозатрат, так что делай что хочешь, Митя, но все должно работать.

Вторым исходом была чистой воды подстава. Конкуренты, не унимавшиеся ни на миг, спали и видели марш обреченного дома и бывшего конкурента Подольских, в сторону таблички с надписью «выход». Судя по отчетности, что я нашел на столе своего усопшего предшественника, деньги здесь делались немалые и делались на всем, от древесной стружки до гвоздей и скрепок. Клара исчезла, а с ней и моя надежда на светлое будущее и кругленький валютный счет. Интриги, кругом одни интриги. Мерзко, холодно и сыро от этого, бросает в дрожь. Наплевать бы на все и, закутавшись в теплый шерстяной плед, усесться напротив камина и, вытянув ноги перед пляшущими за решеткой языками пламени, помечтать о море и белом песке. Зачем подставлять меня теперь? Неясно. Зачем было преследовать меня в тот незабываемый день, а потом так бесславно гибнуть в ДТП? Зачем было вообще организовывать эту странную атаку в лесу и выводить на бой, если можно было найти арчера посерьезней, что без труда засадил бы старшему торговому представителю стрелу в глаз, и ни хлопот тебе, ни забот.

Стоило разложить всю цепочку событий по полочкам, по рядам, по алфавиту, но не сегодня. Сегодня у господина негоцианта нет ни времени, ни желания. У него сегодня ночная прогулка к воротам, а там будь что будет.

Носилки уже ждали меня у входа и, взгромоздившись на них, я приказал парням двигать вперед. Холодный ночной воздух носился по безлюдным сонным улицам, заставляя натягивать шапку на брови и посильнее запахивать дубленку. Отдаленные блики масляных фонарей мерцали где-то вдалеке, в центральной, фешенебельной части города. Оттуда слышались смех, крики, свист, люди гуляли и веселились. Вино и пиво текли рекой. Наш же путь, дабы сократить время в дороге, пролегал отнюдь не через центр. Носильщики уверенно шагали по узким, замощенным грубым булыжником мостовым, обходя и перепрыгивая лужи. Как они ориентировались в этом лабиринте из каменных склепов и лачуг, — ночной город выглядел весьма неприятно, — диву даюсь, но утренний путь, на который потребовалось без малого часа полтора, в этот раз был преодолен за каких-то тридцать минут.

Остановившись на соседней улице и велев ждать, я, не спеша, придав своему лицу выражение наибольшей беспечности, направился в сторону ворот, то и дело постукивая тростью по мостовой. Путь мой пролегал вдоль лавок и мастерских, днем забитых горожанами и ведущих бойкую торговлю снедью и поделками, а ныне запертыми на тяжелые засовы и с захлопнутыми ставнями, сквозь щели которых пробивался свет от парафиновых свечей и лучин, в зависимости от достатка его обитателей. Лавка портного, к примеру, имела простенькие деревянные ставни, запертые изнутри посредством защелок, в то же время ставни лавки ювелира больше смахивали на крепостные укрепления, перевитые железные решетки на окнах отбивали всяческую охоту лезть внутрь и уж в помещении точно нарваться на неприятности. Стрелки на башенных часах уже встали в горизонтальное положение, и отлаженный механизм уже собрался бить полночь, когда я наконец появился на гостевой площади. В караулке, недалеко от ворот, горел свет, и несколько стражников лениво о чем-то переругивались, беспечно составив оружие в пирамиду. В трех шагах от них ярко пылал костер, на котором жарили поросенка на вертеле, а заодно отнимали у себя всяческую возможность видеть в темноте. То и неудивительно. Вооруженные люди у ворот ждали подвоха откуда угодно, только не из-за собственных спин.