Владимир Чистяков - Несносная Херктерент Страница 33

— У тебя, что, и меч есть?

— Конечно! А у тебя разве нет?

Софи промолчала. Прославленные Мечи Дины она видела только в витрине. «Ты не коснешься «Глаза Змеи» до совершеннолетия!» — непривычно властным тоном сказала Кэретта Марине. Это было на одном из прошлых парадов. Чем-то он был важнее других, по крайней мере, на Кэретте была старинная портупея, и золотом и камнями сверкала на боку любимая рапира императрицы. Софи прекрасно знает — если Кэретта запретит что-либо одной из них — запрет распространяется и на другую.

— Есть… Но… Ты хочешь сказать, что он у тебя при себе!?

— Ну да, маминого рода. Так как она последней была, то он теперь мой.

— Посмотреть можно?

Кажется, столяр, изготовивший шкафы в комнате Эриды, знал способ делать мебель в четырех измерениях — иначе Софи не могла объяснить, как столько вещей можно разместить в столь небольшом объёме.

Эрида заходит в шкаф. Кажется, что она ушла куда-то далеко. Она и в самом деле задом вылезает совсем из другой дверцы. За портупею тащит меч. Мама дорогая! Здоровенный двуручник с клинком, пожалуй, подлиннее, чем рост хозяйки. А если ещё рукоять больше чем в полметра добавить…

— Ты его хоть поднимешь?

— Ну да.

С показной небрежностью Эрида закидывает меч на плечи. Обхватывает руками, словно мирренский наемник. Софи торопливо отщелкивает несколько кадров. Она-то видит, что рукоять меча пристегнута к ножнам, но с Эриды станется посмотреть, что это за загогулины у дужек.

А Эрида недолго думая… Отстегивает и отбрасывает ножны. Бр-р-р-р. Клинок откровенно жуткого вида. Мало того, что чудовищно длинный, так ещё и волнистый, только острие примерно на полметра прямое. Да ещё с небольшим отверстием. Сам клинок вороненый, узоры напоминают стекающую кровь, и чем-то красным выложены. Рукоять обтянута черной кожей. В оголовьях — драгоценные камни.

— Говорят, это меч знаменитого Рэнда. В свернувшейся змее некоторые видят его герб. Но я-то знаю — при первых Еггтах таких мечей не делали.

— Да ну? А меч Фьюкроста?

— Единичное исключение. Такие мечи широко употреблялись мирренскими наемниками лет 200 спустя. Говорят, бойцу с таким мечом полагалась двойная, а то и тройная плата. А взятого в плен тут же рубили на куски.

— А зачем отверстие?

— В него вворачиваются выставленные вперед крючья. Знаешь, есть такие кабаньи мечи — сам клинок тонкий, окончание широкое, в него вставляют крючья — кабан бывает, напоровшись на меч или копье, лезет дальше, что бы добраться до охотника. Для того и копья на кабанов с перекладинами делали.

Ставит меч и устраивается головой между рукоятью и крестовиной. Задумчивый взгляд устремлен куда-то за пределы мира. Волосы небрежно рассыпаны по спине. Страхолюдный меч и едва формирующаяся девушка. Смертельная опасность и трогательная беззащитность. Робость во взгляде, застенчивость в позе.

— Снимай!

В недрах шкафа обнаруживается и широченный пояс с металлическими заклепками и огромной пряжкой с оскаленной волчьей головой. Пояс — на талию, на ноги — красные сапоги до середины бедра на высоченном каблуке. По несколько браслетов на запястья и предплечья.

Эрида перехватывает меч. Теперь стоит, отведя ногу и обхватив рукоять. Взгляд — словно воительницы. Бесстрашной, самоуверенной, дерзкой и откровенной во всем. Ярко-красные соски вызывающе смотрят вперед.

Софи опускает фотоаппарат.

— Знаешь, Эр, что- то есть в таком сочетании нежного и невинного с чем-то смертельно опасным.

— Заметь, во всех случаях это всего лишь я. Перехватывает меч, встает в защитную стойку. Лезвие чуть не задевает потолок.

Страшноватая поверхность клинка в идеальном состоянии, лезвие бритвенной остроты.

— Кто тебе его точит?

— Он же мой. Никто. То есть, я сама.

Вот так Эрида!

Слегка поводит клинком.

— Я пробовала с ним упражняться. Думаю, со временем смогу неплохо им владеть.

— Не сомневаюсь. Но почему же ты обычно такая… неуклюжая?

— Я просто, боюсь людей, с ними так… неловко. Не понимаешь их души, и не знаешь, чего от них ждать. Мне неуютно, когда вокруг много людей.

Что верно, то верно — в начале года Эрида получала довольно много плохих оценок — на уроках она запиналась и путала самые простые вещи. При этом письменные работы зачастую писала лучше всех. В списывании Эриду не обвинишь — решает быстрее всех и первой сдает. Потом преподаватели разобрались. Плохие оценки у Эриды пропали полностью. Правда, ей стали давать несколько больше заданий, чем остальным.

Она задания перерабатывает, словно комбайн. У себя Эрида пишет лежа на полу. Тетрадь, книги. Взгляд сосредоточенный, лицо напряженное. Эрида похожа только сама на себя, но в такие моменты проскальзывают суровые отцовские черты. Но такой Эриду кроме Софи и Марины, мало кто видел. Для других — рассеяно глуповатая улыбка, разноцветный взгляд и яркие ленты в косах.

Софи знает — многие в школе болтают, что она из жалости помогает Эриде, и только потому (из-за письменных работ) «эту дуру» ещё не выгнали.

Только цель. Вокруг она не замечает ничего. Можно спросить что-нибудь — повернется, ответит, и тут же забудет, о чем её спрашивали. А потом сама может попытаться рассказать человеку, о чем её спрашивали.

«Ты же об этом говорила»

«Да? Я не помню…»- и не понимающе улыбнётся.

О наличии у Эр огнестрельного оружия Софи не стала спрашивать — как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. С Эр станется на просьбу вытащить из шкафа пулемёт с заряженной лентой. Ладно-то она сама никогда ничего не положенного не совершала. Но ходячую бомбу по имени Марина тоже не стоит недооценивать.

— Эр, а где ты свои реактивы держишь?

— Нигде. Я их Марине отдала.

Ответ на вопрос «зачем?» Софи известен — если человек, даже малознакомый, попросит у неё какую-либо вещь, а вещь на тот момент покажется ей ненужной — отдаст, и никогда не попросит назад. «Мне это было не нужно»- и весь ответ. Марину Эр считает другом — другу она и последнее отдать готова. «Ему нужнее».

— Себе только для цветной фотопленки оставила, а для черно-белой и школьных реактивов хватит.

Да уж, об огнестрельном оружии и лучше не спрашивать. Эрида и в самом деле… НЕЧТО!!! Впрочем, и соправитель тоже хорош!

— У тебя тушь потекла.

— Да ну?

— В зеркало глянь.

— Точно. Пошли в душ.

У Эриды и в ванной зеркало в полный рост. Взявшись за руки, разглядывают изображение.

Забираются в ванну.

Софи трёт спину Эриды, та блаженно щурится. Потом они меняются.

Смотрят в зеркало. Обе в мыльной пене.

Эрида взвизгивает, уворачиваясь от струи. Софи, озорничая, направляет струю ей на ягодицы. Эрида извивается, визг переходит чуть ли не в ультразвуковой диапазон. Софи хохочет.

— Эр, повернись!

Та поворачивается, закрывая руками низ живота. Софи направляет туда душ.

— Давай, давай, там ещё не помыли!

Эр вскидывает руки.

— Ой, щекотно.

Софи снова проводит душем, но уже осторожнее.

— Щекотно… И как-то странно…

— Приятно?

— Да.

Эрида прислоняется к стене. Ноги чуть подгибаются. Глаза полуприкрыты.

— Эр, тебе плохо?

— Да… То есть нет.

Софи направляет душ ей на лицо. Эрида с визгом закрывается руками.

Софи расслаблено лежит на развернутом полотенце. Блаженно улыбается. Эр расчёсывает влажные волосы.

— Так приятно, когда так делают. Как в любимом мамином «Салоне отдохновения».

— А где такой? Я что-то не слышала?

— В районе Поместий.

— Я там не была никогда.

— Так приезжай летом. Тебе понравится. Хотя… Такого бассейна, как у тебя, даже там нет.

— Ты про салон лучше расскажи. Что там делают?

— Красоту наводят.

— А зачем? Твоя же мама и так красивая.

— Сама не знаю. Но там всякие маски на лицо и тело делают. О некоторых лучше не знать, из чего именно. Ванны там с цветами и травами разными, массажи всякие. Операции даже старухам делают, чтобы кожа как у молодых была. Разрезают, жир выкачивают.

— Бр-р-р! Даже страшно.

— Там ещё массажистки из колоний есть. Хотя и взрослые, но росточком — даже Марина пониже будет. Есть и наоборот, рослые девушки черной расы. Они южанки на самом деле, но тоже, говорят, что из колоний. Хотя, на самом деле, мама, да и остальные, туда в основном поболтать да посплетничать ездят. Слушать их скучно.

— Как это Марина там взрыв никакой не устроила?

— А её туда мама не брала, да, думаю, и не возьмёт. С её-то любовью к химии, да штучками с душем.

— Какими?

— А она тебе разве не говорила?

— Нет.

— Понятно…

— Что?

— Да так, ничего хорошего…

— Ты к ней опять придираешься.

— Я — нет. Это она всюду лезет.