Пылающие Дюзы-3 - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 33

И больше ничего.

У меня ненадолго возникла дурная мысль о разведывательном рейде в более глубокие территории врага… но после одного инцидента, где я лишь чудом остался жив и невредим, я отбросил все подобные мысли как можно дальше. Но обо всем по порядку.

Первые три часа после покидания убежище «золотой» девушки я попросту слонялся без дела, исследуя ближайшую территорию. Я не встретил никого и ничего – не считая крови, трупов и брошенных вещей. Где-то к середине четвертого часа блужданий в роскошном кровавом аду я понял, что держу в руках увесистую бутылку виски и уверенно свинчиваю крышку, испытывая при этом непреодолимое желание сделать как минимум три-четыре больших обжигающих глотка. Я себя остановил. И с этого момента стал лучше понимать уже встреченных рядовых преступников. Плодить трупы, находиться среди трупов, слышать стоны и крики умирающих без внутреннего напряжения сможет только абсолютный психопат. Я таковым точно не был и надеялся, что крепкий алкоголь чуток поможет. А ведь я считал себя привыкшим к мертвецам… Что ж… в некоторых случаях количество однозначно перевешивает качество…

Но еще тяжелее было не с внутренним напряжением, а с рвущейся наружу яростью. Слишком уж часто за эти часы, когда чуть углубился в богатые лабиринты коридоров, я сталкивался с безумной жестокостью. Распятые на стенах обнаженные пассажиры со вспоротыми животами, лежащие на серебряных блюдах нарубленные домашние питомцы и они же заживо «приготовленные» в огромной глиняной печи для пиццы – в расположенном посреди живой рощи кафе. Изрубленные деревья и насаженные на их сучья умирающие люди и висящие над ними повешенные. Немало изнасилованных, а затем пристреленных – их выдавали позы. Множество невнятных тупорылых надписей, что были сделаны обязательно кровью. Чаще всего там были просто имена с добавлением «сделал или сделала это». Гордились своей собственной мерзостью. Немало было и приписок вроде «приговорен, но еще не расщеплен», «буду убивать всегда», «смертнику нечего терять». Этим на самом деле терять уже нечего – закон им большего наказания выдать не сможет.

К началу пятого часа я понял, что стал гроссом идейным.

Таких как эти твари надо убивать. И убивать как можно быстрее. Дело не в том, чтобы прикончить их как можно болезненнее. Нет. Дело в том, что таких ублюдков надо выкорчевывать из этой вселенной, чтобы они больше не могли творить подобное…

Я уже кипел от бешенства, только что закрыл глаза очередной обнаженной девчушки, что вряд ли так уж давно переступила порог совершеннолетия, когда мне наконец посчастливилось – послышалась стрельба и буквально из соседнего помещения. Коридоров тут не было – целая анфилада помещений с высокими двустворчатыми дверьми вела из одного зала в другой. Мягкая удобная мебель, лампы на низеньких столиках, редкие бутылки и блестящие хрустальные бокалы в барах-бочонках и полки, полки, полки и полки, сплошь забитые книгами или же их прекрасными муляжами. Я находился в библиотеке. И закрывал глаза девушке лежащей ничком на круглом журнальном столике. Рядом валялась изрезанная одежда. В ее навсегда застывшем лице было столько страха и боли, что… что я сильно обрадовался раздавшейся стрельбе.

Подбежав и прижавшись к стене рядом с распахнутыми дверьми, я присел, заглянул внутрь и тут же отпрянул. Воспроизвел мысленно увиденную картинку, понял расклад, поднялся и спокойно шагнул в сторону, поднимая оружие. Останавливаться я не стал – просто прошел мимо широких дверей, непрерывно стреляя при этом. Выплюнувшая длинную очередь винтовка с недовольным шипением смолкла, а из зала понеслись крики боли. Еще через секунду воздух в дверном проеме буквально полыхнул от того количества игл, пуль, что сквозь него пролетело. Все выстрелы пришлись в противоположную стену, выбив из плотно стоящих книг облако рваной бумаги. В это время я уже перебежал чуть дальше и замер, ожидая продолжения.

В соседней комнате стояло человек восемь, а может и девять. Все в черных комбинезонах и с разноцветными рюкзаками за спинами. Там, кажется, были даже битком набитые детские розовые, со смешными рожицами на клапанах. По этим стоящим стеной спинам я и всадил длинную очередь. И успел увидеть, как упало минимум четверо. У еще двоих вроде как были пластиковые жилеты… В зал вкатился серебристый шар, замерев метрах в четырех от меня. Поняв, что хорошего ждать не приходится, парой прыжков я укрылся за поваленным овальным столиком. Толстая столешница едва не сломала мне ребра – упал на нее боком. А когда упал, то первое, что бросилось в глаза, так это табличка с надписью «Настоящий земной дуб. Выращено на Плениде-1». Ярчайшая вспышка и электрическое гудение заставили меня прервать чтение, а последовавшие яростные крики заставили приготовиться к худшему. И я не ошибся – придурки решили взять штурмом, черным стреляющим валом рванувшись в атаку. Еще одна моя очередь почти закончила дело, сбив их с ног. Сменив картридж, я приподнялся на локте и… зашипев от дикой боли, покатился прочь, стремительно разрывая дистанцию. Боль в правой ноге была такой сильной, что я с огромным трудом удерживался от выдавшего бы меня крика боли.

- Вижу гада! – этот не обрадовавший хрип толкнул меня в спину, заставив ускориться.

Выкатившись за дверь, я сместился в сторону и по книжным корешкам опять ударили пули.

- Добить его!

- Ванс! Помоги!

- Терренс давай за ним!

- Как? Я стоять не могу?! Ослеп мать твою?!

- О… наши! – облегчение в голосе хрипящего меня совсем не обрадовало, и я сжался в комок, изучая ногу.

В голени торчал… гвоздь? Иглой эту штуку точно никак нельзя назвать. Настоящий гвоздь, разве что без шляпки. Вошел сбоку, засел глубоко. Какой игольник мог послать такой калибр? Наспех изучив торчащую наружу часть, я убедился, что не вижу засечек или шипов. И только после этого мягко, но сильно потянул, вытаскивая из ноги стальной стержень. Да я знаю, что такое вот лучше оставлять там внутри, вот только проблема была в том, что я даже наступить не мог на простреленную ногу. Крови вытекло не так уж и много, шипов на «гвозде» не оказалось и, поднявшись, я попробовал опереть на раненую ногу. Получилось… не было той страшной режущей боли.