Каникулы 2075 - Антон Перунов Страница 33

Когда парни уже садились на машины, я все же рискнул напомнить о себе, ясно сознавая, что могут и пристрелить — ведь я один из новых — тех, кто совершили это злодеяние!

— Парни, а что мне делать?

В ответ рев моторов и густое облако выхлопных газов. Они уехали. Вот же! И что теперь делать дальше? Оставаться здесь — исключено, идти в темноте — тоже не вариант. Черт! Черт! Черт! И только я собрался окончательно впасть в уныние, как из-за ближайшего невидимого сейчас холма выскочил багги. Резко тормознул прямо передо мной и водитель зло бросил:

— Садись.

Предлагать дважды не пришлось. Быстро разместившись на заднем сиденье, я уже с приобретенным недавно опытом сразу ухватился за балки, чтобы избежать удара головой. Машина, крутнувшись на месте, рванула вперед.

Уже наступал рассвет, когда багги остановилось посреди ничем не примечательной равнины.

— Выбирайся! Видишь след от колес? Пойдешь по ним до озера, потом по берегу, и выйдешь к завтрему к Озеркам. — Помолчав миг, нехотя добавил. — Там скажешь, я, Сашка Мезенцев, тебя послал. Зайдешь к моим, передашь поклон родителям. Все.

Мои ответные благодарности потонули в клубах пыли и дыма. Не надо ему моих слов. Это понятно. На небе — редкие облака, прохладно. Устал я, как собака. Сил никаких идти нет. В той бешеной тряске, что пришлось проехать почти всю ночь не то что подремать, расслабиться на миг было не просто невозможно, а смертельно опасно. Так что, доковыляв до очередного холма, нашел подходящую площадку на южном склоне и, завернувшись в спальник — отключился. Ешьте меня, убивайте — все равно. Сил нет.

Последней мыслью стало — эх, жаль, что наездники не приняли меня к себе. Жаль.

Проснулся я от жары. Мокрый весь насквозь. Зато отдохнувший. Гаучо стоял уже в самом зените, посылая земле свой живой огонь. Благодать. И тишина. Выбираюсь из спальника и раздеваюсь — надо просушиться. Теперь при ясном дневном свете обнаруживаю небольшой ручей поблизости. Отлично, можно сполоснуться благо берег покатый и каменистый. Раскаленные на солнце камни жгут босые ступни, зато вода — хоть и довольно теплая, замечательно освежает. Только мелко очень, всего то по пояс. Долго высидеть не смог, ко всему в придачу проснулся зверский голод. Согреваясь после купания, пробежался до стоянки, подгоняемый облачными тенями, от которых веяло прохладой. Одеваю не просохшие до конца вещи и начинаю скакать на месте. Вот, уже теплее. Теперь еда. В рюкзаке осталось совсем немного. Проглотил в один присест. А чем питаться дальше? Елки. Сашка сказал — два дня пути. Ну, толку думать, надо двигаться.

Над прерией все чаще появлялись облака, правда, легкие, белые и ни намека на дождь. Ветер — временами порывистый, освежал. Идти по пусть и малозаметной, но все же колее, куда удобнее, чем пытаться вычислять путь по маловразумительным координатам. Можно просто шагать и размышлять о своем.

Больше всего думалось о загадочной девушке — Наташе. Кто она? Что за спецназ пришел ей на помощь? Почему угодила в плен к этим ублюдкам? Ясно, что они пытались ее сманить к себе, но она отказалась. Ничего не понятно. Только одно несомненно — я ее буду искать, хоть, всю жизнь. Никто мне больше не нужен. Только она. Сами собой сложились строки.

В этот час я здесь,

а ты, где-то далеко

В этом мире без мечты

Людям нелегко.

Пусть не рядом я сейчас

Верую и жду

Не сейчас, потом, когда

жизнью заслужу.

Встречу, мир перевернув,

В поисках твоих,

Я ищу тебя одну,

В жизни на двоих.

Сочинил первый раз в жизни. И от собственных строк стало чуть легче.

Степь поражала тишиной и почти полным отсутствием крупной живности. Там, откуда я начал свой поход картина была совершенно другой. И травы — в полный рост. Опять загадка.

На второй день выбрался к озеру. Красоты неописуемой. Меловые, белеющие склоны окаймляли чистейшей синевы прозрачную чашу вод. Широкое — не меньше десятка километров и почти круглое — чудо природы. Взялся за оптику и ура, далеко на другом берегу разглядел едва заметные на таком расстоянии признаки человеческого жилья. Тогда вперед!

Забыв об усталости, голоде и пройденных километрах, устремился к уже различимой цели. К сожалению, путь до поселка оказался куда как долгим. Даже пришлось сделать привал — ноги просто гудели и отказывались шагать. И только сидя на берегу, с ногами, опущенными в прохладную воду, сообразил, что в Озерках мне точно не будут рады. Я для них такой же «райсейский» как и те «гочные», что убили семью на заимке. Да уж. Подумав, решил припрятать оружие. Мало ли. Незачем отсвечивать. С пояса снял кассеты с иглами, одну сунул в карман, остальные в рюкзак. Станнер убрал во внутренний карман куртки. Снова обувшись, уже по предвечерней прохладе дошагал последние километры.

Когда навстречу выскочили три мотоциклиста и брызнув щебнем из-под колес, перегородили дорогу, я почти готовый к такому повороту дел, спокойно поднял руки и только хотел передать слова Сашки, как один из них попросту въехал мне кулаком в челюсть. Удар получился смазанным, но зубы клацнули ощутимо. Пришлось отступить на шаг. И снова, упреждая новую атаку, прокричать:

— Меня Сашка Мезенцев послал, к родителям его! С посланием!

На лицах парней появилась растерянность. Вот чего вы не ждали точно. Вполголоса переговорив и видно приняв решение, один из них заявил.

— Пойдешь со мной. Посмотрим, что за весточку ты от Сашка принес, варнацкая рожа. — И медленно покатил на своем явно самодельном байке вперед.

С раздражением подумалось, — «Сам ты рябая рожа!». Но сдержался, хотя, напрашивался парняга конкретно. Пока шли, замечал неприязненные взоры прохожих — точно здесь к новым переселенцам относятся без симпатии.

У калитки массивных тесаных ворот парень остановился и громко крикнул.

— Дядька Семён, эй, дядька Семён! Выдь на двор, тут до тебя с весткой от Сашка самоход какой-то дожидается!

И взревев мотором, парень укатил назад. А я остался стоять перед глухим забором. Серьезно тут строятся. Капитально и широко. Заборы высокие, крепкие. За ними виднеются крыши домов. Многое из дерева построено. Красиво, добротно и непривычно. Словно в далеком прошлом оказался.

Из-за забора одуряюще пахло свежим хлебом и готовящимся на углях мясом — все, никуда отсюда не