Время перемен - Евгений Адгурович Капба Страница 33

Знамена с гербами кланов реяли на ветру, сверкал на холодном солнце металл, народ здоровался и обнимался с близкими, хмурился и плевался при виде недругов — но оскорблений или угроз не допускали, ведая о последствиях.

Стража дежурила на стенах, остальные — собирались на площади у Золотого Дома. Позицию рядом с огромным набатным колоколом заняли люди Корхоненов и их глава. Черные волосы и борода, высокий рост и выдающийся нос старого Вилле вкупе с черным же развевающимся плащом выделяли его из толпы — как ворон выделялся бы в стае белых чаек.

Он взял в руки веревку, привязанную к бронзовому языку колокола и резко дернул:

— БОМ-М-М-М!!! — голос набата пролетел над городом, отразился от базальтовых стен и вернулся обратно, заставляя дребезжать оконные стекла и шевелиться флюгеры на крышах.

— Саами! — выкрикнул Вилле Корхонен. — Päätämme kohtalostamme itse! Kansan ääni on Jumalan ääni!

— АЙЕ!!! — заорали саами.

И ломанулись в Золотой Дом. Аркан видел, что вооруженный народ соблюдает определенный порядок: сначала шли главы кланов с избранной дружиной, потом — свободные роды и семьи, потом — кровные, после них — все остальные. Заходили через девять дверей — по числу первых Великих Кланов.

С широкого карниза под самой крышей из позолоченной черепицы Рему помахал гном-кузнец Стуре — мол, всё в порядке, мы бдим. В одном из проулков квартала Корхоненов замерли в ожидании подводы, груженые медными трубами. Рем не мог предотвратить того, что случиться в зале Эдускунты, но зато предпринял практически всё возможное, чтобы подготовиться как следует. Оставалось только исполнить свой долг до конца.

* * *

Пока северяне решали организационные моменты, и орали как оглашенные, одобряя или наоборот — выражая протест тому или иному мнению, высказанному на помосте, аскеронские ортодоксы готовились к диспуту. Флавиан — коленопреклоненно молился, едва шевеля губами, Эдгар дю Валье точил клинки, Рем — ел. Даже жрал.

Есть перед боем — неблагоразумно? При ранении в живот есть риск заражения крови? При ранении в живот без хорошего хирурга и оборудованной операционной, желательно — при храмовой ортодоксальной лечебнице, вообще особенно надеяться не на что. А пожрать в следующий раз скорее всего придется очень и очень нескоро — и поэтому молодой Аркан ожесточенно орудовал ножом и вилкой, и шевелил челюстями, уничтожая тушеные овощи с мясом. Время от времени он прикладывался к кубку с разбавленным вином. Напиваться перед заварушкой? Вот это точно было бы глупостью.

— Значит, у меня есть большая просьба, маэстру… — сказал он. — Я почти уверен что диспут пойдет в задницу. Синелицые не дадут Северу принять Господа, и тем более — одобрить ортодоксальное вероучение. Это будет для них крахом, маэстру. А потому — я предпринял некоторые приготовления сомнительного свойства. Знать наверняка, что именно случиться — невозможно, и придется много импровизировать. В любом случае, я ожидаю от вас поддержки и доверия.

— Так в чем же просьба? — оторвался от молитвенника Флавиан.

— Если я скажу падать — падайте. Скажу бежать — бегите.

— Какие-то разъяснения? — Эдгар с мерзким звуком провел точильным камнем по лезвию.

— Увы — нет. Просто знайте — нападение может произойти в любой момент, самым неожиданным способом. И столкнуться, возможно, нам придется не только с людьми…

В дверь постучали.

— Фра Тиберий? Богословов зовут на диспут! — торжественно проговорил Уве Корхонен, вошедший в комнату.

— Ну что ж, раз зовут — пойдем! Поучаствуем, с Божьей помощью и по своему собственному разумению, — мягко улыбнулся Флавиан.

Эдгар вогнал мечи в ножны на спине, Рем с сожалением оставил недоеденное мясо. А потом оглянулся — и украдкой набил полный рот едой. Вкусно же! Так и шел по улице, жуя и пытаясь при этом сохранять серьезное выражение лица. И едва не подавился насмерть, когда увидел шествующего в роскошной пурпурной мантии преподобного толкователя Надода Пилтника — того самого фанатичного демагога с Низац Роск!

Матерый популяр вел себя весьма надменно, сквозь зубы беседуя с Матиасом Линдстрёмом — закованным с ног до головы в стальную латную броню седым воином. Глава клана Линдстрёмов вполне мог сойти за владетеля с Северо-Востока, и трое его телохранителей — тоже. «Интересно, почему он — здесь, а не на помосте в Золотом Доме?» — подумал Рем. — «Или у них там какой-то перерыв?»

В этот момент Надод Пилтник принялся вертеть головой по сторонам, разглядывая резьбу на ставнях, вывешенные по случаю праздника за окна дорогие ткани и клановые знамена. И довертелся: рассмотрел ортодоксов, шагающих по другой стороне улицы. Сначала толкователь поморщился, как будто съел гнилое яблоко — такой эффект произвела серая сутана Флавиана. А потом лицо его превратилось в мертвенно-бледную маску: он узнал Рема!

— Ы-ы-ы-ы-ы… Этот… Вот этот! — запричитал он, привлекая внимание своих провожатых.

Линдстрёмы взялись за рукоятки мечей, набычились, осматриваясь. Аркан приветливо помахал рукой и по-волчьи оскалился.

— Твои знакомые? — спросил Флавиан.

— Помнишь Эадора Нилэндэйла? Ну, который посол из Доль Наяда?

— Да. Такой приятный человек, хоть и эльф…

— Этого популяра зовут Надод Пилтник. Он гёз с Низац Роск. И Эадора пытал именно он, при этом с абсолютной уверенностью заявляя: поскольку в Писании нет упоминания про эльфов, то заповедь «не убий» на них не распространяется.

Флавиан оценивающе смерил будущего оппонента.

— Дилетант! — сказал он. — А вон тот, в белой хламиде — тот опасный противник.

Дружинники Сорса с изображениями уток на круглых щитах держали в плотной коробочке некоего оптимата с бритой головой. Его глаза были полуприкрыты, руки он держал на веревочном поясе, спина была ровная, походка напоминала движения лютого хищника.

— Кардинал Амальрик собственной персоной, — пояснил Флавиан. — Идейный вдохновитель и основоположник движения Белых Братьев. Формально — такой же простой проповедник как и они, но имеет право голоса и постоянное место в Синедрионе. А Синедрион — это вотчина кардиналов, так что…

Рем даже замер на секунду: каково это будет, если столкнуться два зла схожей природы, но черпающие силу из разных источников?

— Мне не терпится взглянуть ему в глаза, — сказал вслух он.

Кардинал, как будто услышав слова молодого Аркана, отнял руки от пояса и надел на голову капюшон, спрятав лицо практически полностью. Все три процессии с представителями основных конфессий Раваарды вошли в Золотой Дом одновременно. При этом дружинники Сорса попытались оттеснить людей Линдстрёмов и ортодоксов и пройти первыми, но огромный Матиас был подобен скале, о который разбивались все поползновения.

Саами в Золотом Доме замерли.

— Приветствуйте его высокопреосвященство кардинала Амальрика! — выкрикнул герольд. — Из Кесарии! От оптиматов!

— АЙЕ! — грянули северяне и ударили в щиты.

— Приветствуйте преподобного толкователя Надода Пилтника! Из Низ… Из Тимьяна! От популяров!

— АЙЕ! — то, что герольд едва не проговорился, не ускользнуло от внимательных ушей саами, и многие из них косились на популяра со злобой, особенно — прибрежные жители, исстари рубившиеся с гёзами.

— Приветствуйте брата Тиберия-Флавиана, — запутался герольд. — Из Аскерона! От ортодоксов!

— АЙЕ!!! — тут всё было искренне.

Может быть потому, что слух об отношении аскеронцев к главной реликвии Севера разлетелся, а может — из-за того, что Флавиан всё это время, пока ожидал диспута, совершенно бесплатно вел врачебную практику — консультировал и лечил местных? В любом случае, три священнослужителя поднялись на помост и встали рядом с главами кланов. Слово взял Вилле Корхонен.

— Порядок будет такой: вы тянете жребий, и определяете очередность речей. Каждый оратор выступает, покуда капает вода в клепсидре, — хронометр был продемонстрирован, его должно было хватит не более чем на четверть часа. — Потом — еще в течение такого же времени мы, — Вилле обвел жестом стоящих на помосте. — Мы задаем вопросы. После — очередь переходит к следующему оратору. Когда закончатся выступления и мы спросим всё, что захотим — саами разойдуться по домам, до завтрашнего дня. И завтра мы продолжим. Всё понятно?

Дождавшись согласия от каждого из участников диспута, вилле показал всем присутствующим три шара из кости носорукого чудища. На каждом из них виднелась цифра: 1,2,3. Шары тут же с грохотом отправились в глиняный кувшин, и Вилле повернул его горлышком к богословам:

— Тяните!

Вперед кинулся Надод Пилтник, на ходу засучивая широкий рукав атласной пурпурной мантии, но не успел