Тяжёлая реальность. Игры благородных - Хайдарали Мирзоевич Усманов Страница 33

Даже физика здесь искривлялась. Левый двигатель замер, затем рывком включился, посылая кораблик в резкий крен. И этот крен отрывал челнок от привычной оси движения. Одна после другой отказывали подсистемы. Сначала – управление соплами, потом – частичные обрывы в линии питания, далее – вспомогательные стабилизаторы. Рычаги под её руками отвечали с задержкой. Каждое движение требовало всё большего усилия, и самое обманчивое – ощущение, что машина теперь просто “не хочет” её слушаться. Не потому, что противится своему пилоту, а потому что она попала в чужую логику. Логику разрывающейся ткани мира.

Паника скользнула по ней, тёплая и влажная. Она впервые за ночь почувствовала, как страх высасывает из неё хладнокровие. Дыхание сбилось настолько, что показалось – кислород отказывается работать. В голове пронеслись образы. Мать… Строгий взгляд матриарха… Шепот хранителей… Теперь всё сжималось в одну нить, которую рвали и рвали повторяющиеся толчки. И затем – граница…

Это не была “стенка” или “столкновение” в обычном смысле. Сперва перед иллюминатором появилась тонкая, почти прозрачная плёнка света. Не сияние, а полупрозрачная ткань, натянутая поперёк пространства. Она мерцала, меняла цвет от бледно-серебристого к змеиному зелёному, и по поверхности её бежали узоры, похожие на старинные руны или на рисунок коры неизвестного дерева. Челнок врезался в эту пленку. Звук обрезал на полтона, и в эту секунду тело Лираэль перестало быть просто плотью – оно стало сосудом для памяти.

Эта граница “ощущалась” весьма своеобразно. В ушах – абсолютная тишина, противоположная воплям сигналов тревоги… В глазах – сверхчёткость… Во рту – как будто вкус сначала соли, потом сладкого, потом – снова металла… Для неё время растянулось до тонкого, прозрачного лезвия. Она видела – не мысленно, а практически осязая на физическом уровне – какой-то другой порядок вещей. Лица предков, прорезанные в кристаллах… Старые песни, которые слышала в детстве, теперь как фон, как подслушанная арфа… Обрывки слов хранителей – и из всего этого – тихая, едва различимая мелодия, которую можно было принять как благословение или как приговор.

Это был момент, когда смерть и чудо сходились, как два края ткани. Смерть – потому что приборы умирали, воздух уходил, корпус трещал, и любой дальнейший удар мог разорвать всё на куски. Чудо – потому что в этом же миге что-то внутри неё распахнулось. Не разум… Не память… А ощущение безграничной связи. Планета, казалось, дотянулась до неё сквозь разрыв и заглянула в лицо. В этом взгляде не было враждебности – только любопытство и понимание, такое древнее, что у Лираэль возникло ощущение, будто она – не первый проходящий.

Потом – удар. Не один, а целая серия. Корпус погибающего челнока выгнулся, будто его скручивали. Крепления в грузовом отсеке лопнули с каким-то потусторонним шипением. От оборудования посыпались искры и гулкие хлопки. В глазах вспыхнуло белое пятно, и на мгновение мир распался на тысячи стеклянных осколков, в которых мелькали сцены. Тот самый “живой” мох… Его зубчатые пасти… Мать, застывшая в дверях… Она сама, ещё девочкой, впервые держащая в руках деревянный меч.

После очередного удара челнок разломился. Тяжёлые куски брони оторвались и полетели, как старые листья. В кабине – взрыв разрежения, и воздух, который ещё держался, вырвался наружу с таким силой, что швырнул Лираэль по креслу. Она не чувствовала больше рук. Лишь в мозгу остался пылающий ряд образов, так резкий, что казалось, будто каждый из них – это отдельная жизнь.

И затем… Падение… Это было не земное падение, медленное и предсказуемое, а падение в вязкость. Пространство растягивалось… Тянуло за собой, как густая ткань. Под ними мелькали кроны гигантских растений, искажённые силуэты камней, светящиеся жилы корней, которые тянулись, чтобы встретить падение. В глазах у Лираэль всё расплывалось и одновременно становилось яснее. Цвета – слишком глубокие… Звуки – словно отдалённый колокол…

Словно на разделённой плоскости, где смерть – это острый холод, а чудо – теплый свет, она ощутила, как что-то мягкое и одновременно твёрдое встретило корпус. Удар не был моментом медленного разрушения. Он был колоссальной, резонансной нотой, которую можно было испытать всем телом. Дребезжащая вибрация прошла по костям, затем – по разуму. В ушах – последняя музыка. Звон и шелест ветвей.

Её сознание, которое ещё секунду назад держалось на ниточке паники, развернулось. Не мысль, а чувство: “я – здесь”… Как утверждение и прощание одновременно. И в ту же мимолётную искру между входом и исчезновением она увидела – не образ будущего, не картинку прошлого, а простую истину. Мир огромен… И её падение – лишь один из миллионов следов в этом безумном небе.

Девушку затрясло… Вокруг всё загудело… Мир сжался до тисков и… Тьма… В носу – запах палёного мха и озона, в груди – пустота, как будто кто-то вытянул воздух. Но внутри, в той тонкой плоскости, где соприкасались конец и новое начало, было светло. В ней – не слова, не обещания, а ясное понимание, что это не концовка в привычном смысле. Это был стык. Там, где руки, раньше занятые оружием и гордостью, наконец могли опустить свои упрямые кулаки и услышать – что-то большое и древнее.

И когда корпус, сгибаясь, вонзился в живую толщу планеты далеко в стороне от той цели, к которой отправлялась Лираэль, когда звук удара превратился в глухой, долгий отголосок – в последнем всполохе сознания ей показалось, что падение было не наказанием, а экзаменом. На мгновение страх и восторг слились в одну точку, и в этой точке она почувствовала, как тонкая граница между смертью и чудом – хрупкая как лед – проламывается и даёт ей доступ к чему-то, что нельзя описать словами.

Затем… Чернота… И в этой черноте – только один тонкий отблеск, подобный дыханию…

Странный мир изнутри

Осознание произошедшего начиналось не со звёзд и неба, а с тяжёлого, давящего запаха сырости и земли. Лираэль медленно открыла глаза и увидела над собой свод тёмных ветвей. Они переплетались так плотно, что казались единым чёрным потолком, сквозь который почти не пробивался свет. Лишь редкие пятна бледного сияния пробивались из разрывов кроны, будто кто-то развесил на небесах слабые, дрожащие фонари.

Она поднялась и впервые разглядела местность. Позади – остовы скал, грубых и острых, словно чьи-то гигантские кости торчали из земли. Они были покрыты лишайником и какими-то грибами, которые светились тусклым зелёным светом. Скалы образовывали что-то вроде полукруга, будто сама природа