Алексей Калугин - Блуждающий разум Страница 34

Рушан коротко свистнул:

– Ни фига себе!

– Вот и я о том же, – кивнул Димон. – Эксперименты с альтерами может проводить только «Вечность». Тут, что называется, без вариантов. Вопрос в том: является ли это частью основной программы исследований или же кто‑то что‑то мудрит втихаря? Второй вопрос: какова цель этих исследований? Вживленные датчики однозначно свидетельствуют о том, что дикие не сбежали из лаборатории, а были намеренно выпущены. Зачем «Вечности» или некой группе товарищей, тайно работающих под эгидой общего проекта, понадобилось создавать стаю обезумевших диких альтеров, которых вроде как все же можно держать под контролем?

Рушан похлопал ладонями по карманам, как будто что‑то потерял. Он всегда так делал, когда чувствовал растерянность.

– Честно говоря, все это здорово похоже на бред.

– Согласен, – кивнул Димон. – Но кто‑то старательно воплощает этот бред в жизнь. И от этого лично мне становится страшно.

– А что, если это было сделано в пропагандистских целях? Ну то есть чтобы показать, насколько опасны альтеры.

– Двадцать две жертвы, – напомнил Димон. – И ни одного заявления в прессе. Если бы это была пропаганда, то об этих убийствах твердили бы на каждом углу. А диких давно бы уже отозвали туда, откуда они были выпущены. Ну или, в крайнем случае, убили.

Рушан снова проверил карманы.

– Знаешь, чего я не пойму? Ну, ладно, всякие там электроды, датчики и загадочные отметины на теле. Но как им удалось вырастить клыки? Если бы можно было заставить зубы расти, это был бы прорыв в стоматологии!

– Имплантаты.

– Что?

– Искусственные имплантаты. Настолько высокого качества, что даже Вениамин Павлович, благо он не стоматолог, не сразу сообразил, в чем там дело.

– Если знал, почему сразу не сказал? – прищурился Рушан.

– Так ведь интереснее получилось.

– Все это очень плохо, – сказал Рушан.

– Да куда уж хуже, – не раздумывая, согласился Димон. – С одной стороны – Мастер, прячущийся неизвестно где и непонятно что замышляющий, с другой – стая оборзевших диких, нападающих на машины. Если мы будем сидеть и ждать, что произойдет дальше, то неизвестно, чего еще дождемся.

В словах Димона звучала угроза, как в речи проповедника, пугающего прихожан концом света. Только в отличие от попа Димон ничего не выдумывал. Ситуация на самом деле становилась угрожающей. Главным образом, в силу своей непредсказуемости. Сила Соломона, позволявшая ему сохранять покой и благополучие в своем поселке, заключалась в том, что он умел безошибочно просчитывать любую комбинацию на десять‑двенадцать ходов вперед. При нынешнем раскладе, когда вмешивалось сразу несколько факторов неопределенности, это становилось почти невозможным. Любое действие делалось похожим на шаг по минному полю.

Димон видел, как гнетет Соломона эта ситуация. И он искренне надеялся ему помочь. Хотя сам Соломон стремление Димона, скорее всего, не одобрил бы. Но Димон, как всегда, исходил из принципа, что победителей не судят. Он умел побеждать. И ему нравилось чувствовать себя победителем.

Глава 14Тим Аддамс

Безудержная радость буквально распирала Тима Аддамса. Он не бежал, а скользил как по льду, не касаясь подошвами ботинок снега, не оставляя за собой следов. Это была первая его операция в составе группы воплощенных альтеров. И он не просто принимал в ней участие, а играл главную, ключевую роль. Как сказал Димон, без него ничего бы не было. Однако Тим помнил и другое высказывание, о том, что нам нужны живые герои, способные и далее творить чудеса, а не память о погибших. Поэтому он внимательно следил за всем, что происходит вокруг, и четко исполнял все полученные указания.

Заджемив на бегу обе камеры, в объективы которых он мог попасть, Тим доскользил до забора и, не останавливаясь, прыгнул вверх, так высоко, как смог. Со стороны могло показаться, что он прилип к забору, по‑лягушачьи раскинув в стороны руки и ноги. На самом же деле он перенес свою способность к левитации из горизонтальной плоскости в вертикальную и на четвереньках побежал вверх по забору, при этом даже не касаясь его. Оказавшись наверху, он задействовал свою уникальную способность становиться невидимым и, легко перепрыгнув через два ряда колючей проволоки, плавно съехал вниз, ведя ладонью левой руки вдоль забора.

За это время он успел окинуть взором необыкновенно красивый, освещенный множеством огней парк, рассеченный десятками тянущихся в разных направлениях тропинок. Парк был похож на лабиринт, созданный не с тем, чтобы поймать гуляющего по нему в пространственную ловушку, а для того, чтобы, следуя неспешно по его вьющимся, будто сами мысли, тропинкам, человек мог избавиться от сумбура в своей голове. Успел приметить Тим и троих охранников, которые прохаживались по тропинкам парка не ради поисков истины, а исключительно по служебной необходимости. Но они даже не смотрели в его сторону.

Оказавшись на земле, Тим присел на корточки и огляделся. Узкая, выложенная каменной плиткой дорожка вела в сторону освещенного парой тусклых фонарей заднего двора. Там находилась дверь, через которую он должен был проникнуть в корпус. Тим приготовился заджемить камеру, установленную над дверью, о которой говорил Димон, но с удивлением обнаружил, что она отключена. Камера торчала на своем насесте, как чучело мертвой птицы, пугающее грозным видом, но неспособное не то что крыльями взмахнуть, а даже клювом щелкнуть.

Грубая металлическая дверь, к которой подбежал Тим, выглядела так, будто ею давно уже никто не пользовался. Краска облупилась, по сварочным швам поползла ржавчина. Тридцать две секунды ушло у Тима на то, чтобы с помощью прихваченных с собой инструментов открыть массивный, но не особо хитроумный врезной сейфовый замок. Спрятав инструменты в карман, Тим взялся за дверную ручку и осторожно потянул на себя. Дверь не открывалась. Тим толкнул дверь в другую сторону – с тем же результатом. Дверь даже с места не двигалась, хотя замок был открыт.

Включив крошечный фонарик‑карандаш, Тим осмотрел периметр двери. В это не хотелось верить, но дверь была наглухо приварена к косяку! Видимо, это было сделано после побега альтеров, в целях усиления мер безопасности. Димон говорил, что и прежде этим крылом редко когда пользовались. Через него в здание заносили провизию, белье и прочий мелкий инвентарь. Теперь же, когда пансионат опустел, дверь и вовсе оказалась не нужна.

Тим почувствовал обиду. Настолько горькую и жгучую, что аж плакать захотелось. Это было несправедливо. Не успев начаться, операция уперлась в глухую стену. Вернее, в заваренную дверь. Все указания, что давал Димон, посыпались прахом. И что теперь делать? Возвращаться?

Дорожки, ведущей за дом, не было. И снег там никто не убирал. Сугробы были такие, что Тим провалился бы в них с головой. Насколько это было можно, Тим осмотрел заднюю стену особняка. Никакой другой двери он там не увидел. Было только несколько окон, да и те заложены кирпичом.

Тим посмотрел назад. На то место, где он так ловко перемахнул через забор.

Возвращаться?

Вот уж нет!

Не может быть, чтобы существовал только один способ незаметно проникнуть в такое огромное здание.

Левое крыло здания, в котором располагались подсобные помещения, было двухэтажным. От того места, где находился Тим, до основного корпуса было метров двенадцать.

Тим прыгнул на стену и быстро побежал по ней вверх. Спустя десять секунд он уже сидел на корточках на крыше. Отсюда ему были видны почти весь парк и даже ворота. Охранников возле ворот Тим не видел. Но по парку прохаживались трое в черных тулупах. Еще один стоял, привалившись плечом к большому каменному льву, охраняющему парадную лестницу. Тим чувствовал, что на другом краю лестницы находится пятый охранник. Но его Тим не видел из‑за края основного корпуса.

На крыше имелось только четыре вентиляционных выхода, из которых работал один. Они были настолько узкие, что пролезть через них смогла бы разве что кошка. Да и то не очень раскормленная. Сама крыша была покрыта оцинкованным железом и имела небольшой уклон в сторону фасада. Идти по ней было бы крайне затруднительно, а вот левитировать – самое оно! Распластавшись по крыше, Тим медленно плыл над нею, корректируя скорость и направление движения едва заметными движениями кистей чуть разведенных в стороны рук. Все чувства были предельно обострены. Мысли были кристально ясными. Мозг работал как хорошо отлаженный механизм. А тело подчинялось малейшему его приказу. Тим испытывал странное, прежде незнакомое ему, ни на что не похожее возбуждение, порождаемое близостью опасности и тем, что она его не страшила. Он был силен, ловок, хитер, проворен и неуязвим. Сейчас он находился на своем месте. Это было то самое дело, для которого он родился. Его ипостась.