Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2 Страница 34

– Хо-хо-хо! – рассмеялся Бурдюк. – Что верно, то верно! Этот мешок ш дерьмом так и не выплатил мне целиком обещанную награду, жакопай его Гном!

– И не выплатит, – огорчил я его. – После гибели моего отца Капитул обвинил сира Коллтропа и еще четверых членов совета в заговоре. И через неделю казнил их, хотя вряд ли они были в чем-то виновны.

– Виновен Коллтроп или нет, туда ему и дорога, – махнул рукой главарь. И повернувшись к Шемницу, подытожил: – Мальчишка говорит правду и про канафиршкое пошольштво, и про жадную тварь иж Торгового шовета… Не жнаю, как вы, а я бы поверил кригарийцу.

– Ну хорошо, убедили. Посадим сопляка на цепь и тоже отвезем в Феную, – сдался полковник. – А как быть с девчонкой? За нее нам заплатит разве что какой-нибудь бордель да и только. Вы согласны возиться с нею, Аррод, ради жалкой кучки монет, которую за нее выручите?

– Ш любой другой – вожможно. Но только не ш этой, – покачал головой Бурдюк. – Эта не в меру держкая – от таких одни беды. Нам нужны беды? Тем более нынче? Нет, Шемниц. Делайте то, что шочтете нужным. Девчонка ваша, а я умываю руки.

– Что ж, вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – развел руками сир Ульбах. – Поздравляю, святой сир Гириус: ваша задача наполовину упростилась. Теперь вам надо превратить в святую лишь одну невинную душу, а не две. Надеюсь, с такой-то работой вы управитесь без возражений.

– Одумайтесь, полковник! – В усталом севшем голосе кригарийца вдруг послышались знакомые мне стальные нотки. – Не делайте этого. Я уважал вас как командира. И продолжаю уважать как врага, у которого хватило ума меня переиграть. Но если вы убьете Ойлу Ринар, отныне на мое уважение можете не рассчитывать.

– Вот как?! – удивился Шемниц. Наемники, услыхав это заявление, тоже взялись недоуменно переглядываться. – И что изменится после того, как ты перестанешь меня уважать? Объявишь голодовку? Или начнешь плеваться в мою сторону, когда я буду проходить мимо тебя?

Аррод, Ярбор и некоторые их товарищи оценили шутку легионера кривыми ухмылками. Но лица Гириуса и прочих наемников остались серьезными.

– Пощадите Ойлу, и я клянусь, что не убью вас, полковник, если мне представится такая возможность, – ответил ван Бьер. – Но если Ойла умрет, никто и ничто вас не спасет: ни люди Бурдюка, ни блитц-жезл курсора Гириуса, ни ваше золото. Никто и ничто! Хорошенько обдумайте мои слова прежде чем допустите самую большую ошибку в своей жизни.

– Я не ослышался? Это и правда угроза? – Правая рука Шемница легла на рукоять меча. – Мне угрожает закованный в кандалы пленник, на которого нацелены четыре десятка клинков? Вообще-то, мне доводилось сталкиваться с самоуверенными типами вроде тебя. Но такую несусветную наглость я слышу впервые!

– Нет, сир, вы меня неверно поняли. Это не угроза – это мольба, – возразил Баррелий. – Я умоляю вас прислушаться к моим словам и сделать мне одолжение. Освободите Ринар и пусть она катится на все четыре стороны. Даю слово, больше она вас не побеспокоит!

– Мольба?! Вы его слышали?! – воскликнул сир Ульбах. – Это так кригарийцы представляют себе мольбу о пощаде? Любопытно, что это: все та же наглость или потрясающая наивность?… Нет, ван Бьер, ты неправ. Вставай на колени и умоляй меня как положено, и тогда я, возможно, пойду тебе навстречу. А то, что ты сказал, угроза чистой воды. Не веришь – спроси у любого, кто здесь находится.

– Я умоляю вас об этом, сир! – выкрикнул я. Плюхаться на землю мне не пришлось, поскольку я и так стоял коленопреклоненным. – Отпустите Ойлу, сир! Она никого не собиралась убивать, честное слово! Мы с ней хотели лишь пробраться в лагерь и проверить, как дела у кригарийца! Мы знали, что вы хорошо его охраняете, и нам его не освободить. Нам хотелось лишь подать Баррелию знак, что с нами тоже все в порядке! Умоляю, сир Ульбах, не причиняйте Ойле вреда! Я сделаю для вас все что угодно, только позвольте ей уйти! Все, что угодно, сир! Для вас! Ради нее!

Я выразительно посмотрел на Ойлу: дескать, а ты-то чего молчишь? Давай, тоже спасай свою шкуру и умоляй Шемница о прощении, не одному же мне это делать.

Но Ойла безмолвствовала. И смотрела на меня так, словно осуждала. Из глаз у нее катились слезы, но она упорно не желала просить врага о милосердии.

Я не понимал, почему Ринар отказывается бороться за свою жизнь. Совершенно не понимал. Неужто она предчувствовала, что обречена, и смирилась с этим? Но ведь это же было глупо! Скорее всего, Шемниц вовсе не так жесток и просто хочет унизить и напугать ее перед тем, как помилует.

– Ты слышал? – поинтересовался у монаха полковник, указав на меня. – Вот это похоже на настоящую мольбу. Не иначе, Шону дочка Ринара гораздо дороже, чем тебе, а?… Кстати, вот и дозорные прискакали! Что-то быстро они обернулись!

Наемники расступились, пропуская Гиша и Пека к главарю.

– Плохие новости! – доложил Пек, осадив коня. – Та скала, за которую зашло солнце, когда мы разбивали лагерь… Она обрушилась на дорогу и полностью ее завалила.

– А жавал можно ражобрать? – осведомился Аррод.

– Нет, – ответил Гиш. – Мы пускали в небо огненные стрелы, чтобы определить, как много там камней. Их много. Вы видели ту скалу на закате и можете себе это представить. Теперь половина ее лежит поперек дороги, а другая упала в пропасть.

– То есть все вконец плохо? – помрачнел Шемниц.

– Истинно так: хуже не придумаешь, – подтвердил Пек. – Отныне эта дорога для нас закрыта.

Наемников охватило возбуждение. Кто-то взялся браниться, кто-то спорить, а кто-то сел на землю, обхватив голову руками – настолько огорчило его это известие.

– Шпокойно, ребята! Шпокойно! Помолчите, дайте мне шкажать! – призвал к тишине главарь. – Вы что, жабыли – у наш же ешть обходной путь!

– Но этот путь ведет через Азурит! – вскричал кто-то из наемников, и в голосе его звучал нешуточный страх. – Мертвый город! Обитель самого Гнома!

– Верно, – не стал отрицать Бурдюк. – И что теперь? Эй, а ну-ка поднимите руки, кто был шо мной в Ажурите четыре года нажад! Когда мы вели там охоту на беглых рабов иж каменоломней Арнетти!

Гиш, Пек, Ярбор, Энца, Кирса, Ширва и еще с полдюжины человек подняли над головами руки.

– И школько человек мы потеряли на той охоте? – вновь поинтересовался Аррод.

– Пятерых за неделю работы, – отозвалась Кривоносая.

– А школьких иж них убили не рабы, а гномье отродье?

– Ни одного, – признала Ширва.

– Вы это шлышали? – Бурдюк обвел победным взором приунывший отряд. – Ни одного! А почему?

– Потому что в Азурите давным-давно нет никакого отродья, – пробасил Трескучий. – Когда-то было, а нынче повывелось. Нечего ему делать посреди тамошних развалин. Рабы раньше всех это поняли и теперь бегут туда со всей Промонтории. Потому что знают: там им ничего не грозит и там их будут искать в последнюю очередь.

– Выше головы, ребята! – вновь подбодрил главарь соратников. – Еще не вше потеряно! Этот город нам жнаком. Мы пройдем его жа один день, обещаю.

– Вы в этом точно уверены, Аррод? – переспросил у него сир Ульбах. – Я имею в виду, еще один проводник вам не нужен?

– Абшолютно уверен, – заверил его Бурдюк. – Гиш и Пек жнают Ажурит как швои пять пальцев. И я тоже.

– Тогда это все упрощает, – кивнул Шемниц. – А я уже заволновался, что вы тоже станете уговаривать меня пощадить девчонку. Но поскольку у нас хватает проводников, значит, с лишним пора распрощаться.

– Но позвольте! Я думал, что мы с вами… – запротестовал Гириус, однако легионер не дал ему договорить.

– Расслабьтесь, святой сир, – криво усмехнулся он. – Кригариец угрожал не вам, а мне. Стало быть, мне и отвечать на его угрозы.

И полковник, выхватив меч, шагнул Ойле за спину. А потом оттянул ей голову за волосы назад и одним резким движением перерезал ей горло…

Глава 19

Ойла не мигая смотрела на меня угасающим взором, а кровь ручьем хлестала из широкого разреза у нее на горле. Я же истошно кричал, бился в истерике и ничем не мог ей помочь…

Я вздрогнул, открыл глаза и понял, что это был всего лишь сон. И в то же время это был не сон, ведь именно так погибла Ойла Ринар. Погибла минувшей ночью прямо у меня на глазах от меча полковника Шемница. А я, как и в моем сне, был не в силах ему помешать.

Ни я, ни кригариец, который тоже при этом присутствовал.

Разлепив опухшие от слез веки, я осмотрелся. Меня заковали в кандалы и посадили в повозку к Баррелию еще затемно, а теперь над горами взошло солнце. Это сколько же, получается, я проспал? И как вообще сумел уснуть после всего пережитого ночью?

Наша повозка двигалась в самом конце каравана и была загружена ящиками с золотом лишь на две трети. Остальное место в ней отвели под тюрьму для кригарийца, чьи кандалы продели в железные кольца, закрепленные на каркасе повозки. А идущие следом за нею Энца и Кирса не спускали с пленника глаз и были готовы пресечь его малейшее сопротивление.