Александр Афанасьев - У кладезя бездны Страница 34

Если архиепископ Коперник и хотел выразить свое несогласие — то не решился сделать это и угрюмо промолчал

— Как поживает Божич? — спросил монах.

— Пока хорошо. Непонятно, сколько еще продержится. Все в воле божьей.

Монах ничего не ответил. Когда у человека рак — все и в самом деле — в воле Божьей.

— Нужно, чтобы продержался. Слышишь меня? Пусть не отказывается от лечения. Объясни его — что это не в воле Господа.

— Да…

Монах зачем то загнул палец

— А Николич?

— С эти все нормально…

Монах пристально уставился на примаса.

— Полагаю, что нет, Святой отец. Что с ним?

— Он не верил. Не верил и не верит.

— Неисповедимы пути Господни, и каждый — придет по ним к храму…

Примас понял, что Николич — остается на нем.

— Его превосходительство, преподобнейший монсеньор Антолези, полагаю, скоро освободит свое место — вне всякой связи с предыдущим разговором сказал монах — у нас есть кто-то на примете в твоей епархии?

— Если только Седолич. Но он же не…

— Итальянец — улыбнулся монах, по-свойски похлопал примаса по плечу — не так давно, я имел конфиденциальную аудиенцию Его Святейшества. Он вполне недвусмысленно выразил мысль, что Трибунал Священной Римской Роты[79] потребно бы разбавить. Ведь среди тех, кто встает по утрам и осеняет себя крестом — не только итальянцы верно?

Примас угрюмо промолчал. То, что говорил ему монах, верней тот, кто скрывался по монашеским одеянием — означало то, что в Ватикане произойдет еще одно злодеяние. Которых и без этого было слишком много.

Но по-другому уже не получалось

— Можно будет найти.

— Твоя земля, Франциск, дает истинных воинов веры. Таких, каких на моей земле — увы, уже не осталось.

— Что мне делать с каналом на Дубровник? — спросил примас, меняя тему разговора — по нему германцы могут выйти на меня.

— Оставь там ложный след. В Далмации много портов, подбери другой.

Далмации…

— Все мы братья во Христе — нравоучительно сказал монах — и какая разница, кто как называет землю, если встающие после сна и ложащиеся спать на этой земле делают это с именем Христовым на устах. Наши враги не здесь. Наши враги там. И там.

Монах показал рукой на восток. Потом — на север.

Вместо ответа — примас Хорватии лишь поцеловал руку своего господина.

— Место в Ватикане найдется и тебе, Франциск. Скоро, очень скоро…

Побережье Адриатики (Далмация), Великое Банство Хорватское

2004 год, примерно то же самое время…

Если следовать из ада на запад — то непременно попадете в рай.

Это я про хорватскую Далмацию, про Адриатическое побережье Австро-Венгерской Империи. Из Аграма туда можно попасть по одиннадцатому имперскому шоссе,[80] которое идет от Аграма на Сплит, главную базу Австро-венгерского флота и далее — на Рагузу,[81] на самой границе с Албанским королевством. Дальше — федеральная дорога не идет, но есть местные, мало кому известные дороги, идущие по самому побережью Туристам дальше цивилизованной Рагузы — я не порекомендую соваться ни при каких обстоятельствах. Тем более — что сразу за Рагузой стоит пост граничаров и вежливо (а иногда и невежливо) заворачивает любопытных. Оно и правильно — чем потом поднимать вертолеты и искать без вести пропавших…

Если же вы все-таки обошли пост граничаров (пешком и при известной сноровке это вполне можно сделать) — то вы попадете совсем в другой мир. Мир, отрезанный от остального мира, горами и нелюдимостью местных жителей, не любящих чужаков и не желающих никаких контактов с ними. Таких мест на земле не так уж много — кое-где на русском Кавказе, Сицилия, северная Албания, Мальта, Корсика, Афганистан. Обычно, такие замкнутые и не слишком уважающие закон сообщества людей возникают в гористых местах, но это не значит, что горы плохо действуют на людей, просто в горах невозможно ни нормальное земледелие, ни скотоводство. Перенаселение местности при недостатке возможностей для хозяйствования порождает особенную культуру, в которой преступление считается за норму и доблесть. Обычно в примитивных сообществах все как раз наоборот: в Африке стоит только закричать «Симама, мвизи!»[82] — и вора скорее растерзают народным судом. А вот тут наоборот — наворованное идет в дело, удачливыми налетчиками гордятся и слагают о них легенды. Поэтому то и стоят на дороге граничары: беззаботных туристов могут похитить и потребовать выкуп. Или убить за то, что они видели то, чего им видеть не следовало.

Так вот, несколько часов спустя после того, как примас Хорватии униженно лобызал руку человека, одетого как монах — над самой южной точкой банства Хорватского, на самой границе с Монтенегро — появился вертолет. Он летел с северо-востока на юго-запад, со стороны Котора — то еще местечко, главный порт Монтенегро, места, где обычные, цивилизованные мужчины в городе носят револьвер в кармане и считают, что это нормально. Вертолет был марки А109, небольшой, с отточенной аэродинамикой, очень комфортный. Итальянская фирма Augusta заслуженно гордилась этим вертолетом: в VIP варианте он вмещал ровно шесть пассажиров в роскошном салоне и мог развивать скорость до трехсот двадцати километров в час. Никакая другая гражданская модель вертолета в серийном исполнении — на такое не была способна.

Вертолет этот, прошел со стороны гор, ловко маневрируя и маскируясь, чтобы его изображение не попало на локатор какого-нибудь корабля, которых в тесной Адриатике было более чем достаточно. В иллюминаторах вертолета раскрывалась потрясающая по красоте картина: серые, в шрамах от четырнадцати и шестнадцатидюймовых орудий скалы, рваные зеленые ковры альпийских лужаек. В этих местах не любят чужих, здесь нельзя просто так купить дом. Но дома здесь все же были — и на самой границе Македонии был самый красивый дом из всех существующих. Он был похож… это сложно было описать. Несколько стеклянных кубов, словно выпирающих из серого, ноздреватого тела скалы. Лазурный лоскуток бассейна — это основной, открытый, пятидесятиметровый, есть еще как минимум два закрытых. С вертолета было отлично видно, как полностью обнаженная женщина — стоит на девятиметровой вышке, словно паря над грешной землей — и готовится прыгнуть в воду…

Но примасу Хорватии, человеку церкви — было вовсе не к делу смотреть на обнаженных женщин, даже на таких красивых, как эта. И он отвел взор…

— Садимся, ваше преосвященство — сказал сидящий у самой двери человек в монашеском одеянии. Под монашеским одеянием — скрывался пистолет (местная версия Кольта) и короткоствольный автомат (местный, ни на что не похожий, сделанный с автоматикой Калашникова)…

Вертолет плавно опустился на посадочную площадку на крыше самого большого из кубов, аккурат на букву Н. С моря дул ветер, теплый и приятный. Три человека встречали вертолет, один из них открыто держал в руках компактный, питающийся лентой пулемет…

Монах сдвинул в сторону дверь вертолета, вышел, занял блокирующую позицию. За ним — вышел еще один монах из личного манипула[83] примаса Хорватии. Только после этого — из вертолета выбрался сам примас Хорватии…

Удивительно, но вооруженные боевики, позабыв про свои обязанности, выстроились к нему за благословением…

— Благословите меня, Святой отец… — детина с пулеметом, у которого один глаз представлял собой почти неотличимую от настоящего пластмассовую подделку — склонил голову.

— Да пребудет с тобой Господь, сын мой — примас осенил его крестом, потом и двух других — усерден ли ты в молитве?

— Да, Святой отец, я поминаю Господа каждый день, и каждую минуту он в моем сердце.

— Господь не оставит тебя, сын мой. Иди с миром…

Это была Хорватия… Совершенно особенный, ни на что не похожий край. Край, где недостаточно просто сходить на исповедь, где Истинная вера подвергается проверке на прочность каждый день, каждый час, каждую минуту. Быть здесь католиком — значит много больше, чем в любой другой стране мира. Это значит, что ты — цель. Попадись в руки православным сербам — они тебя расстреляют или повесят. Но это еще не самое страшное — сербы не любят пытки. А вот потомки тех же сербов, которые перешли в «истинную веру» на пятьсот лет турецкого ига — те обожают заживо снимать с людей кожу…

Но и так — многие умирают с Именем Христовым на устах. Вот такая — в Хорватии вера…

— Позвольте, я провожу вас, Святой Отец…

— Хороша, не правда ли…

Стоя перед бронированным, но не дающим ни малейшего искажения стеклом, генерал Сил территориальной обороны Великого Банства Хорватского Анте Младенович[84] не отрываясь, смотрел на обнаженную женщину, грациозно взбирающуюся по ступенькам вышки перед тем, как снова прыгнуть в воду. Женщине на вид было двадцать три… двадцать пять лет, генералу с его шестьюдесятью с лишним она годилась в дочери, если не во внучки. Но даже так…они все равно смотрелись хорошей парой. Генерал был выше среднего роста, подтянутый, со шрамами на лице, его волосы цвета соли с перцем были коротко пострижены и от него веяло силой… той силой, которая на женщин действует как валерьянка на кошек. Он был надежным… вот почему женщины были с ним далеко не из-за денег.