Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков Страница 34

ни было, а технический прогресс налицо. Царские войска, вступив в Среднюю Азию, принесли туда и многие достижения цивилизации – железные дороги, телеграф, европейскую медицину, а ведь, безусловно, там были люди, искренне считавшие русских злыми колонизаторами. Советская власть добавила к этому электричество, телефон и кино. Что важнее, еще при царе покончили с пережитками вовсе уж замшелого феодализма – рабством и работорговлей, об этом пишут в новых учебниках истории, по которым я учился. С одной стороны, царизм угнетал народы, с другой – принес прогресс и культуру. А уж при советской власти от угнетения не осталось и следа, а вот прогресс рванулся вперед семимильными шагами. Дико даже подумать, что Средняя Азия начнет всерьез стремиться к независимости…

Может быть, и здесь все не так просто? Конечно, то, что ватаки запретили грамотность, не вызывает к ним симпатии, – но, может, и для этого были какие-нибудь серьезные причины и принесенная польза, если рассуждать диалектически, превышает причиненные неудобства? Кто бы растолковал подробнее…

Как источник информации Алатиэль в некоторых отношениях была гораздо предпочтительнее немногословного хитрована Грайта – она совсем молодая, непосредственная, явно не овладела еще искусством лицемерить и дозировать истину…

И я спросил:

– Алатиэль, а как называется ваш… ваша… в общем, тот тайный союз, в котором вы с Грайтом состоите? У таких союзов всегда есть название…

– Очень просто – Братство, – охотно ответила она.

– И там состоят только готанги?

– Большей частью, – сказала она. – Есть связи и с некоторыми низшими, но я этим мало интересовалась.

Ну да, подумал я. Главным образцом – дворяне-подпольщики. Этакие здешние декабристы, о которых Ленин когда-то писал: «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа». Из-за чего и проиграли…

Но какая мне разница, если я обречен на участие в здешнем декабристском кружке? У меня одна задача, важнее которой нет ничего: вернуться домой и воевать с немцами. Этой задаче и следует подчинить все, не маясь тягостными раздумьями…

Алатиэль горделиво выпрямилась в седле, очаровательное личико исполнилось важности, показавшейся мне чуточку комической:

– В Братстве я равноправная посвященная, а это очень редко удается в три раза по шесть лет. Но я отлично справилась с Испытаниями и прошла Посвящение, не каждому это удается, иные так и остаются Подмастерьями. Посвящение такое красивое и жутковатое…

Наслышан, как же. Многие тайные союзы практиковали именно такое: зловещий полумрак, пляшущий свет факелов даже при наличии электричества, сверкающие кинжалы, а то и шпаги, страшненькие картины на стенах, мастерски изготовленный муляж окровавленного трупа «изменника»… Читывали кое-что, как же…

Ее личико исполнилось восторга, а глазищи, тут и гадать нечего, смотрели в какие-то романтические дали. Вот о Братстве следовало узнать побольше – должен же я понять, что за подполье, в которое меня так решительно загнали безо всяких поползновений с моей стороны…

Алатиэль отвечала на расспросы охотно, но я узнал не так уж и много. Братство делилось на три категории, по восходящей: Подмастерья, Посвященные и Алмазные (Грайт как раз Алмазный), а руководили им Старейшины (что вовсе не означало преклонного возраста), дорасти до которых и Алмазным было трудновато. У каждой категории (что меня нисколечко не удивило) – свои степени посвящения в тайны Братства. Ничего похожего на теорию не имелось, цель была одна – свергнуть и уничтожить ватаков, а там видно будет (это уже мои мысли, а не слова Алатиэль).

Нельзя сказать, что и с практикой дела были на высоте. В тайных библиотеках учили читать, писать и считать, знакомили с книгами на разные темы, учили еще вовремя распознавать шпиков и их коварные подходцы и вести себя соответственно. Вот, пожалуй, и все. Луганом Алатиэль стала, так сказать, совершенно легально – в семьях готангов бою на мечах и кинжалах учили и девушек по их желанию, – правда, было их не так уж много, гораздо больше молодых дворянок осваивали стрельбу из лука, чтобы наравне с мужчинами участвовать в охотах.

Негусто, прямо скажем. Теперь ясно, что Грайт ведет себя со мной в классических традициях приличного тайного общества: выдает информацию в час по чайной ложке… Алатиэль в этом плане гораздо более непосредственная и откровенная…

Глядя на нее, я задался вопросом: интересно, какова-то она будет в деле? Грайт ведь предупреждал, что, очень возможно, придется драться и убивать. Тут уж ничего заранее предсказать невозможно, одно не подлежит сомнению: ненависть к ватакам она испытывает нешуточную и серьезную. А вот во что это выльется на практике, угадать невозможно. Одного из вождей Великой французской революции Марата недрогнувшей рукой зарезала кинжалом в ванне юная дворянка Шарлотта Корде, которой в прошлой жизни наверняка не случалось и курицу зарезать. Группой бомбистов, прикончивших Александра Второго, грамотно командовала Софья Перовская, тоже не перестарок. И в нашем отечестве в не такие уж давние времена хватало примеров. Большевики индивидуальный террор отрицали, зато эсеры и анархисты всех мастей пользовали широко. Так что частенько по живым людям прицельно стреляли и девушки, до того и кошку ногой не пнувшие. Впрочем, то, чем занималось Братство, нельзя назвать индивидуальным террором, исключая разве что убийство шпиков (что часто становилось, как рассказала Алатиэль, одним из видов испытаний, через которые приходилось пройти кандидату в Посвященные).

Вопрос в другом: чего от нее ждать? С равным успехом может спасовать в серьезном деле и не найти в себе сил вогнать железо в противника. А может и управиться, мало того – со столь гордым видом взойти на костер, как Жанна д’Арк, на виселицу, как Софья Перовская, на гильотину, как Шарлотта Корде. Заранее не скажешь, а ведь это нисколечко не отвлеченный вопрос: мы с ней действуем в одной группе, отправившейся на смертельно опасное предприятие…

Чуть подхлестнув коня, я догнал Грайта и взял быка за рога:

– Грайт, а нельзя ли подробнее услышать о Вторжении? Уж это, сдается мне, не тайна…

– Конечно, не тайна, – кивнул Грайт. – Ну что же, дорога долгая и скучная…

И он рассказал, сразу предупредив, что речь пойдет не о его личных воспоминаниях и впечатлениях: воспоминания десятилетнего мальчишки, к тому же обитавшего пусть не в глухомани, но в далеком от ближайшего большого города замке, неинтересны и, в общем, лишены всякой ценности. Еще лет двадцать назад бывший Книжный Человек, Посвященный Братства, написал в глубоком подполье «Записки о проклятом Вторжении», с которыми с тех пор в первую очередь знакомят кандидатов в Подмастерья. Разве что Грайт намерен их время от времени дополнять своими наблюдениями и умозаключениями уже взрослых лет…

В один далеко не прекрасный день, как гром