Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому Страница 35

— Но причем же тут я?

Она взглянула на него. На миг её лицо приняло высокомерное выражение.

— Не забывай, где ты находишься. Не забывай, что лежит за этими горами. Каждый год кто-то… или что-то… приходит оттуда и крадет людей… файа… почти каждый год, иногда и по нескольку раз в год. Оно — или они — неуловимы, но они крадут не всех, не тех, до кого легче добраться. Им нужны только те, у кого впереди ещё весь жизненный путь и светлая душа. Они приходят не за жизнью — они охотятся за нашими лучшими душами… и ещё больше наших лучших душ сгинуло в пустыне, пытаясь настичь охотников. Последнее похищение было почти год назад.

— Значит я — следующий? — Элари был скорее удивлен, чем испуган.

— Нет. Просто один из тех, кто подходит им. Одна жизнь в год — так мало для сорока тысяч, чтобы они принимали это всерьез! Я не думаю, что это что-то… сверхестественное. Скорее, среди нас, файа, завелась мерзость. А с ними можно драться. Их можно убивать. Держи, — она протянула ему отделанные латунью кожаные ножны.

Элари осторожно вытянул из них длинный кинжал с резной серебряной рукоятью и клинком из синей стали, таким острым, что кромки не было видно. Он был тяжелым и очень плотно лежал в руке. Такой же кинжал — он лишь сейчас это заметил — висел на бедре Иситталы.

— Я бы охотней дала тебе пистолет, но у нас есть только это. Всегда носи его с собой. Не расставайся даже в воде. Ночью ложи под подушку. Даже когда занимаешься любовью — всегда держи под рукой. Запомни — если оружие дальше, чем ты можешь дотянуться — у тебя его нет.

— Но я не умею с ним обращаться!

— Странная речь для юноши, убившего сурами ножом! Что ж, я тебе покажу… — она вдруг прянула назад и выхватила свой кинжал.

Её движения походили на танец и были завораживающе красивы. Элари слишком поздно понял, что просто не может уследить за мельканием смертельно длинного клинка. Она же убедилась, что он не смотрит, что она делает, а просто любуется движениями её гибкой фигуры.

— В этом твоя беда. Ты любишь красоту, но тебе не хватает твердости. Если ты хочешь убить этим, — она взмахнула кинжалом, — не тыкай, а бей так — она вскинула руку и кинжал полетел вперед, как копье. — Бей в глаза. Или в горло, вот так — она сделала широкий взмах, словно орудуя мечом. — Если у тебя нет ножа — всё равно бей в горло. Бей, не подходя ближе, чем на расстояние вытянутой руки, бей и тут же отходи — так ты если и не победишь, то останешься жить. Не забывай о второй руке. Ей можно отвлечь врага, а потом… — она сделала взмах, словно распарывая живот.

Элари покоробила эта равнодушная безжалостность.

— Но я не смогу!

— Даже когда будешь драться за свою жизнь? Или за жизнь любимой? Не забывай, что история пишется теми, кто остается жить. Да, убивать страшно, — но умереть, оставив землю мрази, гораздо страшнее! Если воин пал, не взяв прежде жизни врага, мы считаем его смерть позорной. Ладно. Вряд ли я буду хорошим учителем — ты больше смотришь на мои бедра, чем на руки, но я нашла того, кого ты будешь слушать. Икки!

Из зарослей выбрался высокий гибкий юноша в темной одежде неопределенного цвета. На его босых ногах были ременные сандалии, поверх куртки надет панцырь из стальных пластин — он покрывал его плечи и спускался до верха бедер. На его боку висел короткий меч. Голова юноши была непокрыта и густая черная грива касалась плеч.

— Иккин Кимириин, — представила Иситтала. — Он возродил военное искусство древности, раз уж у нас нет возможности пользоваться современным. У нас есть уже пара тысяч таких, но немногие действительно хороши. Он будет учить тебя.

— Постойте, а солдаты? Здесь гарнизон в двести… файа.

Иситтала приподняла верхнюю губу в свирепой усмешке.

— Они не здесь, в Унхорге — это наша единственная крепость в Темрауке… наше первое селение в этом мире. Там установлена Великая Машина, которая должна была нас защищать… она давно сдохла. Но её продолжают охранять двести наших лучших солдат.

— И их нельзя вызвать сюда?

— Они должны стеречь Машину. Таков обычай. У них пятьсот стволов в арсенале и пушки, но они не подчиняются никому. Хранитель Машины, Энтиниин, умер. Он был очень стар. Сейчас там главный Ньярлат и он подчиняется лишь себе. Правда, мы поставляем им продовольствие… но их собственных запасов хватит ещё на пару лет. Раз в год туда идут караваны — мы везем им продукты, сменяем воинов, и всё. Здесь их почти нет. Суру и гарнизон форта — вся армия Лангпари.

— А форт?

— Там всего две шестидюймовки, и снарядов осталось немного. На сторожевике тоже.

— Так мы будем сражаться с сурами этим? — Элари поднял кинжал, поняв, что не ошибся в предназначении Байгары. Но файа не обратили на это внимания. На лице Иситталы вновь появилась свирепая усмешка.

— Если повезет — нет. Когда сурами полезут к нам, мы их так ошарашим! Ничего конкретного, правда, не обещаю — сам увидишь.

— А всё же? — Элари был непреклонен.

Она вновь усмехнулась.

— Ладно. Пошли.

11.

Всего через пару минут они вышли к странному сооружению. Элари сперва принял его за холм, потом заметил врезанный в землю железобетонный портал, наглухо перекрытый стальными воротами высотой метров в пять. От этого портала, от косых срезов его невиданно толстых стен, от массивных выступов стали веяло несокрушимостью. Холм окружала сложная и высокая изгородь из колючей проволоки, натянутой на белых роликах. За ней и на вершине холма серели низкие укрытия для стрелков, почти невидимые в густой высокой траве. Сбоку от ворот, на краю залитой бетоном площади, стоял настоящий бункер — покатый, приземистый, с тремя амбразурами, сейчас прикрытыми изнутри стальными заслонками.

Внутри ограды расхаживали скучающие стражи — несколько рослых мускулистых девиц с волосами, собранными в тяжелые узлы на затылке. У всех были длинные ножи и длинные луки с колчанами.

— Некоторые думают, — Иситтала мотнула головой, — что символ Садов — это наши ноги, скрещенные на задах мальчиков. Сомневаюсь, что они видели это. Правда, там, в бункере, ещё пара парней — у них чуть ли не единственные пистолеты во всем Лангпари, но там самое уязвимое место — ворота открываются по сигналу оттуда. Замок кодовый, но всё же…

— Зачем мне это знать… что бы там ни находилось?

Она вновь усмехнулась — усмешкой хищницы.

— Я не думаю, что ты нас предашь… если прежде не лишишься рассудка от боли. Там бомбы.

— Какие бомбы?

— Атомные. Тот реактор и то здание — всё это строилось ради вот этого. Тут, в горах, есть уран. В том здании его очищали… обогащали… Часть шла в реактор, чистый уран — в бомбы. Точнее, в шестидюймовые снаряды. Завод давно и безнадежно остановлен — сейчас уже никто не знает, как он работал. Это было так давно… Реактор остановился сам, когда вышло горючее. А снаряды остались — их всего восемнадцать штук и они слабые — по три килотонны каждый, — но это всё же лучше, чем ничего. Ещё тридцать таких же — в Унхорге, и я сомневаюсь, что мы их когда-нибудь получим. За этими воротами стоит шестидюймовая самоходная гаубица. Мы можем стрелять из неё через час… конечно, когда ветер дует в море. Иначе мы убьем сами себя.

Элари промолчал. Конечно, он слышал об атомном оружии, но его разрушительная мощь казалась ему сказкой, не имеющей отношения к реальной жизни. Увиденное не поразило его, но ему стало спокойнее.

— Ладно, — сказала Иситтала, — пошли учиться.

12.

Раньше Элари не приходилось стрелять из лука. Он полагал, что для этого нужна богатырская сила, но стоило ему рвануть тетиву, — и лук с треском сломался пополам в его руках. Юноша ужасно смутился, но Иккин просто спокойно принес новый лук. На сей раз Элари тянул аккуратней, но лук постигла та же участь. Он недоуменно оглянулся.

— Из таких учатся стрелять наши дети, — пояснила Иситтала, — а ты уже не мальчик. Икки, принеси свой!

Лук Иккина выглядел ужасно — он сделал его из полос рессорной стали, прикрепив их к ручке болтами. Вместо тетивы было несколько шнуров, растянутых на роликах. Чтобы тетива не резала пальцы, Иккин насадил на неё цилиндр из губчатой резины, но силища у этой самоделки была страшная — когда он выстрелил, стрела с тупым стуком наполовину вошла в ствол ближайшего дерева.

— А зачем ролики? — спросил Элари.

— Блок, полиспаст — чему тебя учили в школе, бледнолицый оболтус?

Юноша смутился, хотя уже понял, в чем дело.

— Возьми и попробуй сам, — Иккин протянул ему лук.

Оружие оказалось тяжелее, чем думал Элари, и тут тетиву не получалось натянуть одним усилием, но он всё же сумел оттянуть её до уха и выстрелить. Стрела не попала в мишень, но то, что она вообще воткнулась в край щита, несказанно его поразило. Чтобы повторить результат, ему понадобилось множество попыток, хотя сама идея оружия, в котором всё зависело от силы его плеч, твердости рук и верности глаза очень ему понравилась.