Запертый - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 35

— Не буду.

— Так что наговорить я успел много, пока его бывшая жена не подняла панику. Потом скандал… потом драка… потом я в Охранке, а затем собрал вещи в театральной общаге — и на улицу. И тут меня понесло… драки, пьянки, тасманка без стопа… Знаешь, кто меня притормозил?

— Шестицветик? — сам не знаю почему я это произнес, но раз он кивнул, значит я угадал.

— Они. Они меня тормознули. Чуток привели в чувство. И теперь я с ними.

— Ты не с ними, Айт — вздохнул я — Они альфа-самки. Банда отмороженных девок с битами и тяжелыми мячами! Ты альфа-самка?

— К сожалению нет…

— К сожалению?

— А нахер скипетр мясной, коль я не царь, не принц, а чмо? Знаешь слово чмо?

— Конечно. Жаргон Россогора.

— О да… Емкий у них был язык… и вкусные слова. Так вот, Амос — все под кого-то прогибаются. Ты тоже, раз не стал никого из патрульных херачить своей отверткой. Мы все прогибаемся! Правила жизни такие. И я лучше буду дуриком-посыльным — но живым и сытым! И с самокруткой дармовой тасманки в пальцах — каждый вечер! А кем будешь ты, Амос? Сыпящим едкими фразами щенком, что перед смертью отрастил вдруг яйца и зубы? Туда тебе их и запихнут — твои же яйца и тебе в зубы! Веришь мне?

— Говоришь убедительно…

— Пусть ты теперь фигура у нас громкая… так Шестицветики найдут кого по твою душу послать!

— Тебя?

— Да щас! На мокрое дело я не подпишусь. Но поверь — найдут кого-нибудь, кто спустится с верхних уровней, подкараулит тебя где-нибудь в техническом коридоре и разобьет тебе башку о бетонную стену. И все — спектакль окончен, занавес опущен!

— Не думаю, что меня будут убивать — возразил я, опять же опираясь на странную внутренную убежденность в этом.

— Может тут я перегнул — согласился Айт — Но ноги тебе переломают. Или устроят темную. Накинут мешок на голову, отпинают и уйдут. А ты потом два года кровью ссать будешь!

— Уже…

— Что?

— Уже кровью ссу — пояснил я с кривой улыбкой — Ты закончил, Айт Руккенсон?

— Ты серьезно?

— Да.

— Тогда я закончил. Удачи тебе, придурок.

— И тебе, Айт. И тебе…

Он поднялся и ушел, оставив журнал на столе — вопиющее нарушение библиотечной этики. Я успокаивающе кивнул приподнявшейся дежурной и она опять опустилась на жесткий неубиваемый стул.

— Вечно-Нова Театрал — пробормотал я, опуская глаза к книге — Надо же…

Задумка, кстати, была крутой у ребят. О ней писали и говорили везде. И ведь поперла их затея — театр пользовался немалой популярностью. Идея была проста — как-то разнообразить уже избитый репертуал. Новые сценарии почему-то никому не заходили — возможно никто драматургов не обладал великим талантом — а классические вещи были всеми просмотрены по десятку и более раз. Туда ходили ради игры актеров. Но даже это уже поднадоедало. И тогда кто-то придумал Вечно-Нова Театрал с простой гениальной задумкой.

Они взяли обычную… драму? Пьесу? Не знаю что именно, но с названием Вишневый Сад, что и так была в постоянном репертуаре. И вот день премьеры. Занавес поднимается — и зрители в недоумении. Вся труппа стоит на сцене, там же высокий табурет и два перевернутых цилиндра. Белый и красный. Актеры на глазах публики по очереди достают сначала по бумажке из белого, а затем из красного. И зачитывают вслух. Роль такая-то, характер такой-то. Так поступают все задействованные актеры, после чего на пять минут удаляются и представление начинается. Играют всерьез и без фальши, выкладываясь полностью. Никакого шутовства. Вот только ты играешь ту роль, которую вытащил. Играл главного героя — а сегодня ты анемичная семнадцатилетняя девушка с характером истерички. Отыгрывай! И все это в канве сюжета пьесы. Говорят, многие зрители испытали какой-то там экзистенциальный шок — знать бы еще что это такое — так писали в газете.

С тех пор Вечно-Нова Театрал стал крайне модным театром со всегда полными залами. Они были и есть очень популярны. Так что я понимаю Айта — он потерял многое. Я всю жизнь был в тени, а он… актер…

Вздохнув, я глянул на висящие над дверью громко тикающие механические круглые часы и опять углубился в чтение. У меня еще есть время. Я точно не собираюсь приходить первее всех, как это было все эти годы…

А может все же стоило принять предложение мира?

— Нет… — произнес я, обращаясь к исцарапанной столешнице — Нет…

* * *

На ежеутреннее собрание я не опоздал. Пришел минут за пять до его начала. Раньше я бы это время провел, робко сидя на уголке неудобной скамьи. Сейчас же, глянув на циферблат настенных часов, наведался в кафе, где заказал себе еще один сурвдог, на этот раз выбрав рыбную сосиску с двойной рыбной же посыпкой. К этому добавил кружку слабого пряного рассола. Соль… ох уж эта соль…

Я помню те лекции в школе, где учителя, изливаясь от такого самодовольства, будто в этом есть доля и их заслуги, уверяли нас школьников, что мы можем совершенно не беспокоиться касательно наших солевых запасов и способов ее воспроизводства — все в полном порядке. Ну да… будто нам в девятилетнем возрасте было не пофиг на то есть ли у нас запасы пищевой соли и как мы можем их пополнять…

Усевшись за стол — на место в торце — я глянул на мрачного, но удивительно молчаливого бригадиры. Тот, ответив взглядом на взгляд, поинтересовался:

— Сделал дело?

— Сделал — кивнул я, доставая из металлической коробочки узкую ленту и передавая ее сидящему рядом со мной Нурлану.

— Все хорошо проверил?

— Проверил — опять кивнул я, не пытаясь помешать бригадиру показывать свою начальственную придирчивость.

— Доложил?

— Доложил.

— Хорошо — кивнул чуть посветлевший Раджеш Паттари, расслабляя пальцы на ручке своей кружки.

Похоже, он опасался, что я начну дерзить или отмалчиваться и моя спокойная готовность отвечать его порадовала. Хотя прежние мои доклады ему, конечно, нравились больше — боясь вызвать гнев бригадира, я был многословен, улыбчив и не забывал заискивающе вилять жопой. А еще я умел одним своим видом удивительно умело подчеркнуть тот факт, что без славного бригадира Раджеша Паттари наша не менее славная бригада не просуществует и дня.

Один за другим подходили остальные, шумно рассаживаясь, жадно припадая к краям кружек со сладким суррогатным кофе. Все как всегда… Я стал невольно расслабляться, твердо решив отработать и сегодня — если позволит