Виктор III. Развязка - Евгений Валерьевич Решетов Страница 35

— Капитан просто хочет успокоить пассажиров и персонал, — проговорил Люпен, после того как барон перестал вещать.

Я прислушался. Крики стали тише, а выстрелы практически прекратились. Видать, и правда, в дело вступили паладины. Авось скоро бесов нейтрализуют. Ну а мне надо вернуться в собственное сознание. Лёг на кровать и провалился в транс. Однако на сей раз мне пришлось мучиться полчаса, прежде чем я сумел очутиться в своём доме-сознании.

Входная дверь оказалась на месте, и в прихожей ничего не изменилось. Тогда я принялся исследовать этаж и не отыскал ничего подозрительного. К слову, дверь, ведущая на нижний ярус, была полностью целой.

Я облегчённо вздохнул, вернулся в прихожую и раздумчиво посмотрел на лишнюю дверь в подвал. Покрытая пылью, потрескавшаяся, с пятнами плесени. Она не внушала доверия. Казалось, что за ней могут скрываться какие-то лютые кошмары. Однако мне было предельно ясно, что за этой дверью прячутся не кошмары. Там либо осколки сознания Маркуса, первого хозяина этого тела, либо какое-то говно, связанное с бесами. Вряд ли там что-то третье. И вот стоит ли мне туда лезть? Чем это чревато? Я уже однажды поступил опрометчиво. Пожал лапу бесу и теперь у меня проблемы с рукой. Но жизнь меня ничему не учила, посему моя рука отворила дверь в подвал. За ней оказалась ненадёжная деревянная лестница с частично сломанными перилами и порой отсутствующими ступенями. А на тех, что остались, обильно рос серый мох. Вела же лестница в кромешную темноту.

— Хм, — раздумчиво хмыкнул я, поиграв бровями. — Жутковато, да и пахнет чем-то затхлым.

Всё же я снял с крюка одну из керосиновых ламп и начал осторожно спускаться по лестнице. Она шаталась, скрипела и грозилась вот-вот рухнуть, но вроде бы пока держалась.

Мягкий жёлтый свет разгонял темноту — и я видел, что лестница просто парит во мраке. Мне стало страшновато. Обернулся и со щемящим чувством в груди увидел светящийся во тьме прямоугольник двери. Он был уже совсем маленьким. Захотелось со всех ног броситься обратно, однако мне удалось сдержать свой порыв и продолжить спуск. Интересно же…

Внезапно возле лестницы стали носиться огромные шары. Они в диаметре были метров десять, а то и больше. И в них прокручивались какие-то сценки, сопровождаемые звуками.

— Воспоминания Маркуса! — сразу же понял я, широко открытыми глазами глядя на сферы. Они хаотично летали и невозможно было понять хронологический порядок воспоминаний, но если следовать логике, то выше всех должны быть последние воспоминания, а ниже, там, куда вела лестница, — самые первые. И я так полагаю, что эмоционально слабые воспоминания уже разрушились. А вот сильные воспоминания, который вызвали в Маркусе целую бурю чувств, до сих пор жили. Но даже они постепенно погибали или превращались в нечто туманное, смазанное с обрывками звуков. Их невозможно было понять. Но кое-что мне удалось увидеть…

В какой-то тёмной комнате перевертыш Люпена держал Маркуса за грудки и глумливо орал в его лицо, брызжа слюной:

—…Ты всегда был и будешь неудачником! Посмотри на себя! Глист! Тебя все ненавидят! Жаль, что твоя дура-мать не избавилась от тебя!

Следующий шар показал мне толпу мальчишек от десяти до пятнадцати лет. Они с весёлыми криками и улюлюканьем избивали ногами отчаянно воющего Маркуса.

Потом я увидел другую сферу. И в ней Маркус крался по тёмному коридору пышно украшенного особняка, вытирал из-под носа кровавую юшку и яростно шептал:

— …Ежели у меня будет другое тело, мускулистое, большое, сильное, то уж тогда я всем отомщу. Всех побью. Заставлю их жрать землю. Они у меня попляшут…

В четвёртом шаре воспоминание было визуально не очень чётким, да и звук приглушённым. А всё потому, что Маркус наблюдал эту сцену сквозь оконное стекло.

Седовласый старик с покрасневшим от гнева лицом кричал на потупившуюся в страхе довольно привлекательную женщину в одежде прислуги:

— Где этот негодный мальчишка? Где твой сын?! Он украл невероятно важную вещь! И если я её не верну, то… то… — он дёрнул галстук, точно тот душил его, а затем с хрипами выкрикнул: — Случится непоправимое! Герцог Милованский сотрёт меня в порошок, ежели я не окажу ему обещанную услугу!

— Я… я не знаю, где он, — промычала женщина.

Рожу старика перекосило от злости. И он наотмашь ударил прислугу по щеке. Та вскрикнула и упала, ударившись виском об угол камина, выступающего из стены. Потекла кровь, а тело женщины стало сотрясаться в предсмертных конвульсиях.

На этом воспоминание обрывалось. А следующее мне не удалось посмотреть. Сфера с ним лопнула и пропала. Лестница закачалась. И я еле успел схватиться за огрызок ненадежного перила. А затем ещё одно воспоминание пропало с громким хлопком, и ещё одно, и ещё… Из-за этого лестница точно взбесилась. Она раскачивалась всё больше и от неё стали отлетать ступени. Они точно камни падали в чернильно-чёрный мрак. И я с кристальной ясностью понял, что остатки воспоминаний Маркуса рушатся. Похоже, моё появление спровоцировало их коллапс. Так что надо валить отсюда.

Я бросился вверх по лестнице. Перепрыгивал через провалы между ступенями, с ужасом косился на отваливающиеся перила. А в голове стучала перепуганная мысль, вопящая о том, что если мне не удастся выбраться отсюда, то в реальном мире моё тело не выйдет из транса. Мне придётся блуждать во тьме, выискивая путь отсюда. Но, к счастью, сие ужасное будущее миновало меня. Я добрался до выхода из подвала и выскочил в прихожую.

— Фух, повезло, — выдохнул я и рефлекторным движением дрожащей рукой смахнул со лба несуществующий пот.

Закрыл подвал и направился к выходу. Пора в реальный мир. Мне удалось многое узнать и надо поделиться этим с учителем.

Вырваться из собственного сознания оказалось легче, чем попасть в него. Я с первого раза сумел проделать этот трюк. Один миг темноты — и вот мой взгляд проясняется, а в уши проникает частый плеск волн, вой ветра и раскаты грома.

— Чёртова непогода, — пробурчал Люпен, думая, что я ещё в трансе.

— Ваша милость, не выражайтесь, пожалуйста. А то вас будто уголовники растили в катакомбах Велибурга, — ехидно сказал я и принял сидячее положение. За иллюминатором и правда царила «чёртова непогода». Волны бросались на судно, заливая палубу, а темноту разрезали ветвистые молнии, будто бы жалящие океан. Но хорошо хоть стрельба и крики окончательно пропали.

— Как всё прошло? — тревожно поинтересовался химеролог, напрочь проигнорировав мою шпильку.

— Замечательно, — искренне проговорил я, раскачиваясь из стороны в сторону, поскольку корабль плясал на высоких волнах. — Бес не оставил в моём сознании никаких гадостей.

—