Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие Страница 36

Вспыхнувшая Анька рванулась было из-за стола к двери, но ее остановил окрик матери:

— Куда?! А молитву прочесть? А за ужин поблагодарить?

— Было бы за что! Подумаешь — репа с рыбой, — пробурчала Анька, но за стол вернулась.

— Вот, значит, в следующий раз ты сама ее нам и приготовишь. А мы посмотрим, получится ли у тебя так же вкусно.

— Ой, мам, да умею я, сколько раз уже эту репу тушила, и с рыбой, и с мясом, и с грибами…

— Готовить-то ты ее готовила, не спорю, — согласилась с ней мать, — а на сколько человек? Самое большее — горшок, так?

— Ну… да… на семью же, — недоуменно пожала плечами Анька. — А какая разница-то? Репа — она репа и есть.

— Кто еще так думает? — Наставница обвела глазами сидящих за столом девиц. Те заерзали, не понимая, что задумала боярыня на этот раз, а одна из них, Галка, вдруг подалась вперед:

— Говори!

— Еда всегда вкуснее получается, когда ее немного готовишь.

— Верно. А почему?

— Не знаю… Только матушка моя говорит, что в малом горшке каша завсегда вкуснее будет.

— И это верно. А сколько народу Плава кормит? Хоть раз невкусно было? — Девицы замотали головами. — То-то же! Вот и поучитесь у нее, чтобы у вас пища всегда вкусная была — и в малом горшке, и в большом котле.

Стоявшая в дверном проеме Плава слушала этот разговор и откровенно расцветала от удовольствия.

— Благодарствую, Плава, ужин сегодня отменный был, как и всегда, — с улыбкой поблагодарила повариху Анна после молитвы, когда девицы чинно потянулись к двери.

Боярыня и мать старшины Младшей стражи с первых дней признала авторитет старшей поварихи во всем, что касалось продуктов, их заготовки и использования, и без нужды не вмешивалась в кухонные дела, соблюдая должное расстояние. Хоть и числилась Плава вольной, и на кухне царила безоговорочно, но невместно было боярыне ставить себя на одну доску с бывшей холопкой. Правда, холопкой Плава пробыла недолго, всего-то несколько дней, и холопским духом пропитаться не успела, однако же и тонкостей в обращении с женами ратников и обозников тоже не понимала, потому и попадала временами впросак. Вот как сейчас.

— Анна Павловна, да что ж вы такое делаете-то?

— Что такое? — Боярыня строго свела брови.

— Ну как же! Молодую красивую бабу, почитай, девкам твоим ровесницу, во власть немого калеки отдать… Хоть и родич он вам, но нельзя же так!

— Та-ак… — Куда только девалась строгая, но справедливая наставница, которая только что хвалила повариху! Перед Плавой стояла хозяйка крепости, сердитая до крайности. — Запомни: семейные дела Лисовинов тебя не касаются. Твоя забота — кухня, только для этого тебя из холопства выкупили и сюда привезли.

Не ожидавшая такого резкого и совершенно, по ее мнению, незаслуженного выговора Плава вспыхнула, развернулась и скрылась на кухне. Анна слышала, как по дороге она обругала кухонную девку, не успевшую убраться с ее пути, что-то пнула и загремела утварью, бурча себе под нос.

«Обидно? Ничего, переживешь. Тебя ведь не спрашивали, милая, а коли полезла не в свое дело — получай по носу. Зато в другой раз свое место знать будешь. И мне с тобой меньше мороки. Ну и Лисовинов впредь и сама языком трогать не станешь, и других остережешь».

На посиделках в тот вечер отроки с девицами конечно же бурно обсуждали события торгового похода, но когда Анна наконец освободилась, Андрея, к ее огромному облегчению, рядом с ними не было. С самых первых дней заведено было строгое правило, чтобы на таких сборищах обязательно присутствовал кто-то из взрослых. Вот и сейчас среди молодежи сидел Илья, а чуть в сторонке, прислонившись к стене плечом, стоял Алексей. Илья, по своему обыкновению, вещал:

— Подъезжаем мы, значит, к селу… По всему видать, сеча тут произошла жуткая: где-то дом горит, прям посреди улицы тать убитый валяется, Петруха с выпученными глазами куда-то во главе своих отроков бежит. И вижу я, что бежит-то он не просто так. Вот, ей-богу, прям на лбу написано: «Щас убью!» Меня аж дрожь пробрала: а ну как своих не узнает и на нас свои кровожадные желания исполнять станет? Но Бог миловал — до нас не добежали, куда-то за угол свернули. Однако же народ у нас в обозе насторожился — мало ли что? Потихонечку оружие, у кого какое было, вытянули и по сторонам внимательно поглядываем.

Илья сделал паузу и оглядел слушателей — достаточно ли те прониклись напряженностью ситуации.

— И вдруг… — присутствующие замерли, раскрыв рты. — Из-под забора курица ка-ак выскочит! Да прямо под ноги Архиповой кобыле. Кобыла в сторону ка-ак сиганет, Архип из телеги ка-ак выпадет, да ка-ак заорет… Ну чего он орал, отроки догадываются, а девицам про то знать не надобно… А на тот крик из-под того же забора собака ка-ак кинется, да ка-ак начнет Архипа драть. Ну сами понимаете, я такого стерпеть не мог: ухватил дрын да ка-ак хрястну! Точно убил бы животину, да она, зараза, такая шустрая оказалась… В общем, ребятушки, попасть-то я попал, да только по Архипу. Как он, бедолага, жив остался, до сих пор сам понять не могу.

Илья переждал взрыв хохота молодежи и продолжил:

— И тут, как на грех, десятник Лука как раз мимо проезжает. То ли по делу какому, то ли полюбопытствовать, кто это так орет, то ли просто из вредности. И спокойно мне так говорит: «Этого больше не бей — он наш». Вот ведь паскудник — что ж я, своих обозных не знаю, что ли?

Слушатели были так увлечены рассказом Ильи, что не заметили прихода Анны, и ей захотелось постоять в сторонке, не привлекая к себе внимания, и просто посмотреть на веселые молодые лица, послушать смех, разговоры — в конце концов, нельзя же вечно быть только надзирательницей за благонравным поведением молодежи. Да и присутствие Алексея на посиделках ее заинтересовало — обычно он там появлялся редко, общения с отроками ему хватало и без того, а девицы, как сильно подозревала Анна, ничего, кроме раздражения, у него не вызывали. Открыто он этого не показывал, но занятия с ними всегда перепоручал другим наставникам.

Когда стих очередной взрыв хохота, Петька, без сомнения, чувствующий себя героем дня, посчитал своим долгом тоже высказаться:

— Да-а-а, дядька Илья, попасть-то ты попал, да только не туда, куда целился. Вот бы тебе такую меткость, как у вдовы Арины. Это ж надо — поболее чем с сотни шагов охотничьей стрелой да доспешного воина уложить! Ведь прямо в глаз попала!

Анна заметила, как при этих словах Аньку перекосило — словно незрелое яблоко надкусила.

— Не тем восхищаешься, урядник, — неожиданно подал голос Алексей. — Оно, конечно, для бабы попасть в человека за сто с лишним шагов — уже хорошо, но на этом все ее искусство лучницы и кончается. Все остальное — либо суматошность, либо везение.