Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина Страница 36

Выйдя из будки, Фродо раздосадованно стукнул дверцей.

– Пустышка. На Тартаре нет того, что мы ищем.

– Это точно?

– Точнее быть не может. Ты смотрел на шар во время разговора?

– Да.

– И что?

– Нейтральный фон.

– Ну вот. Значит, все верно. Двигаемся дальше. Поедим – и на космодром. Двинемся на Комп. Там, правда, придется покрутиться подольше, у меня там нет таких знакомых. – Фродо вскинул на плечо свою торбу.

– Каких – таких?

– Которые на все мои вопросы могут сразу дать ответы.

– Интересно, откуда у тебя такие знакомые на Тартаре.

Фродо остановился, обнаружив на углу плакат с планом близлежащих кварталов города.

– Вот, гляди: мы правильно идем. Еще пять… нет, шесть кварталов, и будет столовая № 16. Да, именно на Тартаре у меня замечательный знакомый. Он был другом моего отца еще в младших классах школы. Потом отец поступил в медицинскую школу, а его друг улетел в Космопорт и стал учиться в Католическом Институте.

– Он священник?

– Он монах, секретарь архиепископа Тартарианского. Отец Джирол. Он – один из крупнейших в мире специалистов по Хозяину, но, к сожалению, не практик. Он – теоретик. Его книга «Последний из бессмертных» – классический труд, без которого в изучении Хозяина никуда не продвинуться.

– Хотел бы я ее почитать.

– Она не существует на бумаге, и в электронном виде ее нельзя читать глазами. Она распространяется только среди посвященных, и только в виде биотекста.

– Два вопроса. Нет, три. Первый. Ты не считаешь меня посвященным?

– Считаю, конечно.

– Второй. Что такое биотекст?

– Текст, который нельзя читать глазами, только через рид-сенсоры, напрямую на биотоки мозга.

– Понятно. Третий вопрос. Не считаешь ли ты, что пора сказать мне, что же именно совершил Хозяин и что мы ищем?

Фродо буднично кивнул.

– Конечно, пора. Пообедаем, сядем на корабль до Компа, и я дам тебе прочесть книгу. Она есть у меня в блокноте. А потом я тебе все подробно расскажу.

Столовая № 16 нисколько не удивила меня – я таких столовых в своей жизни видал десятки. Зато она ужасно удивила и возмутила Фродо. Началось с того, что нам отказались продать еду за деньги и требовали каких-то государственных талонов на питание. В результате обед мы получили, но только в обмен на двадцать марок, на которые мы могли бы посидеть вечерок в лучшем ресторане Космопорта. Комплексный обед – здесь это тоже так называлось – состоял из миски жидкого горохового супа и тарелки чего-то, отдаленно напоминающего пережаренный бигос, то есть мелко порезанных сосисок, перемешанных с капустой, плюс очень сухая булочка и стакан вполне приличного кефира или жидкого йогурта. Я съел все. Не могу сказать, что с удовольствием, но жизнь приучила меня не жаловаться. Фродо же попробовал суп и отставил, с трудом заставил себя съесть бигос, а кефир с булочкой даже и трогать не стал. Кончилось тем, что его кефир допил я.

Потом мы очень долго ждали автобуса на космодром. По расписанию до окончания движения должно было пройти еще два рейса, но мы с трудом, потеряв всякую надежду, дождались только одного автобуса, который пришел через десять минут после указанного в расписании окончания движения: было воскресенье, и особо точного соблюдения расписания от местного общественного транспорта ожидать не приходилось. Этот автобус был поновее того, на котором мы ехали в город, и скафандр в нем надевать не требовалось. Зато в ожидании его Фродо успел изойти желчью по поводу плакатов и транспарантов, которыми были увешаны тоннели вокруг автобусной станции. Мы уже давно ехали на космодром, а Таук все еще возмущенно бормотал:

– Выполним и перевыполним губернский план! Доблестным трудом крепи благосостояние любимой родины! Родному Тартару и любимому Пантократору – пламенный привет трудящихся Горного управления № 242!

Я же, как и в случае со столовой № 16, ничего странного в этих плакатах не видел, поэтому возмущение Фродо вызывало у меня только здоровый смех.

Тесные залы космодрома, которые днем мы видели забитыми разномастными встречающими, провожающими, пассажирами и прочим людом, поздним вечером (была половина одиннадцатого) оказались почти совершенно пусты – только в зоне прилета бродили несколько встречающих, которые поджидали поздний рейс с Телема. По мере того, как мы, двигаясь по очень широкому кругу со взлетно-посадочной зоной в центре, проходили зал за залом, не встречая никого, кроме редких таможенников или полицейских – зал прилета, зал прилета VIP, зал оформления ввозимых грузов, зал оформления вывозимых грузов, зал представительств транспортных компаний – у меня все отчетливее зрело ощущение, что улететь отсюда сегодня будет не так-то легко.

Зал регистрации был пуст. Все стойки корабельных линий были закрыты. Под потолком, колеблемый легким ветерком из вентиляционных систем, покачивался огромный плакат, гласивший:

Тартар – общеизвестная кузница Галактики!

Мы переглянулись и двинулись в следующий зал, последний, судя по плану космодрома: зал предварительной и оперативной продажи билетов.

Зал был узкий, но длинный: в поле зрения было не меньше тридцати билетных стоек, но все они были пусты и темны, и только в самом конце их ряда горел свет и виднелась чья-то фигура за стеклом. Под потолком колыхался транспарант:

Труженики Тартара мускулистой рукой куют процветание Империи!

– Одной, но мускулистой, – пробормотал Фродо, с ненавистью глядя на транспарант.

Мы приблизились к последней кассе. На стекле значилось: ДЕЖУРНАЯ КАССА. ВСЕ НАПРАВЛЕНИЯ.

За стеклом, выжидающе глядя на нас, сидел массивный пожилой африканец в форменном комбинезоне наземных служб Имперского Звездного Флота. На запястьях его красовались огромные, явно неуставные браслеты из сверкающего дутого золотистого металла. Мы оторвали его от чтения, и он выразительно закрывал и раскрывал перед собой книжку в яркой бумажной обложке.

– Здравствуйте. Нам нужно два билета до Компа, – обратился к нему Фродо.

– Здравствуйте, – медлительно ответил дежурный. – На послезавтра могу предложить.

– На КОГДА? – удивился Фродо.

– На послезавтра, – кивнул толстяк. – Завтра рейсов на Комп нет.

– А сегодня?

– Сегодня тем более. Воскресенье же. – Дежурный помедлил. – Правда, есть чартер в час пятнадцать ночи. Но он грузовой. Иногда он берет пассажиров, правда. У него есть четыре пассажирских места.

– Так дайте нам два билета на этот чартер. Сколько это стоит?

Африканец медленно покачал головой.

– Мы на этот рейс не продаем билеты. Вам надо обращаться прямо к экипажу.

– А как же мы пройдем в посадочную зону без билетов?

– А вам и не надо в посадочную зону. Он стоит на грузовом терминале. Вы пройдите в зал оформления вывозимых грузов, позвоните там дежурному. Там сейчас дежурит сержант Магаран. Скажете ему, что вам нужно поговорить с командиром ракеты, которая уходит на Комп. Он проверит ваши документы и пропустит. Ну, а там уж – как договоритесь с командиром.

– А если не договоримся – есть на космодроме гостиница, чтобы переночевать?

Африканец усмехнулся, восхищаясь нашей наивностью.

– Нет, здесь нет гостиницы. Да вы в зале ожидания на втором этаже замечательно поспите. Там и камера хранения есть, правда, она уже не работает – поздно.

Фродо хотел было что-то сказать, потом с заметным усилием овладел своими эмоциями и махнул рукой.

– Хорошо, спасибо вам.

Толстяк кивнул и уткнулся в книжку.

Фродо, возмущенно задрав подбородок, зашагал туда, откуда мы пришли.

– Не сердись так, – сказал я ему, – что ж ты так близко к сердцу все это принимаешь?

Фродо вздохнул.

– Очень непривычно. Главное, что ведь это же Империя. Я понимаю, когда такие порядочки царят на какой-нибудь нищей периферийной планете. Но в самом сердце Империи, на одной из самых богатых сырьевых планет… Да, я понимаю, что я очень избалован, – заключил он неожиданно. – Прости меня. Мне следует быть терпимее.

Я усмехнулся, но говорить ничего не стал. Фродо был в своем репертуаре.

5. Встреча одноклассников

Честно сказать, когда мы воочию увидели фигуру командира ракеты, пробрало даже меня, а уж что до того, какие эмоции испытывал строгий и придирчивый Фродо, то я боялся себе это даже представить.

Командир стоял непосредственно у разверстого грузового шлюза своего корабля, терпеливо наблюдая за тем, как единственный робот-погрузчик, скрипя и треща своими гидравлическими сочленениями, медленно поднимает над собой и запихивает в чрево ракеты черные контейнеры, маркированные желтыми цифрами и буквами. Командир надежно подпирал стену шлюза плечом, изящно заложив одну ногу за другую, хотя изящество его позы то и дело нарушалось тем фактом, что ему непременно надо было подтягивать согнутую ногу на место, потому что она уползала, а опорная нога от этого подгибалась. Командир был до невозможности пьян. На голове его красовалась довольно засаленная парадная флотская фуражка, надвинутая на лоб настолько низко, что глаз командира при всем желании нельзя было рассмотреть – учитывая еще, что командир обладал длинной рыжей шевелюрой, которая многочисленными густыми прядями торчала из-под фуражки во все стороны, как листва кокосовой пальмы. Руки командира были глубоко засунуты в карманы рабочего подскафандрового комбинезона, поверх которого на командире красовался расстегнутый темно-синий китель парадной флотской формы – но слегка ободранный и без знаков различия. Китель был слишком длинен, и командир, вместо того, чтобы развести его полы в стороны, просто задрал их, так что они топорщились из-под засунутых в карманы рук. По мере нашего приближения командир все выше и выше задирал лохматую голову, чтобы иметь возможность разглядывать нас из-под низко надвинутого на самый нос козырька. Сказать что бы то ни было о возрасте или происхождении командира было весьма затруднительно – ну, за исключением того, что он принадлежал к европеоидной расе: подбородок и скулы его покрывала густая рыжая щетина, надежно скрывавшая возрастные признаки. Ну, правда, можно было еще сказать, что он обладает крупным, острым, угловатым, так называемым «волевым» подбородком и весьма крупным носом.